Вот сволочи. Нелюди. Наживаются на человеческом горе. Это не мы — это, наверное, инопланетяне с Марса. Мы — хорошие. За что же нас так опять, таких хороших? За что?
…Врач одного из военных госпиталей, женщина средних лет, отзывчивая и высокопрофессиональная, по мнению всех окружающих, смотрела ти-ви. Это тоже было вчера.
В новостях крутили один и тот же видеоролик из разоренного “Домодедово”. Слезы, скупые сводки о жертвах теракта, еще более скупые — о террористах. Как будто они тоже прилетели с Марса.
В этот момент в ее госпиталь привезли два десятка мальчишек-срочников из Подмосковья — с подозрением на пневмонию. Хрен ее знает, где они ее подхватили, эту пневмонию, в утепленных казармах да в январе… Больных привез молоденький лейтенант. Солдат положено было обустроить именно в этот госпиталь. Никого из вышестоящих в госпитале не было. На тот момент эта дежурная врач была там самая главная. И именно она должна была принять решение. Не совершить подвиг, не лечь грудью на амбразуру — просто выполнить свою работу.
Возможно, ее расстроили новости из телевизора. А может быть, сын схватил “двойку” или заболел гриппом… Я не знаю. Но она сказала, что пусть этот самый лейтенант забирает своих солдат и катится куда подальше. Потому что она их не оформит. Потому что у них нет при себе анализов мочи. Лейтенант пытался ей возразить: куда на ночь глядя девать парнишек с температурой под сорок? Он не может вернуться в часть, к тому же до нее надо еще добраться, и как он скажет командиру, что доктор не захотела никого лечить? Лейтенант попытался объяснить ей про приказ, и вообще в целом про нашу армию, когда она сказала, что он ей надоел, что они все ей надоели. И больные, и здоровые. И что она не обязана вообще. Никому и ничего.
А теперь она будет всю ночь писать на него рапорт, потому что она тут старшая, и звонить командованию, жаловаться, хотя звонить, наверное, уже поздно, а завтра она отошлет свой рапорт на самый верх — и не станет лейтенант никогда генералом. Его выгонят без сертификата на жилье. Она не была жестокая женщина и тоже, наверное, не была с Марса, но она села звонить и писать. Занялась делом.
Солдатики между тем молча домерзали на морозе. Лейтенант не знал, что делать дальше, и позвонил маме. Его мама позвонила мне.
— Она сказала, что уволит его из армии. Для него армия — это все. Катя, что мне делать? — разрыдалась та в телефонную трубку по межгороду. — Там никого больше нет. Начмед и начальник госпиталя ушли, а завтра она скажет, что и моего Сережи тут вообще не было, или что он с ней подрался, или нагрубил… Она сломает ему жизнь… Может быть, позвонить самому главному дежурному по городу и объяснить ситуацию, там же мальчишки, они больны!
Но я объяснила, что самому главному сейчас тоже не дозвониться. Все на теракте.
Я перезвонила Сергею. Он ответил, что все-таки заставил ту врачиху принять его солдат, что их уже осматривают, переодевают, дают таблетки. А что ждет его самого — он не знает. Наверное, она куда-нибудь пожалуется…
Но это будет завтра. А в эту ночь у больных будет теплая постель. И мамы и папы этих мальчиков, которые, наверное, тоже смотрят сейчас новости, или стоят на посту, или развозят по домам по приемлемым ценам припозднившихся пассажиров, или честно лечат больных, или пристально досматривают чемоданы где-нибудь в аэропортах, или принимают важные решения на государственном уровне относительно нашей жизни, могут спать абсолютно спокойно.
Наша армия их сбережет.
— Только не пишите про это, пожалуйста… — попросил меня на прощание лейтенант. — Может быть, она завтра забудет про все. А я… я служить очень хочу.
Для чего я это все написала? А, вспомнила. Если завтра этого несчастного лейтенантика, который, несмотря ни на что, хочет остаться в нашей армии и ценой своей карьеры пытался защитить жизнь и здоровье своих подчиненных, все-таки накажут…
Честное слово, я дойду до министра обороны, чтобы назвать фамилию врача и номер госпиталя, где русская женщина готова была бросить умирать на снегу два десятка 18-летних русских мальчишек…
Вы еще ищете виноватых?
