Виктор Доценко — автор самого популярного в России боевика о приключениях Бешеного. Его романами, тираж которых перевалил за шестнадцать миллионов экземпляров, зачитывается вся страна. Его фильмы “По прозвищу Зверь” и “Тринадцатого” — уничтожить!” стали первыми российскими экшнами. А его герой Савелий Говорков заменил нам непобедимого Рембо, обольстительного Джеймса Бонда и былинного Илью Муромца, вместе взятых.
Но мало кто знает, что судьба “отца Бешеного” сама смахивает на убойный боевик. Как положено настоящему супермену, в жизни писателя было все: тюрьмы, Афган, “бандитская” пуля, постели красивых женщин. А недавно Виктору Доценко присвоили титул князя.
— Виктор Николаевич, у вас такая насыщенная биография. Зачем вам еще понадобился дворянский статус? Сдавали кровь на анализы и увидели, что она — голубая?
— Я всегда знал, что она голубая. Во время войны моя мама была разведчицей, и командование направило ее с секретным заданием в Ригу. Для легализации своего пребывания она устроилась горничной в богатый дом. Сын хозяйки из древнейшего баронского рода влюбился в нее с первого взгляда, и они обвенчались. Вскоре советские войска вошли в Латвию, и он бежал в Америку, оставив беременную жену на попечение своей матери. Он сразу же позвал маму к себе. Но лететь в ее положении было опасно: комфортабельных лайнеров тогда не было. А в сорок восьмом году Сталин опустил “железный занавес”. Я с матерью уехал к родственникам в Омск, где она вскоре вышла замуж, и у меня появился отчим, которого я всегда называл своим отцом. Но я считаю, что свои корни нельзя забывать. Тем более что моя прибалтийская бабушка была одной из составительниц формулы знаменитого рижского бальзама. К сожалению, я по молодости не придавал значения этому факту. Мог бы давно стать миллионером.
— Но популярный писатель наверняка не бедствует. Весточек из Америки никогда не получали?
— Когда я заканчивал первый курс Бауманки, ко мне в общежитие принесли запечатанный пакет явно не советского производства. Там оказалось два машинописных листа, а между ними пять стодолларовых банкнот. Внутри все похолодело. Времена “оттепели”, конец 50-х: надо ли напоминать, что в те времена появилось много фарцовщиков, и за такие дела хорошо наказывали. Это было письмо от отца. Он писал, что в Америке у него собственная фирма по производству парфюмерии, и звал к себе в Лос-Анджелес. Но ранним утром следующего дня ко мне пришел мужчина в штатском и проводил меня на Лубянку. Там мне продиктовали ответ отцу: я писал, что прекрасно обходился до сих пор без него, что государство заботится обо мне и что в его подачках не нуждаюсь. Потом меня отчислили из института, вернее, попросили написать “по собственному желанию”. К счастью, выяснилось, что кроме Бауманки есть немало хороших вузов. Так получилось, что я учился и в Высшей экономической школе в Болгарии, и в Пищевом институте, и в МГУ, а закончил экономический факультет ВГИКа.
— После близкого знакомства с органами вас наверняка “доставали”: не выпускали за границу, контролировали общение?
— С поездками за границу у меня проблем никогда не было. Я всегда отличался своими спортивными достижениями — был чемпионом Москвы по десятиборью. Поэтому часто выезжал с командой за рубеж. Но первая поездка в другую реальность случилась из-за женщины. В 65-м году я познакомился со студенткой из Восточной Германии. У нас очень быстро завязались близкие отношения, и она пригласила меня к себе на два летних месяца. Конечно, впечатления от этой поездки трудно передать словами.
— Что же так поразило простого омского мальчишку в Берлине?
— Нравы.
— В первый раз увидели жесткую немецкую порнуху?
