— Про 72-й год рассказать? — переспрашивает знаменитый хоккеист, двукратный олимпийский чемпион, форвард “Спартака” и сборной СССР Александр Якушев. — Да я уже ничего не помню, — шутит Александр Сергеевич, — тридцать лет, считай, прошло. И к тому же самое интересное знают те, кто был за кулисами. Мы же, хоккеисты, в это время играли на сцене!..
30 лет назад на льду, высекая искры, столкнулись две суперкоманды: сборная НХЛ, составленная из крутейших профессионалов, о которых в те времена у нас разве что слышали, и лучшая сборная любительского мира из Советского Союза. Более грандиозного события в хоккейной истории, чем восемь встреч СССР — НХЛ, названных тогда Суперсерией, пожалуй, не было ни до, ни после.
Ажиотаж вокруг Суперсерии был такой, что ни чемпионат мира, ни даже Олимпийские игры не могли с ней сравниться. Еще до первого матча в Монреале интерес был огромный. А после той игры, которую советские хоккеисты неожиданно, для канадцев и для себя, выиграли — 7:3, он подскочил в несколько раз!
2 сентября тому историческому матчу исполняется 30 лет. Одним из главных исполнителей в нашей команде был тогда как раз Якушев. Это его после тех баталий назвали “Як-15”. Советский форвард забросил в Суперсерии семь шайб — лучший показатель в сборной СССР (столько же у знаменитых канадцев Фила Эспозито и Пола Хендерсона). Четырежды — опять-таки больше всех! — Якушева признавали лучшим хоккеистом матча в составе серпасто-молоткастой сборной. На память об этом — четыре перстня, один из которых блестит на безымянном пальце левой руки Александра Сергеевича, который зашел в редакцию “МК” вспомнить о том, что же все-таки было за кулисами ледового театра...
— Уже не раз говорили о том, что после той серии изменился мировой хоккей, — начал Якушев. — Канадцы переняли от нас комбинационную игру. Ведь они-то были сильны в ином — в силовой борьбе, в заряженности, в самоотдаче до последней секунды, в желании бросить по воротам с любой позиции... Мы, в свою очередь, поняли, что надо чаще бросать в створ ворот. Попытались перенять жесткую игру, но получилось это не очень: жесткость в силовых единоборствах переросла в грязную игру. Был момент, когда всеми отмечалось, что во внутреннем чемпионате у нас стали играть грязней.
— Александр Сергеевич, как проходили сборы перед отъездом в Канаду?
— На базе ЦСКА в Архангельском мы тренировались недели две. Ничего особенного: физподготовка, работа на льду, теория... Все по той схеме, по которой обычно готовились к чемпионатам мира, Олимпиадам.
— В нашей стране грядущее событие как-то по-особенному преподносили?
— Без той истерики, которая была в Канаде. Наверное, там были уверены в том, что сборная НХЛ выиграет все восемь матчей. У нас была настороженность со стороны спортивного руководства и политического: вдруг сыграем неудачно?
— Будущих соперников удалось посмотреть?
— Ну тогда не было еще никакого видео и других наглядных пособий. Только голая теория. Мы, конечно, слышали о звездах. Например, о нападающем Филе Эспозито, мощном габаритном хоккеисте, агрессивном на пятачке у ворот. Наслышаны были и о других знаменитостях: форварде Бобби Халле, защитнике Бобби Орре...
— Сборная, образно говоря, готовилась вслепую?
— Практически. Хотя в Канаду на разведку ездили Аркадий Чернышев и Борис Кулагин. Вернувшись, они докладывали высокому руководству, что играть с хвалеными канадскими профессионалами можно. Вывод был сделан оптимистический скорее для психологической уверенности. Приехать и сказать, что в Канаде нам делать нечего, — никто бы и не решился играть со сборной НХЛ...
— Вам разъясняли дополнительно, что это очень ответственное мероприятие?
