— Угадай, какая? — хитро прищурившись, спрашивает 83-летний Олег Васильевич. На лацкане пиджака приколоты две ценные награды с гравировкой — “Чемпион СССР”. Один кругляш блестит, словно лед после заливки, другой — более тусклый, на который я и показываю пальцем...
Вообще-то этот год для нашего хоккея — юбилейный. 26 января 1947 года, то есть пятьдесят пять лет назад, завершился первый чемпионат Советского Союза по хоккею с шайбой. Канадскому, как его называли в послевоенные годы.
— Буржуазная игра, говоришь?.. — парирует Олег Васильевич. — Мы не знали таких определений. Просто играли в московском “Динамо”. И, кстати, в 46-м выиграли и чемпионат, и Кубок Советского Союза по русскому хоккею... А о хоккее с шайбой в то время знали и слышали немногие. Разве что в Институте физкультуры, где эта игра культивировалась. Да еще в Прибалтике. Например, латыши в него играли еще до Великой Отечественной. Но для большинства это был диковинный вид спорта...
— В Ярославль я отправился проездом через Москву. А я знал, что в столице живет мой двоюродный брат — Всеволод Блинков. Поехал я на стадион “Динамо”. Там как раз и встретил тренирующегося Лодика. Рассказал ему, что еду учиться в танковую школу. А он возьми и скажи тренеру Михаилу Иосифовичу Якушину: “Вот этот рыжий не хуже меня играл...” Мы ведь в Новосибирске до войны были чемпионами города по футболу и русскому хоккею. Единственное, что ответил Якушин: “Посмотрим...” И я уехал в танковую школу.
После того как Олег Толмачев выучился управлять танком, приходит приказ: отослать бойца на Дальний Восток. Но буквально за несколько часов до отъезда его вызывают в штаб: “Рядовой Толмачев, вас переводят из танковых войск во внутренние войска — в НКВД...”
— На следующий же день я оказался в Москве. Приехал на “Динамо”. Михаил Якушин распорядился, чтобы мне выдали коньки, штаны, рубаху и перчатки. И — на первую тренировку. Если честно, я одуревал. Какая тренировка? Какая Москва?! Когда мы жили в Сибири, мы и не знали, что такое столица, “Динамо”. Думали в какую-нибудь малюсенькую щелочку посмотреть на Красную площадь... И тогда я решил: надо показать все что умею...
— Тренировались на малом поле, где обычно играли в русский хоккей. Нам принесли специальные клюшки, странные резиновые диски — шайбы то есть. Коньки нам делала динамовская фабрика. Если шайба попадала в лезвие конька, то оно гнулось. Сами и выправляли, затем точили. А клюшки в Риге брали... Потихонечку освоились и начали с Институтом физкультуры, со “Спартаком” товарищеские матчи проводить. У них тогда всем заправлял Александр Игумнов. А играли, например, Зденек Зигмунд, Юрка Тарасов — родной брат Анатолия Тарасова, Толя Сеглин...
Вообще лучшей тройкой тогда считалась бобровская: сам Сева, Евгений Бабич и Виктор Шувалов. А самыми классными хоккеистами были, конечно же, Бобер и наш Василий Трофимов, по прозвищу Чепец. В “Динамо” он пришел из Болшевской коммуны — как раз в какой-то кепке, поэтому его так и прозвали. Вид у него был жуликоватый. Замкнутый он был, ни с кем особо не разговаривал. Из той же коммуны в “Динамо” взяли Николая Медведева — хулиганистого парня. Забивал, кстати, много.
Первым капитаном у нас был Николай Поставнин. Кстати, его сам Чернышев предложил, а мы проголосовали. Коля умел общаться с людьми. Всегда вежливо здоровался. Никого не обижал, ни с кем не ругался. Очень интеллигентный человек.
С двоюродным братом, Севой Блинковым, мы были из Новосибирска. Когда там жили, Лодик подрабатывал тем, что по утрам на центральной улице ботинки чистил. Я был хулиганистей его. Ездил в битком набитых трамваях — надо ведь было маленько пошарить, чтобы было на что в бильярд сыграть...
А вот Аркадий Иванович Чернышев был, так сказать, играющим тренером. Он, к слову, и забросил первую динамовскую шайбу в чемпионатах СССР. В Архангельске с “Водником” играли. В страшный мороз — минус 35. Половина хоккеистов пообморозились. А от всех болезней у нашего доктора имелось одно лекарство — зеленка. Все ушибы, которых было достаточно — на лед все-таки выходили без щитков, нагрудников, — ею и лечились.
Поначалу играли, что греха таить, как попало: не знали ни техники, ни тактики, не умели ни бросать, ни шайбой владеть. Лучше всех рижане и таллинцы управлялись с шайбой. Мы смотрели на них и многому учились. Правда, бегали мы резвее, чем они.
...Однако в первом хоккейном чемпионате призовые места достались только московским командам. Решающим матчем первенства оказался самый последний. Перед заключительной игрой “Спартак” и ЦДКА опережали “Динамо” на два очка. Только победа над армейцами выводила бело-голубых на первое место.
— У ЦДКА мы выиграли 2:1. Первый гол у нас забил Сева Блинков, а вот второй — золотой, как сказали бы сейчас, — наш капитан, Коля Поставнин. Спартаковцы, армейцы и мы очков набрали поровну. Все решила разница шайб. В первом круге мы проиграли 0:1 “Спартаку” и 2:3 ЦДКА. А чемпионами мы стали благодаря крупной победе над “Спартаком” — 6:1...
