Мозаика Линча

“Кто-то прекрасно отвратителен, кто-то отвратительно прекрасен — вот такие мои персонажи”

  Он сам себе человек-империя. Империя по имени Дэвид Линч. Которая завораживает даже тех, для кого его имя “услышал и забыл”. Поразительной была премьера его последнего фильма в народном кинотеатре “Горизонт” — публика катала по полу пивные бутылки, хохоча сама над собой по этому поводу, но не расходилась. А фильм шел три часа. В его “ВНУТРЕННЮЮ ИМПЕРИЮ” (только так, именно большими буквами, он просит называть свой фильм) погружаешься, как в медитацию. И каждый, как известно, медитирует по-своему.
     Кино как искусство в чистом виде — это Линч.

     
     И его “ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ”, которая вышла в наш прокат 3 мая, о том же самом. О том, про что все его фильмы. В общем, про то, что “совы не то, чем они кажутся”, как было сказано в “Твин Пиксе”. Здесь связующим стержнем стала история актрисы (Лора Дерн), живущей в полном благополучии (богатый муж, роскошный дом) и получившей роль в римейке по фильму, проклятому цыганами. Причем ту ленту, римейк которой затеяли режиссер (Джереми Айронс) и продюсер (Гарри Дэн Стэнтон), так и недосняли, потому что актеры, игравшие в ней главные роли, неожиданно умерли при невыясненных обстоятельствах. Сюжет той и этой историй вечен — запутанные отношения мужчины (Джастин Теру) и женщины (Лора Дерн). На съемочной площадке исполнителю главной роли все вокруг твердят, похохатывая: “Смотри не увлекись ею! Хотя, видя такую попку, сложно сдержаться! Что скажешь?” Конечно, “ружье выстреливает”, и актер-плейбой и актриса — добропорядочная леди незаметно погружаются в сложный роман... И это, конечно, только один слой. Сознание героини раздваивается — она начинает ощущать себя битой мужем бедной польской женщиной... Действие перемещается в заснеженную Польшу, где живут только веселые проститутки да их сутенеры... И это только второй слой... В общем, не лишая вас удовольствия от погружения в империю Линча, останавливаюсь “на самом интересном месте” и перехожу к эксклюзивному интервью, которое “великий и ужасный” дал “МК” накануне европейской премьеры фильма. Причем оказался этот самый загадочный режиссер нашего времени очень обаятельным, много шутил и таинственно улыбался, выдерживая “мхатовские паузы”, перед тем как отвечать на некоторые вопросы.
     — Ваша любимая актриса, Лора Дерн, игравшая у вас в “Синем бархате” и “Диких сердцем”, пропала из ваших фильмов, а тут снова появилась. Как это произошло?
     
— В один прекрасный день я встретил ее перед своим домом, и оказалось, что она моя новая соседка. Я не видел ее очень долго, и мы были очень рады нашей встрече. Она тут же предложила: “Дэвид, мы просто должны сделать что-то вместе!” И я ответил: “Хорошо, я подумаю”. И начал думать о ней, и так родилась идея этого проекта.
     — Да, как-то вы уже сказали, что без Лоры Дерн “ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ” не состоялась бы. Чем Лора вас так покорила? Вы можете назвать ее своей музой, как, например, Тарантино говорит об Уме Турман?
     
— О нет! (Смеется.) Я работал с Лорой три раза, но я приглашал в свои фильмы много актрис. Для “Синего бархата” я выбрал Лору, потому что она больше, чем все прочие, пробовавшиеся на роль, подошла к тому образу, который был у меня в голове. То же самое с “Дикими сердцем”. Я увидел в Лоре другую сторону, которая — бинго! (щелкает пальцами) — опять же мне подошла. А для “ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ” она стала просто точкой отсчета.
     — Как сильно менялась идея во время съемок?
     
— Так, как было всегда. И с “Головой-ластиком”, и “Синим бархатом”, и с “Малхолланд драйв”. Идеи всех этих фильмов приходили ко мне по кусочкам — каждый я собирал, как мозаику. Представьте, что в соседней комнате сидит кто-то, кто подбрасывает мне кусочки мозаики, а я их ловлю. Я подбираю, смотрю на него и думаю: “О, этот мне нравится, я беру его!” Но я не вижу целого. Я влюбляюсь в этот маленький кусочек и начинаю думать, что он может значить, что может быть вокруг него. Возможно, это жила, может быть, сухожилие, я не знаю... И так постепенно рождается некая часть фильма, потом приходит новый кусочек, и еще, и еще. Так дописывается сценарий. В случае с “ИМПЕРИЕЙ” я ловил кусочек и сразу начинал снимать. Появился зеленый — трава на земле, вот этот голубой — значит, это небо...
     — Почему вы так любите ракурсы, когда ваши герои выглядят не лучшим образом? Например, Лора Дерн поворачивает голову, и камера фокусируется на морщинах на ее шее. Во “ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ” вообще много крупных планов, когда видно поры и пот на лицах героев. Актеры не обижаются на вас за это?
     
— Нет. (Улыбается.) В моих фильмах есть как отвратительные, так и привлекательные персонажи. Кто-то прекрасно отвратителен, кто-то отвратительно прекрасен. Все зависит от истории, от того, как она рассказывается, как течет. Просто так сложилось.
     — В ваших фильмах всегда много синего. Это ваш любимый цвет? Считается, что это любимый цвет консерваторов. Про вас так не скажешь...
     