— Накачки, практиковавшейся перед крупными соревнованиями, не было. Обошлось без традиционной встречи, которую в Баковке устраивал ЦК комсомола. Приглашали хоккеистов сборной, различных артистов на дружеские вечера. Нам даже люди из органов не читали лекции о том, как надо вести себя за границей — не ходить меньше двух, меньше трех... Не приезжало и большое спортивное начальство. Единственное, перед нами выступил заместитель председателя Спорткомитета Павлова — Рогульский. Как он выразился, сыграть надо достойно. Что он имел в виду? Не проиграть? Или проиграть через раз? В общем, расплывчатая формулировка. Но зато нервы лишний раз не трепали.
— Правда, что в Канаду нашу сборную без виз пустили?
— Нет, мы всего лишь не проходили паспортного контроля. Так поступили, наверное, из уважения к будущим участникам Суперсерии. С трапа самолета нас посадили в автобус, проставили визы и потом увезли в гостиницу.
— В отеле была усиленная охрана?
— Все наши хоккеисты жили на одном этаже. И для нашей безопасности канадцы подключили дополнительные силы спецслужб. Работали они настолько профессионально, что мы их не замечали.
— Гостиница поразила?
— Мы хоть и ездили по заграницам, но ранее нас не селили в пятизвездочных отелях. Внутри ковры, люстры красивые. “Элизабет Квин” — лучший отель в Монреале, где останавливались известные политики, бизнесмены, спортсмены. В ней же селились и хоккеисты НХЛ. У них уже тогда было принято, чтобы игроки жили в прекрасных условиях.
— С кем из хоккеистов вас поселили?
— Дай-ка вспомнить... С Володей Шадриным.
— Телевизор в номере был?
— В Канаде в то время они были даже в заштатных мотелях... И мы с удовольствием смотрели диснеевские мультики. Про Микки-Мауса, Тома и Джерри, Папая... Новости — в меньшей степени. Все-таки по-английски у нас никто не говорил.
— Чем вас кормили?
— Стейками размером с подошву — такие большие куски мяса с кровью. Все ребята с удовольствием это ели. Хлопья кукурузные давали на завтрак...
— Домой часто звонили?
— Не скажу что часто. Наверное, и здесь языковой барьер сказывался. Разговор с Москвой надо было заказывать через администратора гостиницы... Помню, я жене Тане позвонил после первой игры.
— И что услышали?
— То, что никто ночью не спал, все смотрели прямую трансляцию. И что все в стране только и говорят о хоккее, о нашей сенсационной, как многим тогда показалось, победе.
— Долго разговаривали?
— Не очень. Иначе никаких суточных не хватило бы...
— Сколько вам выдавали карманных денег?
— Руководство сборной установило три категории выплат, в зависимости от количества сыгранных матчей и вклада в успех команды. Мне за четыре встречи дали денег по высшему разряду — 350 долларов. Вот и считай, что за матч я получал долларов по сто. Но и то эти деньги нам дали только после четвертой игры, когда мы вернулись в Монреаль...
— Матчи Суперсерии шли через день. Насколько трудно было играть в таком режиме?
— Сложности были скорее психологические. Например, после стартовой победы у нас был эмоциональный взрыв. И выбросить ее из головы я по крайней мере не смог до второй игры в Торонто, которую мы проиграли — 1:4. Хоть я там и забил единственную шайбу, но спуститься с небес на землю, начать с нуля не смог.
— Как строился ваш день в Канаде?
— Вечером играли, утром переезжали в другой город. Днем тренировались. Потом отдыхали, смотрели кино.
— Взяли с собой патриотические ленты?
— Помню, как в Монреале накануне серии нас сводили в кинотеатр. На экраны только-только вышел “Крестный отец”. В кинозале мы кучкой сидели вокруг переводчика — Виктора Хоточкина, он потом стал одним из замов в Госкомспорте. Он нам все и переводил шепотом.
— А как зрители на вас реагировали? Наверное, страшно удивились, когда узнали, с кем именно они оказались в одном кинотеатре.
— Тогда на нас не обращали внимания. До первого мачта отношение к нам было нельзя сказать что пренебрежительное, но — снисходительное. Мол, приехали любители, которые вскоре получат свое. Канадцы тогда еще не знали, кто такие Валерий Харламов, Владислав Третьяк...
— Как вы после игры отдыхали?
— Для спортсмена лучший отдых — баня. Но попариться нам удалось только раз, когда вернулись после четвертой игры из Ванкувера в Монреаль.
— Никаких достопримечательностей не удалось посмотреть?
— Свободного времени было немного — разве что в окрестностях гостиницы перед игрой прогуляться. Например, в Торонто интересно было бы сходить к Ниагарскому водопаду. Тогда не получилось, но позже я там побывал...
— Канадские журналисты часто обращались за интервью?
— У меня после каждого матча чем-то интересовались. Тем более что у нас не было запретов на общение с прессой. Да и журналисты спрашивали в основном о хоккее. Про светлые идеалы коммунизма не задавали вопросов.
— Что вы почувствовали, когда в Монреале забили канадцам свой первый гол?
— В тот момент игра, наверное, была сделана: мы повели — 7:3. И шайба мне самому очень понравилась с эстетической точки зрения. Есть элементы, которые хорошо ценятся, — например, выдержать паузу и после этого забросить шайбу. И вот как это получилось: я прокатывался вдоль вратарской площадки, Кен Драйден упал на лед, поднял руку, а затем и щиток. Когда же у него непроизвольно опустились руки и ноги, я все еще держал паузу и бросил только в тот момент, когда ворота были пустыми!
— Вам лично лучше удалась московская часть тура. Вы пять раз (в том числе два гола в злополучном — восьмом — матче, в котором бросок нападающего Пола Хендерсона за полминуты до конца Суперсерии принес общую победу “кленовым листьям”) огорчали канадских голкиперов и с семью шайбами стали лучшим бомбардиром советской сборной. Но почему же на своем льду вы проиграли три матча из четырех?
— Наверное, играя в Москве, мы переоценили свои силы. Так же, как и канадцы в начале серии. Они не ожидали, что русские могут так играть. Фил Эспозито со слезами на глазах в телевизионном интервью оправдывался перед своими болельщиками, что они ничего не могут поделать с нашими игроками. Мне даже в какой-то момент стало жалко разочарованных канадцев... А когда мы приехали в Союз и выиграли первый московский матч, видимо, наступила самоуспокоенность: чтобы выиграть серию, нам надо было в трех играх одержать только одну победу. Даже в последнем матче на третий период мы выходили при счете 5:3 в нашу пользу. И ведь еще были моменты, чтобы увеличить разрыв! Но не получилось. А главное — канадцы резко прибавили.
— Вам часто приходится вспоминать, что серию-то мы тогда проиграли?
— Обидно даже не это, а сам гол Хендерсона за тридцать четыре секунды до конца матча... Проворонили мы канадского форварда, притаившегося на синей линии. Сами ошиблись. Он подхватил шайбу, помчался к воротам Владика Третьяка, объехал их... Первый бросок у него не получился, а вот повторный оказался решающим.
— Что царило в раздевалке после матча?
— Все молчали. Никто ни на кого не ругался. Даже тренеры не стали устраивать разбор полетов. Выражения лиц ребят я не видел, поскольку сам сидел, опустив голову. Молча помылся в душе, оделся, пошел на выход... Встретился с женой Таней, которая меня поцеловала и сказала: “Вы все равно лучшие!” Сели мы с ней в машину и поехали домой.
— Какие отклики были в газетах?
— В целом положительные, даже после неудачи в последнем матче. У меня есть вырезки. Они небольшие, скромненькие, внизу газетной страницы. Строго по игре: на такой-то минуте забили, на такой-то пропустили.
— Премиальные за участие в Суперсерии предусматривались?
— Как за победу на чемпионате мира. Тысяча двести рублей на руки.
— Потом долго отходили от этих матчей?
— Через несколько дней начался хоккейный чемпионат СССР — не было времени предаваться воспоминаниям. Хотя, безусловно, память об этих восьми играх осталась на всю жизнь!
И есть еще песня с таким словами: “Не повторяется такое никогда!” Как будто про Суперсерию-72 СССР — Канада...