И вот вместе с Борей нас приглашает Василий Сталин. Большой любитель хоккея. Василию Иосифовичу нравилось во время игры возле бортика стоять. Нас, кстати, ничуть не волновало, чей он сын. Я знал о нем, что он мужественный человек. И еще — что для спортсменов он делал многое. Он дружил с Всеволодом Бобровым.
Сталин мной заинтересовался в 49-м. А в “Динамо” мне только-только выделили комнату, единственному из хоккеистов дали должность “младшего разведчика”...
— Может, перейдешь ко мне в команду? — предложил Василий Иосифович, когда я приехал в его резиденцию. Скромненькую, кстати: стол да два стула в кабинете...
Я-то подумал и остался в “Динамо”. А Бочарников, наоборот, ушел. Прибегают ко мне наши начальники и начинают орать: “Мы тебя из армии взяли, жилье дали, аттестовали!” — “Успокойтесь, никуда я не ухожу...” — ответил я. Считал, что не имею права так поступить.
— Олег Васильевич, а Лаврентий Берия интересовался хоккеем?
— Болтовня... К нам Лаврентий Павлович не приходил. Зато перед играми частенько в раздевалку поразговаривать с нами захаживали большие милицейские начальники. Абакумов, например. Семен Мильштейн, курировавший динамовский спорт. А на русский хоккей приходили посмотреть и Клим Ворошилов, и Семен Буденный...
Играли ВВС и “Спартак”. Бобров рвется к воротам, а спартач его сзади цепляет клюшкой за яйца и не дает убежать. Тут Сева не выдерживает, разворачивается и со всего размаху бьет спартаковского защитника клюшкой! Шести зубов у бедняги как не бывало...
Есть одна бабушка Маня, болельщица ЦСКА, — может, видел ее?.. Так она всякий раз, когда “Динамо” играет с ЦСКА, подойдет ко мне и говорит: “Толмач, не бей Бобра!”
— Выходит, и вы Боброва били?
— Всеволода Ивановича я держал. По морде никогда не бил, но иногда применял какие-то недозволенные приемы. Я же защитник...
Зимой, чтобы не сидеть без дела, многие футболисты играли в хоккей. Так же сделал и Лева. Два чемпионата он за нас сыграл. Причем очень хорошо.
Но в 53-м в футбольное “Динамо” главным тренером возвращается Михаил Якушин. И забирает у нас Яшина. А так Лев Иванович в 54-м выиграл бы и хоккейный чемпионат...
Завершилась карьера — куда деваться? Меня назначили помощником Чернышева. Аркадий Иванович, кстати, помог поступить в Институт физкультуры. Учиться заставлял. Благодарен я ему за это. Ведь у меня образование было только бильярдное да шахматное...
Откровенно говоря, я выпивал. Впрочем, из нашей команды — не я один. Мы ведь войну прошли, здоровье у нас было железное. К тому же знали: когда и сколько. Раз в неделю играли на свежем воздухе. Поэтому успевали восстанавливаться... Но вдруг почувствовал, что вытуривают меня из “Динамо”.
И тут, как назло, набедокурили мои хоккеисты из второй команды. Прихожу в общежитие, а мне вахтерша говорит: “Олег Васильевич, твои-то совсем распустились — всю ночь безобразничали!”
Прихожу к ребятам, спрашиваю их: зачем они пожилую женщину напугали? Они мне в ответ: Олег Васильевич, а мы решили с вас пример брать. Нам говорили, что вы пили, курили и прочей ерундой занимались...
Только я услышал характеристику молодых хоккеистов, думаю — все, кончилась моя тренерская карьера. Тут-то я и “забурил”. Бура — игра такая карточная, знаешь, наверное. Написал матери в Новосибирск: выручай...
Приехала мама. И оказалось, что какая-то ее родственница — жена Косыгина. Она — к ней: мол, сын пропадает, на работу б какую его пристроить... Пришли мы к Косыгину. Тот спрашивает меня: “Что умеешь?” — “В футбол играю, — отвечаю, — в хоккей. И еще стрелять с двух рук на фронте научился...”
На следующий день за мной приезжает черная “Волга”. И отвозит в МИД. Сперва не хотели меня брать: возраст — уже сорок, а набирали только до тридцати пяти. Мы с матерью снова едем к Косыгину, рассказываем. Он обещает разобраться... Снова приезжаю в министерство, и там мне объявляют: иди в отдел дипкурьеров.
Там я и проработал восемнадцать лет. Без единой ошибки. Правда, всякий раз, уезжая за границу, которую я объехал вдоль и поперек, я прощался со всеми. Ведь кто такой дипкурьер? Впереди — два охранника, сзади — тоже двое и с боков — бог знает сколько.
Куда и какую дипломатическую почту возил — это я на каком-нибудь кладбище расскажу. Иногда мне начальник говорил, чтобы я послу все на словах передавал. По лезвию бритвы все-таки ходил. Думал, либо убьют, либо отравят.
Ведь одно время о динамовских ветеранах будто забыли. А Сережа спрашивает чуть ли не первым делом: “А как у вас с ветеранами?” Да никак не было. Например, наш Солдатенков подметал двор возле Центрального совета “Динамо”. К другим приезжаешь — у них и хлеба не было...
Меня тоже Сидоровский на ноги поставил. Помог с больницей: у меня ведь мерцательная аритмия. Давление 260 на 130. В общем, до него никто ветеранами не интересовался. Сейчас зато — другое дело. Памятники на могилах, считай, всем поставили. Трофимову, Кузину, Чернышеву, Коле Поставнину совсем недавно...
К слову, в третий раз чемпионами СССР хоккеисты “Динамо” стали через 36 лет — в 90-м...