Арабская грамота
«Давай!» — командует маленькая Сурайя, и я щелкаю затвором фотоаппарата. Она говорит по-русски почти без акцента и очень любит фотографироваться. Кроме нее в классе дети всех возрастов: от первоклашек до подростков. У них урок арабского. Но то, что для меня звучит как абракадабра, для них — уже очевидные истины. И старшие выходят из кабинета со словами: «Это для маленьких».
Две тесные комнатки в подвале офисного центра в Ногинске называются школой для детей сирийских беженцев, но там нет звонков, оценок, летних каникул и большинства привычных школьных предметов, только математика, окружающий мир, русский язык и арабский. Посещать занятия никто не заставляет, но и никаких сертификатов об образовании центр, организованный правозащитниками из комитета «Гражданское содействие», не дает. Тем не менее это единственный шанс для сирийских детей пойти в настоящие российские школы и встроиться в общество.
Знание русского языка — это ключ к нашим образовательным учреждениям, но иногда их двери закрыты на несколько замков. Маленькие сирийцы из Ногинска спустя четыре года занятий (а некоторые — уже через год) прекрасно объясняются на нашем языке, но в местные школы их все равно не берут. Почему? Так решили районное управление образования и администрации школ. В соседнем Лосино-Петровском, например, все 15 воспитанников аналогичного центра с сентября пополнят классы с российскими детьми. Они ничем не лучше и не хуже своих ногинских соседей, им просто больше повезло.
Впрочем, в чем-то их судьбы схожи. Оба центра в подмосковных городах из-за недостатка финансирования находятся на грани закрытия: в Лосино-Петровском из помещения уже вывезли почти все вещи, ногинский центр, скорее всего, проработает только до сентября, если правозащитникам не удастся найти новых спонсоров.
Отлавливаю в коридоре двух девчонок, которые отлынивают от занятий «для маленьких», и решаю устроить им экзамен по русскому языку. За пять минут узнаю, что их зовут Джахад и Бушра. Джахад 11 лет, четыре из которых она провела в России. Бушре 12, она здесь уже семь лет и держится уверенней.
«Все казалось странным, все другое, здания другие, люди», — отвечают они на вопрос о первом впечатлении о России. Обе они из Алеппо, и скучают по родине. У Джахад в сирийском городе остались родственники, но она давно о них ничего не слышала. Да, они хотели бы учиться вместе с российскими детьми и даже предпринимают робкие попытки подружиться с соседскими ребятишками, но возможностей у них не так много. Скоро может закрыться и это место, служившее для них единственным окном в русский мир.
Война Ахыль
«Мы до сих пор надеемся, что кто-то из этих детей пойдет в общеобразовательную школу, — говорит консультант по миграционным вопросам «Гражданского содействия» Евгений Ястребов. — В любом случае, мы им прививаем любовь и стремление к образованию, говорим, что это хорошо. Возможно, это отразится если не на них самих, то на их детях. Плюс, уже то, что они знают русский язык, помогает им интегрироваться. В наш центр ходят все, кто хочет, для всех место найдем».
Вполне понятно, почему миграционный кризис 2015 года больнее всего ударил по Германии. В ФРГ вынужденных переселенцев ждет бесплатное жилье (не палаты, но жить можно), пособия в 300 евро на человека и интеграционные курсы, где они могут бесплатно выучить язык и получить рабочую профессию. Ничего из этого в России нет. Поэтому очень немногие выбрали нашу страну, чтобы переждать сирийскую войну. В основном те, чья жизнь каким-то образом с ней связана.
«В России работал брат моего мужа, — рассказывает сирийка из Алеппо Ахыль, — Мой муж — детский врач. Здесь он не может работать по специальности, не знает языка. Сейчас он работает на ферме в Лосино-Петровском. Я здесь уже пять лет, и в первый год было очень тяжело. Каждый день думала о возвращении, но когда выучила русский язык, стало легче. В Сирию надо будет вернуться, но не сейчас. Еще два года будет война».
