До 20 сентября этого года жители Кармадонской долины с гордостью возили туристов к тому месту, где когда-то проходили съемки фильма “Убойная сила”.
—Ребята тогда чеченскую войну снимали, — рассказывали нам очевидцы. — Кармадонское и Панкисское ущелья очень похожи. Но зато здесь актерам гарантирована безопасность.
Не сомневался в безопасности и Сергей Бодров...
Теперь толпы любопытных не сводят глаз с той горы, где Сергей Бодров так и не успел отснять небольшой эпизод картины “Связной”. До недавнего времени на том месте еще оставался инвентарь съемочной группы — машины “Нива” и “Газель”, брезентовые палатки, столы и алюминиевая посуда.
С момента трагедии прошло три недели. За это время многие издания пытались изложить сюжет бодровского сценария. Одни говорили, что он буквально напичкан мистикой, другие утверждали, что картина “Связной” — о смерти, и герой Бодрова погибает в горах, третьи считали, что фильм о чистой любви. На самом деле “Связной” — это нечто среднее между картиной “Брат” и “Сестры”. И герой Сергея Бодрова не погибает...
Сценарий фильма “Связной” сегодня достать практически невозможно. Продюсер кинокомпании “СТВ” Сергей Сельянов дал строгое указание всем участникам съемочной группы никакой информации по данному вопросу не распространять. Корреспондентам “МК-Воскресенья” удалось получить отрывки сценария, когда на него еще не успели наложить гриф секретности.
Первое действие картины разворачивается в колонии строгого режима. Первоначальная договоренность была с московской Бутырской тюрьмой. С приездом во Владикавказ Бодров изменил принятое ранее решение.
— Когда нам сообщили, что у нас будут снимать фильм, мы испугались и, честно говоря, не поверили. Фамилия Бодров нам ни о чем не говорила. Думали, какой-то тут подвох грядет со стороны начальства, — делились с нами сотрудники владикавказской колонии №1. — Наши заключенные всю ночь полы драили, камеры в порядок приводили...
Когда утром в приемной начальника колонии появилась группа молодых людей с камерами, работники тюрьмы вздохнули с облегчением.
— Бодрова мы не узнали: он в черном тренировочном костюме был, в кепке и в темных очках, — говорят они. — Когда очки снял, мы ахнули. “Брат...” — не выдержал тогда один из охранников.
Далее съемочную группу проводили в женское отделение. Все заключенные в тот день говорили: “Ради того чтобы увидеть живого Данилу Багрова — стоило здесь оказаться...”
Сюжет снимали восемь часов...
19 сентября 2002 года.
“Время действия — день. Зона. Блок видео. Инт.
Женщины говорят в камеру.
Титры.
Осужденная №1
— Меня в крытку перевели. И на следующий день кипеж поднялся. Девчонка одна в побег ушла. Из крытки, на рывок! Такого не было у них отродясь. Нас кум тряс двое суток... Но и захотел бы кто — сказать нечего. Не делилась она ни с кем...
Осужденная №2
— Девка дерзкая была. Весь концлагерь наш вверх дном перевернула. Суки прыгали, как каштанки в цирке. Ищи ветра в поле! Проверки потом чуть не из Москвы приезжали...
Осужденная №3
— Я сама ее не знала... Говорили разное, что генерал какой-то летчик у нее был, вертолет из Чечни угнал и за ней прилетел. Была басня, что охрану газом каким-то она усыпила, а старуха одна божилась, что на метле ее видела. Причем старуха-то — воровка с понятиями, зря врать не будет...
Армен
— Вот фотография... — протягивал кому-то карточку Армен. — Не знаете ее?
Осужденная
— Красивая девчонка...”
— Я не прощу себе этого никогда! Ведь это я уговорил Бодрова снимать в Кармадонском ущелье, — винит себя сейчас консультант режиссера по Северному Кавказу Сослан Макеев. — Когда живешь здесь много лет, очень хочется, чтобы именно эти места остались на пленке на века.
А еще Сослан ругал себя, почему разрешил ребятам спускаться самостоятельно, — ведь раньше он ни на шаг не отпускал от себя Бодрова.
— Мы тронулись спустя пятнадцать минут, — вспоминал он. — Успели проехать всего несколько километров, как раздался гром, и нашу машину накрыло снегом. Ледник не дошел до нас каких-то пятьсот метров...
20 сентября. 9 часов утра.
“Утро. Пастбище. Нат. — Встреча с отцом.