— Какая в те времена порнуха? Меня удивили отношения с моей девушкой. Когда Хильтрауд посещали “нелетные” дни, она без стеснения отводила меня к своей подруге. Была и еще одна любопытная история, связанная с другой симпатичной девушкой по имени Роз-Мари. Как-то она попросила покатать ее на лодке. У берега озера были заросли камыша: она разогнала лодку, и мы глубоко въехали в эти заросли. Потом она села рядом и стала откровенно клеиться ко мне. В результате, когда было уже поздно, оказалось, что, во-первых, она была девственницей, во-вторых, ей всего 14 лет. Я подумал, что крепко влип. Но когда ее родители пригласили меня на ужин и начали благодарить, что я лишил их дочь невинности, я был просто в шоке. Оказалось, что до сих пор она была никому не нужна и очень переживала по этому поводу. Я же оказался единственным, кто на нее польстился.
— Очень откровенная история. Похоже, романтика — не по вашей части?
— Одно другому не мешает. Моя гиперсексуальность подарила мне в жизни много радости и много печали. Было все: пять жен, уйма любовниц. Просто секс, уважение, любовь, отчаяние... Сколько лет я прятался от случившегося со мной в первые годы жизни в Москве! Когда я учился в МГУ, ко мне пришла настоящая любовь. Такая, когда первый поцелуй после полугода ежедневных встреч, и ты прислоняешься к дереву, чтобы не упасть. Был уже назначен день свадьбы. Но за неделю до нее моя невеста улетела на Домбай кататься на горных лыжах, и за три дня до свадьбы пришло страшное известие: она погибла.
— Почему вы расставались со своими женами?
— С первой женой Леной мы расстались еще студентами из-за ситуации, как в избитом анекдоте: “Неожиданно из командировки возвращается муж...” Я приехал из Польши, куда я уезжал на отборочные соревнования перед Универсиадой. А она, накачанная вином, целуется с каким-то красавцем. Вторая была болгаркой, и звали ее Павлина. Я даже перевелся учиться в Софию, но нас развела ее мать. Я жил на площади невесты, да еще вдобавок не мог обеспечивать семью. Это тещу жутко раздражало. На третьей, Татьяне, я женился, наверное, как честный пацан, потому что она забеременела. Но и здесь не заладилось с тещей. Она считала, что я занимаюсь ерундой: в то время я подрабатывал журналистом в разных изданиях и получал совсем немного. На четвертой, Анне, я женился из-за уважения и признательности. Она была единственным человеком, кто поддержал меня, когда я только вышел из тюрьмы. Но любви не было. Последней каплей стало то, что у нее не сложились отношения уже с моей матерью.
— Судя по всему, последний брак получился удачным, потому что ваша жена — сирота?
— Да, это было важное обстоятельство, но все-таки главное — это любовь! Хотя есть женщина, которую Наташа считает своей мамой, и она была категорически против нашего брака: во-первых, из-за того, что у нас разница в возрасте — 31 год. Чего она только не говорила Наталке: и что я старик, и что “поматросит и бросит”, и даже бросалась на меня с кулаками. Но мы полюбили и не могли друг без друга.
— От любви обычно случаются дети. Видимо, ваши раскиданы по всему миру?
— Да, это точно. Но мало того: у меня все дети “погодки” — рождались через каждые десять лет. И в их рождении есть некая мистификация. Петер от немки родился 20 апреля, в день рождения Гитлера, Владимир от Татьяны — 22 апреля, в день рождения Ленина. Третий сын, Сережа, наш ребенок с Анной, — 16 декабря, а маленькая Юленька — 13 декабря. У них разница в несколько дней, как между Лениным и Гитлером. Жалко только, что не со всеми своими детьми я общаюсь. Петера никогда не видел. Володю против меня настроила теща, поэтому мы не общаемся. А вот Сережа обожает нашу с Наташкой Юленьку. Мы перезваниваемся, встречаемся. Есть, правда, и еще одна дочь — Ярославна. С ее матерью у нас был мимолетный роман, и она просто захотела иметь от меня ребенка. Я знаю, что этот ребенок родился, но где живет, не имею понятия.
— В таких случаях обычно говорят: “Санта-Барбара отдыхает...” Почему вы пишете боевики, а не любовные романы?
