Запрет определенных действий — одна из самых жестких мер пресечения, прописанных в Уголовно-процессуальном кодексе. Суд по предложению следователя вправе установить из предложенного законом перечня один или несколько запретов. Басманный суд в данном случае избрал четыре из шести возможных.
Когда представление о разрешении привлечь коммуниста Рашкина к уголовной ответственности за незаконное убийство лося рассматривалось Госдумой, генпрокурор Игорь Краснов так объяснял, зачем на время следствия нужна именно такая мера пресечения и нельзя ограничиться, скажем, подпиской о невыезде: «Рашкин прекрасно знаком с лицами, с которыми он там (на охоте в Саратовской области. — «МК») был, и может оказать на них воздействие». Юрист МГК КПРФ Мухамед Биджев в разговоре с «МК» признал, что запрет на общение со свидетелями и другими фигурантами этого уголовного дела о незаконной охоте «единственный, который можно хоть как-то объяснить, он соответствует установленным УПК задачам и целям уголовного процесса». Остальные, по словам г-на Биджева, или «смешны» (вроде запрета покидать дом ночами), или производят впечатление намерения «под ширмой запрета определенных действий, по сути, временно отстранить Рашкина от должности».
И правда, как может современный депутат исполнять свои обязанности без почты, телефона, телеграфа и Интернета? Первый замглавы думского Комитета по госстроительству и законодательству Юрий Синельщиков (КПРФ) тоже считает, что «фактически депутата отстраняют от должности, при этом будут продолжать выплачивать ему зарплату». И Валерий Гартунг («СР») полагает, что установленные запреты «конечно, ограничивают возможности»: он напомнил, что во время обсуждения представления генпрокурора фракция «СР» обращала внимание на то, что «очень сложно» при установлении такой меры пресечения провести грань между политической деятельностью депутата как публичного лица, к данному уголовному делу отношения не имеющей, и его частной жизнью, в которой он там нечто незаконное с точки зрения следствия совершил.
Но ходить-то на пленарные заседания и работать в своем думском кабинете г-ну Рашкину никто не запрещает? Он и ходит. «Теперь еще чаще будет ходить», — ехидничают коллеги по палате.
Сергей Обухов (КПРФ), сидящий в зале рядом с г-ном Рашкиным, по просьбе «МК» переговорил с ним и рассказал, как выглядит ситуация на данный момент. Все ограничения уже вступили в силу, а с людьми связываться без телефона и Интернета следователь посоветовал «через помощника». Можно ли пользоваться хотя бы в здании на Охотном Ряду внутренней думской сетью Интранет (в ней размещаются все документы, законопроекты, ведется переписка с депутатами)? Полной ясности нет. Г-н Обухов напомнил, что и система электронного голосования в зале — «тоже Интранет». Не очень понятно, может ли депутат Рашкин отправлять ответы на обращения избирателей и отправлять в разные ведомства депутатские запросы: да, их технически у всех депутатов обычно отправляют помощники, если речь идет о почте, но можно ли отправлять письмо, подписанное г-ном Рашкиным, который под запретом? «Еще один вопрос — «кремлевка», телефон спецсвязи, который стоит на столе у каждого депутата Госдумы: вот звонят ему оттуда, и что? Может он разговаривать или нет?» — интересуется г-н Обухов.
Интранетом, видимо, пользоваться можно, потому что с юридической точки зрения это не Интернет, а внутренняя закрытая система, объяснил «МК» г-н Биджев…
Кстати, УПК разрешает гражданину, на которого наложен запрет на связь, пользоваться телефоном, если надо вызвать «скорую помощь», полицию или аварийщиков. И со следователем тоже можно общаться без проблем.
Между тем специализирующийся в области уголовного судопроизводства адвокат Алексей Михальчик рассказал «МК», что, хотя «при избрании такой меры пресечения, как домашний арест или запрет определенных действий, суды довольно часто устанавливают и запреты на общение по телефону, использование почты и Интернета, их можно назвать декларативными». Конечно, «фактически подловить при желании реально — доходило до того, что следователи по постам в соцсетях определяли нарушение запрета и требовали ужесточения меры пресечения», но особых препятствий обычно не возникает, говорит г-н Михальчик, особенно если речь не идет о домашнем аресте: «невозможно проконтролировать исполнение этих запретов, если обвиняемый даже не привязан к определенному помещению».