В ущелье, между двумя синими горами, раскинулся аул. Солнце выстреливает тремя мощными лучами, и из радиоточки сразу включается мулла. Из-за косогора появляется стадо баранов, за ним два человека, отец и сын. Ильяс вчера вернулся из армии. На нем дембельский мундир с аксельбантами и золотыми погонами. Отец шутит, дергает его за полу, тот уворачивается”.
Ильяс — главный герой фильма. Эта роль досталась молодому осетинскому актеру Хажби Галазову. Он всего два года назад закончил в Москве театральный институт. Картина “Связной” была его первой серьезной работой. Говорят, Бодров специально не стал приглашать именитых актеров. “Надо открывать новые таланты”, — говорил он, утверждая на главную роль никому не известного актера. По какому-то странному стечению обстоятельств в составе съемочной группы, пропавшей без вести в ущелье, было всего два актера — сам Сергей Бодров и Хажби Галазов.
“Утро. Пастбище. Нат. — Встреча с пастухами.
За перевалом открывается другая долина. Ее пересекает автомобильная дорога. Это трасса Ростов—Баку. Пастухи некоторое время смотрят вдаль, в сторону, где по шоссе мчатся грузовые фуры, пролетают два черных “Мерседеса”. Ильяс отворачивается и видит собаку, огромного кавказца, который несется к ним от пастушьей будки с загоном. Они кидаются друг другу навстречу. Ильяс хватает собаку за уши, хохочет, отбивается. Из будки появляются братья и дядя. Все обнимаются”.
“Трасса Ростов—Баку”, которая указывается в сценарии, на самом деле была той самой дорогой в тридцать километров, ведущей от поселка Гизель до Кармадонского ущелья. 20 сентября одну половину этого пути накрыл ледник, вторую — затопил сель.
“Сцена прощания с отцом.
Утром солнце выстреливает так же неожиданно, как вчера. Пастухи собираются домой.
Отец Ильяса
— Вот палка тебе, — говорит отец. — Дед твой еще с этой палкой пас. Послезавтра братья приедут, мать сыра свежего пришлет. Чего еще хочешь?
Ильяс
— Спасибо, отец, ничего не надо.
Отец Ильяса
— Э, как ничего... Женщину хочешь, наверное, — смеется отец. — Скоро найдем тебе невесту, уже время. А жеребец хороший вырос?
Ильяс
— Красавец жеребец, отец!
Отец Ильяса
— Понравился жеребец?
Ильяс
— Э, красавец...
Отец Ильяса
— Твой будет. Баранов тоже отдам. Живи только...
Ильяс
— Спасибо, отец...
Отец Ильяса
— Ну, счастливо, послезавтра братья придут...
Маленький караван уходит. Ильяс, убедившись, что старшие скрылись из виду, закуривает. Они остаются вдвоем с собакой, долго бредут вдоль стада. Солнце поднимается все выше, горы становятся зелеными, потом желтыми.
Утро. Пастбище. Нат. — Сердце гадюки.
День. Ильяс долго лежит на животе, грызет травинку, смотрит прямо перед собой. Слушает кузнечиков. Вдруг он приподнимается и по-кошачьи прыгает куда-то в кусты. Пес удивленно вскидывает уши. Трещат ветки, еще прыжок, и прямо из-под ног Ильяс выхватывает змею. Закусив губу, он делает резкое движение и отбрасывает порванную гадюку далеко в сторону. У него на ладони бьется маленький коричневый комок. Стараясь не зажмуриться, он быстро его глотает. Собака настороженно смотрит на хозяина.
Ильяс
— Не сдохну, как думаешь? — Ильяс достает фляжку, полощет рот. Потом внимательно смотрит на собаку. — Слушай, Барс, у меня страха нет, понял?
Он делает зверское лицо и, рыча, наступает на пса.
С пригорка, где они возятся, хорошо видно шоссе. По нему мчатся машины, едет рейсовый автобус. Ильяс играет с собакой, хватает ее за уши, то нападает, то, хохоча, отскакивает.
День. Пастбище. Салон автобуса. — Армен в автобусе.
В автобусе у окна сидит Армен. Он думает, смотрит на горы. Вдали едва видны две фигурки: человека с палкой и собаки. Они гоняются друг за другом, видимо, играют...
День. Пастбище. Нат. — Ильяс уходит с пастбища.
Ильяс провожает взглядом автобус. Пес, высунув язык, останавливается, но тут хозяин резко хватает его, да так, что тот, взвизгнув, отскакивает.