— У меня в книгах есть и любовь, и секс. Поэтому меня читают не только мужики, но и женщины. А литературные критики даже считают, что я создал свой эротический язык. Без натуралистичных подробностей, но с настроением.
— Кстати, о настроении. После книг о Бешеном настроение одно: бороться за себя во что бы то ни стало. Это ваша собственная жизненная позиция?
— Безусловно. Жизнь не баловала меня излишней шириной белых полос. Знаете, это как в сопромате: любой материал имеет свою экстремальную точку сопротивляемости, переходя которую материал разрушается. И чем выше экстремальная точка, тем больше сопротивляемость. Я недаром привел это сравнение: оно точно подходит и для человека. Чем сильнее человек, чем сильнее его дух и воля, тем труднее его согнуть и подчинить. Жизнь в полоску — удел каждого человека, и по большому счету это очень неплохо для закалки воли. Главное — уметь за себя постоять.
— У вашего героя чрезмерно обостренное чувство справедливости. Если вы так похожи с Савелием Говорковым, то в жизни не раз должны были страдать от своей бескомпромиссности.
— И я страдал, и страдали другие. Одну историю я не прощу себе никогда. Как-то у нас дома была пьянка: отец с друзьями соображали на троих. Когда водка закончилась, ее решено было найти любыми путями. Отец уже не стоял на ногах, собутыльники подхватили его за руки, и так они добрались до соседнего двора. Прислонили отца к стенке, а сами вскрыли гараж и вернулись с добычей к нам. Часть вещей спрятали в подвале, а часть продали и купили водки. И вот я, вернувшись поздно домой, полез в подвал за картошкой и увидел ружье. А я в то время состоял в оперативном комсомольском отряде и знал о том, что в городе произошла кража и что пропало и охотничье ружье с таким-то номером. Я требовал, чтобы отец пошел в милицию и во всем признался. Но он отказался и выгнал меня из дому. Тогда я сам пошел в милицию и все рассказал. Всем дали по три года. Несмотря на то что отец давно меня простил, я до сих пор испытываю жгучий стыд за тот свой поступок. Я никогда не прощу себе, что предал невиновного и близкого человека. Особенно остро я осознал свою вину, когда сам невинно сел в тюрьму.
— В чем же была ваша не вина?
— Я начал писать. Все началось, когда я после окончания ВГИКа стажировался на “Ленфильме”. Тогда я написал небольшую киноповесть с весьма многозначительным названием: “День, прожитый завтра”. В этой повести я фантазировал на тему развала в нашей стране Коммунистической партии и прихода к власти военной хунты. Тогда-то первый раз мою съемную квартиру обыскали. Бесцеремонно разворотили все, пристегнув меня наручниками к батарее, и забрали все мои заметки, рукописи, дневники. После стажировки я уехал в Москву: работал на телевидении. В День Победы с друзьями мы отправились на Калининский проспект и решили перекусить в кафе. Душевно сидели, пели песни. И вдруг за соседним столиком, где гуляли четверо парней, раздался отборнейший мат, причем направленный в нашу сторону. А потом они полезли в драку. Все закончилось тем, что меня отвезли в больницу. А через пару недель ко мне заявляются трое сотрудников милиции и предъявляют обвинение по статье “хулиганство”, после чего арестовывают, и я получаю свои первые два года лишения свободы в колонии общего режима. Вообще, о своих тюрьмах я хочу написать отдельную книжку, назову ее “Тюрьмы отца Бешеного”.
— Значит, опыта по этой части больше чем достаточно?
— На мой век хватит. После первой отсидки я работал журналистом, писал сценарии. Наступил восемьдесят третий год. У меня вроде бы складывалось все удачно — появились реальные надежды обнародовать творчество. Я написал свой первый роман, по которому потом и был снят фильм “По прозвищу Зверь”. И вот как-то с утра в дверь позвонили. На пороге стояла молодая, лет тридцати, миловидная женщина, которая попросила разрешения позвонить, так как соседей, к которым она пришла, нет дома. Не думая, что за этим визитом скрывается нечто опасное для меня, я согласился. Потом мне предъявили обвинение в изнасиловании. Чего угодно я ожидал от органов, но только не такого. Обвинить в изнасиловании человека, у которого, просто по определению, не было проблем с вниманием к нему дам?! Такова ирония судьбы, но отсидел я пять лет.
