Этот рассказ я записал в декабре 1978 года по дороге в Дрезден, куда прибыл с “поездом дружбы” крепить отношения московской молодежи с юной порослью ГДР. Вместе с другими посланцами Москвы в той рождественской одиссее приняли участие знаменитые братья-близнецы, оба работали на заводе, умели играть на гитаре, читать стихи, то есть являли собой этакую идеальную витрину, экспортную картинку, характеризующую советский рабочий класс с самой выигрышной стороны. Братьев поэтому снаряжали даже в капиталистические страны. Монолог одного из них о поездке в Монако я занес в свой блокнот.
Привели нас, всю группу, в игорный дом. И директор его или, кто там, хозяин говорит: “Я хочу всем вам сделать небольшой подарок. Сейчас каждому дадут чек на пять долларов, и вы можете пойти и попытать счастья в игре”.
Ну, я пошел в зал, где рулетка. Посмотрел, как там играют. Такие старушки, все в бриллиантах, и толстые боссы. Блин, думаю, попытаю счастья. Взял и поставил на “сорок два”. Не знаю, почему именно эту цифру выбрал. Поставил я две фишки. Крупье так на меня зыркнул… Как-то очень подозрительно, вроде я какую-то тайну его разгадал. Ну, крутанул он эту штуку, не знаю, как там она называется, и шарик бросил против движения. Причем от него совершенно не зависит, куда шарик упадет. Шарик, даже когда с круга сходит, еще несколько раз меняет направление движения, прежде чем остановиться. А наши многие так поступают: не сразу ставку делают, а ждут, пока он шарик бросит, хитрят вроде.
Ну, поставил я на “сорок два”. И завертелось, а потом раз — и шарик точно на “сорок два” выскочил. Я сразу не поверил, только крупье опять на меня подозрительно зыркнул, а я как заору изо всех сил и аж подпрыгнул. Эти все боссы посмотрели на меня как на сумасшедшего. И крупье, видно, тоже меня опять за сумасшедшего принял. А я же впервые играю. И сразу такое везение.
Крупье лопаточкой пододвигает двадцать фишек. Я взял и сразу пять поставил на какой-то номер. И проиграл. Я опять — пять. И опять не вышло. Я тогда думаю: надо поосторожней. А там можно не только на определенный номер играть, а и на два сразу — тогда фишка посредине ставится. И на цвет — красный или черный, весь стол пополам разделен, тоже можно. Но тут выигрыш маленький. Стал я аккуратно играть: по одной фишке ставить. И опять выиграл. И опять заорал. Крупье уж точно меня за психа считает. А наш переводчик подходит и говорит:
— Ты все же веди себя приличней.
Он злой такой. Он свои пять долларов проиграл, вот и бесится.
Я опять на одно число поставил — “тридцать шесть”. Причем сразу пять фишек. И опять выгорело. Тут уж и крупье с такой ненавистью на меня глянул... Еще бы, они мне подарок сделали, а я их ободрал.
Ну, думаю, хватит рисковать. Сгреб свои фишки в кучу... А куда их девать, чтобы на доллары обменять, — не знаю. Я к крупье: дескать, помоги, подскажи. А он как заорет: глаза от злости чуть не выпрыгнули. Оказывается, к нему нельзя подходить. Он как в кассе сидит. Деньги принимает, в щель в столе их опускает. А я же не знал, что ящик заперт, думаю, может, он ящик-то выдвинет и отсчитает.
Я тогда к переводчику: “Ты же понимаешь по-ихнему, подскажи”.
— Не знаю ничего, — говорит.
— Я тебе долларов двадцать отстегну, — говорю.
Он согласился и повел меня в кассу. Получил я двести долларов и возвращаюсь в автобус. А там уже все меня ждут.
— Делить! — кричат. — Делить деньги. Это деньги группы.
— Еще чего, — говорю, — это я сам выиграл. Вы проиграли, а я выиграл.
— Ничего слышать не хотим! Делить! — прямо в один голос.
— На кой черт, — говорю, — тогда я тоже лучше их проиграю. Хоть удовольствие от игры получу.
Зашел я в другой зал. Там все в карты режутся. Сидят за столами, сигарами дымят. Я встал за колонну: смотрю, вроде никто за мной не следит. Сунул деньги в плавки, скорчил рожу погрустней и возвращаюсь.
— Эх, — говорю, — какой же я дурак! Лучше бы я не играл. Лучше бы поделил. Тогда хоть что-нибудь осталось бы. А теперь — ни гроша.
Все поуспокоились сразу, посмеялись надо мной и довольные поехали в гостиницу.
Я, правда, сглупил. Вечером, как обещал, отдал переводчику двадцать долларов. А он по группе слух пустил. И ко мне подходили потом, даже не просили, а требовали: “Дай мне пять долларов. Мне не хватает”, “Дай четыре доллара. Мне жене купальник нужен”.
Я давал. Не всем, правда. Иначе бы разорвали.