Ильяс
— Э, собачка, тебе сердце гадюки надо съесть... — смеется Ильяс.
Они стоят посреди долины, пес и пастух. Ильяс, опершись на палку, смотрит, как автобус скрывается за горизонтом. Проходит еще некоторое время.
Ильяс
— Иди, паси баранов, — говорит он собаке. — Иди! Охраняй!
Ильяс втыкает посох в землю и не спеша направляется в сторону шоссе, на трассу Ростов—Баку”.
Для съемок в горах были задействованы несколько лошадей из владикавказского конного театра “Нарты”, отара овец (Бодров одолжил животных у местных жителей горного селения Тменикау) и немецкая овчарка. После окончания съемок лошадей оставили на площадке до следующего дня. Овцы разбрелись задолго до окончания съемок. Обычно горцы не следили за домашними животными. Последние, в свою очередь, с наступлением темноты сами возвращались домой. Правда, в тот пятничный вечер возвращаться им было некуда. Все селение Тменикау накрыло ледником. А вот собаку съемочная группа забрала с собой. На минувшей неделе жители Кармадона слышали в районе тоннеля, подо льдом, лай собаки...
“Вечер. Пастбище. Нат. — Ужин у костра.
Смеркается. Пастухи сидят у костра, говорят по-даргински. Они жарят мясо, кто-то аккуратно ломает сыр. Вдруг начинает лаять собака, двое вскакивают — совсем рядом проскользнула змея. Ильяс с братьями, осторожно вглядываясь в траву, идут следом.
Дядя Ильяса
— Зачем она тебе? — окрикивает его дядя.
Ильяс
— Поймаю ее сейчас.
Брат Ильяса-1
— Кто сердце живой гадюки съест, тот храбрым будет, — добавляет брат.
Дядя Ильяса. Брат Ильяса-2
— Если его самого змеиное племя не сожрет! Это старая сказка, только на дураков не действует.
Отец Ильяса
— Э, правда, брось, сынок.
Ильяс, улыбаясь, продолжает вглядываться в траву...
Ильяс
— Ушла, гадюка...”
Именно эта сцена задержала Сергея Бодрова в ту пятницу. По плану сюжет должны были отснять в субботу вечером. “Он всегда торопил события, боялся не успеть, — делились с нами ребята из съемочной группы. — Такой Серега не только в работе, но и в жизни. Казалось, что он торопится жить...”
Кстати, Наталья Ватрем, одна из сотрудниц съемочной группы “СТВ”, в тот вечер закатила по этому поводу истерику. “Я устала, хочу есть, давайте уйдем отсюда”, — кричала она. Бодров был непоколебим. “Хорошо, спускайтесь, мы еще часок поработаем”, — сказал он. Стрелка на часах показывала 18.00...
До сих пор среди сотрудников МЧС ведутся разговоры, что Сергей Бодров использовал пиротехнику для съемок эпизодов в горах. Удобнее так думать и руководителям местного центра прогнозирования стихийных бедствий, которые “проспали” образовавшиеся трещины на леднике Колка. “Одна из версий неожиданного обвала ледника — пиротехнические взрывы”, — говорили они. Однако, прочитав эту часть сценария, можно смело утверждать: пиротехникой Бодров не пользовался.
Сценарий Сергей Бодров писал около полугода. Снять картину планировал в течение двух месяцев. Так же, как в фильме “Сестры”, Бодров не хотел переключать внимание зрителя на собственную персону, поэтому и в картине “Связной” выделил для себя эпизодическую роль. Леша — сотрудник ФСБ. На чеченской войне он лишился двух ног, ходит на протезах, правда, об этом никто из окружающих даже не догадывался. По сценарию, Бодров помогает своей старой знакомой Кате не только скрыться от уголовного розыска, но и найти ее обидчика.
“Утро. Служебная квартира. Крыша Экст. — План БТИ.
Утром они стояли на крыше многоэтажки между телевизионных антенн и вентиляционных труб. Город лежал как на ладони. Выход на крышу шел прямо из Лешиной квартиры — так что и крыша принадлежала только ему. Кроме нескольких больших горшков с туей и можжевельником на крыше была обустроена и небольшая голубятня. Сюда же вылезли и собачки.
Армен смотрел на птиц. Леша с Катей чуть поодаль чертили что-то мелом.
Леша
— Ты в розыске по сводке проходишь, знаешь? — тихо спросил Леша.
Катя
— Знаю. Только не так просто меня разыскать.
Леша
— Непросто... Ну я же нашел...
Катя
— Это не ты, это мальчик нашел.
Леша помолчал.
Леша
— Ты на ту собачку в аэропорту не обижайся. Померла она давно.
Катя
— Да чего обижаться? Милая была собачка.
Леша
— Ага. Танька, болонка. Старенькая уже была. Мне тогда за нее капитана дали.
Катя
— Поздравляю... А мне семь лет.
Леша
— В курсе... А товарищ твой ушел тогда.
Катя подняла голову.
Катя
— Жалко. Был бы ты майором.
Леша
— Да я уже и так майор. А что, не виделись вы с тех пор?
Катя
— Тоже посадить его хочешь?
Леша
— Да ну... Дело уж закрыли давно... Так спросил...
Катя
— Нет, не встречались пока. А чего ты его из блудняка вытаскиваешь? Он тебе кто?
Леша
— Никто. Ему вон помочь хочу... — кивнул он в сторону Армена. — А потом, я тоже в яме на цепи посидеть успел...
Катя
— Как же ты из ямы выбрался?
Леша
— Да не помню... По воздуху вроде.
Подошел Армен.
Армен
— Кино было такое: “Пес-призрак, или Путь самурая” Джима Джармуша... — сказал он неизвестно кому. — Он киллер был, и голуби у него тоже письма носили.
Леше сравнение как-то не понравилось.
Леша
— У меня эти голуби появились раньше, чем твой Джим Джармуш. И путь самурая тоже... Ты спортом-то каким занимался? — вдруг спросил он.
Армен
— Фехтованием. В юношеской сборной выступал за республику.
Леша
— Круто, — отозвался Леша.
В руках у него была какая-то ксерокопия. Армен подошел ближе. В соответствии с планом БТИ Леша с Катей мелом переносили контуры квартиры на Марии Ульяновой на черный гудрон крыши. В натуральную величину. Стена лифтовой шахты изображала стену квартиры, линии — перегородки между тремя комнатами.
Леша
— Здесь лифт, — показал Леха. — Здесь соседи. Глазок есть?
Армен
— Есть, — припомнил Армен.
Катя
— Я тихо хожу, Леш, — сказала Катя.
Леша
— А у соседей есть?
Армен
— Нет, кажется. Здесь, кстати, бабка нервная очень. Все время милицию вызывает...
Леша
— Это нам не нужно. Мы сами милиция, — задумался Леша.
Армен
— Да телефон ей рубануть...
Леша
— Ну конечно. Чтобы она в окошко кричать начала. А во дворе, между прочим, с позавчерашнего дня за квартирой работает наружка.
Армен
— Правда, что ли?
Леша
— Правда — не правда, а тебя 26-го числа срисовали до самой гостиницы “Россия”. Ну, девушку, правда, искать не стали, у которой ты был, — осклабился Леша.
Армен призадумался.
Армен
— Плохо.
Леша
— Может, и не плохо. Раз уж засветился — идешь прямым ходом. Внаглую, к той же девушке. Ну, можешь с Катей идти, вместе — типа на день рождения. А я уж в другой подъезд через крышу. Главное — тишина, ну а если что, лепим мы квартирный разбой.
Чудовища-стаффордширы, прищурившись, смотрели на солнце.
Долетали обрывки фраз, ребята репетировали рывок на расчерченной доске. Голуби тоже пригрелись и мирно клевали свой корм”.
Я познакомилась с Сергеем Бодровым весной прошлого года в Питере. Он тогда заканчивал монтаж картины “Сестры”. Мы сидели в одном из кабинетов киностудии “Ленфильм” и просто болтали. Ни о чем. Об интервью я даже не думала.
— Тебе бы с моим отцом пообщаться, а я что?.. — сказал он мне на прощание.
Я не придала этим словам никакого значения.
...С Сергеем Бодровым-старшим мы встретились во Владикавказе. Вместе поехали на место схода ледника в Кармадонское ущелье. Он до последнего дня не верил, что его сына невозможно спасти. “Пока не увижу своими глазами, что там творится, не поверю”, — говорил он ребятам из съемочной группы.
С утра стояла ясная погода. Машина режиссера подъехала к леднику около двух часов дня. Сорок минут он просидел на траве, глядя на серые глыбы льда. Будто ждал кого-то. За это время Сергей Владимирович не проронил ни слова. Затем он так же молча подошел к машине. “Искать здесь больше некого”, — вздохнул Бодров. На следующий день он забронировал билет в Москву.
А на мою просьбу об интервью он ответил словами сына:
— Что я? Вам бы с Сережкой поговорить...