— Власти не простили, что ваш супермен, мягко говоря, далек от идеала: побывал в зоне, да еще к тому же и афганец. Чем для вас лично стал Афганистан?
— Смертью многих друзей и шоком от того, когда я узнал, что там происходит на самом деле. Получив известие о гибели ребят, я попросил своего тестя представить меня крупному военачальнику. Не раскрывая истиной причины просьбы, сказал, что собираю материал для сценария. Так я оказался в Термезе и, когда хотел попрощаться со своими друзьями, узнал, что их нет в гробах, что там находится контрабанда. Истина так шокировала меня, что я долгое время ходил, словно в воду опущенный. От бессилия хотелось выть. Неожиданно пришло решение: я должен что-нибудь сделать в память о них. И я решил написать книгу. Вскоре мне удалось договориться о поездке в Афганистан в качестве независимого журналиста.
— Долго пришлось “изучать фактуру”?
— Так получилось, что недолго. Рано утром на двадцать третий день моего пребывания в Афгане я забрался в боевой вертолет. Мы благополучно взлетели и примерно через час оказались в горах Кандагара, но попали под обстрел. Не помню, как сели. Помню только — пилот неподвижно лежит у подбитого вертолета рядом с мертвым бортинженером. А меня, раненного в живот, отвозят в военный госпиталь. Этих двадцати трех дней мне хватит на всю оставшуюся жизнь. До сих пор мне снятся кошмарные сны. Возможно, эти впечатления заставляют меня писать. Словно я в долгу перед тысячами захороненных в чужой земле, чьи могилы так и остались безымянными.
— Сначала появился фильм “По прозвищу Зверь”, и мы стали ассоциировать Бешеного с Дмитрием Певцовым. Насколько точно его попадание в героя?
— Я согласился с кандидатурой Дмитрия Певцова, потому что срочно были нужны деньги. А чем быстрее бы утвердили актера, тем быстрее бы мне выплатили гонорары. Тем более что в этом проекте я выступал только в качестве сценариста, поэтому легко уступил режиссеру Александру Муратову. Дмитрий — талантливый актер. Просто в роли Савелия Говоркова я видел парня чисто русской внешности. А вот в продолжении “Зверя”, картине “Тридцатого” — уничтожить!”, где я сам выступил режиссером, с актером на главную роль мне очень повезло. Игорь Ливанов — полное попадание в героя. Наверное, поэтому картина стала лучшим фильмом 1992 года. После нее меня буквально атаковали зрительские письма: все хотели продолжения. А до того у меня не было ни одной мысли, что приключения Бешеного выльются в многосерийный книжный сериал.
— Почему же в таком случае остальные 14 романов до сих пор не экранизированы?
— Все просто: не было денег. Только совсем недавно забрезжил свет в оконце. Сейчас ведутся переговоры с мэрией по поводу финансовой поддержки съемок продолжения “Бешеного”.
— Виктор Николаевич, вам не кажется, что событий в вашей жизни слишком много на одного человека? Это судьба или природное любопытство?
— Скорее всего это в силу моего характера. Хотя в моей жизни была не одна судьбоносная встреча. Например, когда я жил в Болгарии, то встретился со знаменитой Вангой. Она предсказала мне все. И что меня ожидает масса испытаний, которых хватило бы на три жизни, и что буду по несправедливым наветам лишен свободы, и что оставлю после себя много детей, и что стану известным. И что доживу до лучшей доли страны.
— Похоже на сказку со счастливым концом. Неужели вы, человек, прошедший тюрьмы, Афган, верите в мистику?
— Я всегда верил в лучшее и до сих пор остался, как ребенок, — немного наивным и доверчивым. Верю в любовь, считаю ее самой большой ценностью. Когда она исчезает, ради чего жить, работать? Это сила, которая движет мною.