Мы с Ахыль сидим в полупустом классе центра для беженцев в Лосино-Петровском. Раньше она преподавала здесь английский язык. За стеной собрались матери с детьми. Пока мужья на работе, они ведут свою войну — с российской бюрократией. В последнее время у беженцев все чаще возникают проблемы с продлением убежища. Сегодня из Москвы приехали благотворители, которые помогут им советом и кое-какими вещами. Две сумки с одеждой в машину не поместились, вместо них на заднее сиденье погрузили меня. Мне от этого немного неловко.
По словам Евгения Ястребова, в Ногинске и Лосино-Петровском сирийские беженцы живут, потому что там для них нашлась работа на местной фабрике. Они снимают квартиры в обычных домах. Ахыль говорит, что соседи относятся к ним спокойно, делали замечания только когда шумели их дети.
В подвешенном состоянии
«Статус временного убежища предусматривает разрешение на работу, но многие работодатели отказываются принимать беженцев, — продолжает Евгений Ястребов. — Оно дается на год, но отсчет начинается не с момента получения, а с момента подачи заявления. На рассмотрение обычно уходит 3-4 месяца. В результате получается, что убежище выдают месяцев на восемь, а потом нужно продлевать, и не факт, что продлят. Это тоже отталкивает работодателей. Я не очень много знаю людей, которые смогли трудоустроиться официально».
Но без работы здесь не выжить. Значит, беженцы вынуждены пополнять рынок нелегального труда, приниматься за любое дело и довольствоваться любой оплатой. Хотя казалось бы, тех же врачей в регионах не хватает и при наличии интеграционных курсов и признания сирийских дипломов о высшем образовании муж Ахыль мог бы заполнить эту нишу. Да, к качеству сирийского образования есть вопросы, но в европейских странах, к примеру, разработана система подтверждения квалификации: после полугодовых курсов работник может сдать экзамен и подтвердить свой диплом.
Сириец Амир признается, что работает нелегально. Когда на его родине разразилась война, он учился в Тверском университете. По понятным причинам, после истечения студенческой визы в Арабскую Республику он решил не возвращаться, а позже перевез в Россию мать Сафаа. «Простые россияне хорошо к нам относятся, — говорит Амир. — Но государство никак не помогает».
Как долго в Сирии еще будет небезопасно? В разговорах со мной беженцы называли разные цифры — от двух до двадцати лет. «Раньше в деревне, где жила моя мать, большая часть женщин ходила без платков, — рассказывает переводчик «Гражданского содействия» Хадж Исмаил Басель. — А теперь, наоборот, 80-90% ходят в хиджабах». Это последствия «халифата», устроенного в Сирии сторонниками «Исламского государства» (террористическая организация запрещена в РФ — «МК»). Хотя формально псевдогосударство побеждено, недобитые террористы все еще скрываются в пустыне. Местные жители опасаются, что в любой момент «халифат» может возродиться. И от греха подальше продолжают следовать законам шариата. В Сирии все еще балом правит страх.
Однако российские власти считают, что черные дни Арабской Республики уже позади. По словам Евгения, наша страна и раньше неохотно давала сирийцам убежище, но в последнее время ситуация стала еще хуже. Россия заявила о том, что терроризм на территории Сирии побежден, войска Башара Асада заняли большую часть страны, и Арабская Республика была объявлена безопасным местом, хотя, по оценкам ООН, это не так. Пока никого из беженцев не депортируют насильно, хотя некоторые, не выдерживая российских реалий, уезжают сами.
По данным Федеральной службы государственной статистики, на 1 января 2019 года временным убежищем в России обладали 826 граждан Сирии, а статус беженца был всего у двух человек. Для сравнения, в прошлом году временное убежище было у 1128 сирийцев.
Многие из них — дети с уже искалеченным детством. Они лишены и сирийского, и российского образования, вместе с родителями зависли в непонятном положении и на неопределенный срок. И в отличие от родителей, не выбирали, в какой стране им укрыться от войны.
***
В марте 2016 года Владимир Путин впервые раскрыл затраты России на сирийскую военную кампанию. На тот момент они составили 33 млрд рублей, или 156 млн. рублей в день. Единовременное пособие людям, получившим статус беженца в России, равняется ста рублям. Сирийцы с временным убежищем не получают ничего...