— О да! (Смеется.) А также в моих фильмах много оранжевого, коричневого, красного. В синем цвете нет ничего такого, что я скрывал бы в нем. Вы, журналисты, сами себе придумали его определение — вы занимаетесь тем, что сами сводите себя с ума.
     Кстати, большинство вещей просто интересно разглядывать, и большинство идей приходит именно во время пристального рассматривания знакомых вещей, предметов...
     — Один из монтажеров говорил, что его любят актрисы, потому что он знает, что с ними сделать — ну не в этом, конечно, смысле (смеемся), а как сделать им красиво.
     
— Да, настоящая правда в том, что фильм получается тогда, когда все элементы: все, что происходит на площадке, и то, что в конечном итоге оказывается в кадре, — подчинены воле одного человека. И этот человек, конечно, режиссер. Тогда все работает на главную идею. И все камни из этой стены оказываются на своих местах. И только тогда можно обнаружить прекрасную сущность того, что ты делаешь.
     — Вы часто поминаете Голливуд в своих фильмах, хотя никогда не работали там...
     
— Голливуд неколебим — он огромный, и он всегда меняется. Но мне нравится это чувство “золотого века” кинематографа, которое всегда ощущается в голливудской продукции. Люди приезжают туда изменять мир, но он так гламурен и привлекателен, что в конце концов засасывает их. Все эти истории вокруг Голливуда и внутри него заставляют людей приезжать в Лос-Анджелес и пытаться сделать правдой эти истории. Это магическое. И нет ничего незыблемого там. И каждый снятый фильм — всего лишь щепка.
     — Да, и капли крови героини Лоры Дерн падали на звезды на Аллее славы Голливуда...
     
— Да нет, ничего особенного я не имел в виду — это просто место, куда падали капли крови героини Лоры Дерн. В фильме много кто теряет капли крови... Так часто бывает: кто-то что-то увидит в фильме — и начинается: о, смотри, какой формы эти скалы, это что-то значит. Хотя на самом деле не значит ничего. Так и вы смотрите на капли крови на голливудских звездах, и ваше воображение уже уносит вас...
     — Милош Форман сказал, что Голливуд — это большая иллюзия, которой не существует, и Голливуд у каждого свой за каждой отдельной дверью дома.
     
— Я очень люблю Милоша Формана. Но только он знает, что он имел в виду. Мне же кажется, в Голливуде такая энергетика, что она заставляет людей подниматься со своих кресел и отправляться в путь.
     — Во “ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ” то и дело появляются люди с головами кроликов, которые якобы разыгрывают некое телешоу, как персонажи некой среднестатистической американской семьи. То есть для вас ваши зрители — это кролики?
     (После долгой паузы.)
     — Нет, люди — это люди, а кролики — это кролики. (Хохочет.)
     Я люблю волшебный язык кино — то, как по-разному можно рассказать конкретную историю. В истории может быть некая глубина, и там могут скрываться другие, более абстрактные образы, которые нельзя выразить словами.
     Многие любят раствориться в этом мире. И чем более абстрактен фильм, тем больше интерпретаций возникает. Но есть другие зрители, которые каждую секунду полагаются на режиссера, и им неуютно в абстрактном мире. Что ж, мир кино так устроен.
     — А правда, что вы давали актерам прочитать только часть сценария, в которой они участвуют?
     
— Да, я не давал целиком сценарий. Если финал известен и важен для этого конкретного актера, у него есть финал. Если актеру это не так важно, если ему важнее не знать, что произойдет, у него нет финала.
     — Польша в вашем фильме появилась исключительно потому, как вы утверждаете, что вы познакомились с польскими кинематографистами. Но не было ли и другого смысла? Ведь Польша — страна из бывшего соцлагеря, своего рода внутренняя империя.
     
— Действительно, много пришло в фильм от моей первой поездки в Польшу в 2000 году на фестиваль операторского искусства Camera Image в Лодзи. И я подружился с его организаторами — они понравились мне тем, что тоже не знают ответа на главные вопросы, они позволяют жизни течь как она есть. И город, в котором они живут, Лодзь, заворожил меня сразу. Поэтому, когда я понял, что мне нужен какой-то город в Восточной Европе, я долго не думал, тем более зная, что мои польские друзья мне всегда помогут, — так и получилось. И Лодзь — промышленный город, город фабрик и заводов, оказался прекрасным местом для съемок. По некоторым причинам я люблю такие города. Огромные заводы часто похожи на величественные соборы, не правда ли? (Улыбается.)
     — Голливудские студии — те же фабрики?
     
— Конечно. Образованные для того, чтобы производить фильмы. И со многих точек зрения такие места — магические места.
     — А что вы скажете про русский кинематограф? Вы что-то видели из русских фильмов? Они произвели на вас впечатление? Например, “Броненосец “Потемкин” Эйзенштейна? Или фильмы Тарковского?
     
— Нет, я ничего этого не видел. Однажды я встречался с Сергеем Бондарчуком — кажется, в семидесятых годах. Мне понравился его фильм, который получил “Оскара”, — как он назывался?..
     — “Война и мир”.
     
— Да-да. Еще я встречал Никиту Михалкова. Я видел его “Очи черные” — мне было интересно. Но знаете, вообще, когда я работаю, я не смотрю другие фильмы, а поскольку я много работаю, то мало смотрю.
     — Это правда, что вы дважды в день медитируете? Всегда и при всех обстоятельствах?
     
— О да. (Улыбается.) 33 года уже. Тренировка ума посредством медитации — не религия, не культ, а всего лишь ментальная техника, позволяющая вам проникнуть в более глубокие слои вашего сознания. И с каждым новым шагом мы опускаемся все глубже, в более глубокие слои — и чем глубже, тем больше радости и света мы там находим. И это великолепный опыт. Ум, созидательный труд, любовь, энергия — все это я приобретаю и развиваю медитируя. И, конечно, в связи с этим негатив, агрессия, депрессия уходят из моей жизни.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру