На Северном Кавказе гибнет в среднем пять-шесть человек в неделю. Чиновники, милиционеры, солдаты... Их убийства стали настолько привычными, что уже не привлекают внимания. Интерес появляется, когда боевикам удается совершить что-то небывалое — убить министра внутренних дел Дагестана, подорвать президента Евкурова, разгромить целую колонну милиции так, чтоб погибла уйма народу.
Только тогда россияне, далекие от кавказских проблем, задаются вопросом: “Что, собственно, там происходит и чем заняты власти? Почему они не могут навести порядок в конце концов?”
Безразличие — громкое убийство — всплеск интереса — безразличие. Цикл, характеризующий отношение общества к проблемам Северного Кавказа. Последние пятнадцать лет мы ходим по нему, как по замкнутому кругу.
Происходит чудовищное преступление. Власти выражают негодование и клянутся уничтожить подонков. Силовики принимаются ежедневно рапортовать, что кого-то убили — то пять бандитов, то семь, — и в придачу прикончили какую-то бандитскую шишку.
Всегда есть главный демон, от которого все беды. Это первая мишень, заветная цель силовиков. За ним охотятся целенаправленно: убрать его, и тогда — все, бандиты будут обезглавлены.
Главными демонами за последние пятнадцать лет были Дудаев, Басаев, Хаттаб, Аль-Валид, еще какие-то люди с нездешними именами. Их убивали, но вместо них всегда появлялся кто-то новый. Очередной демон, которого “надо убрать — и все”.
Сейчас охота идет на Доку Умарова и Магаса Евлоева. Рано или поздно их достанут. Но опыт последних пятнадцати лет говорит, что война на Кавказе на этом не закончится, как не закончилась она после гибели Басаева и прочих полевых командиров.
Потому что здесь дело не в личностях. Не они продвигают идею. Наоборот, она ими движет.
Что за идея? Идея джихада. Священной борьбы с неверными.
Х Х Х
Сейчас — после серии покушений на высокопоставленных лиц в Дагестане и Ингушетии — общество в очередной раз заинтересовалось Северным Кавказом. Определенно, там идут какие-то процессы, что-то происходит. Но непонятно — что?
Ответ простой. На Северном Кавказе идет религиозная война. По сути это война за обновление ислама.
В Средние века Европа пережила Реформацию, когда шла война за обновление католической веры. Ислам — молодая религия. У нее война за обновление началась гораздо позже и протекает по большей части в интернете, чем на поле боя. Северный Кавказ оказался одним из немногих мест на планете, где эта война приняла облик настоящей войны.
Обновление пришло сюда в виде ваххабизма. Это очень радикальное течение ислама. Родилось оно в Аравии в ХVIII веке, а в Россию перетекло в XX, но большой популярности не имело, пока не началась война в Чечне.
Россия воевала с Чечней за сохранение территориальной целостности, а в самой Чечне и соседних республиках росло число недовольных людей, возмущенных действиями центра. Чечню бомбили без разбора, там гибли все подряд, а не только сепаратисты, и это вызывало негодование у мусульман, видевших, что ни местная власть, ни духовенство не способны их защитить.
Но если эти не могут — значит, надо искать других, которые смогут.
Война началась в декабре 94-го, а в 96-м у дудаевцев уже был Исламский полк, в котором воевали люди разных национальностей, в том числе арабы, иорданцы, и там были уже совсем другие законы и правила, казавшиеся поначалу дикими, но сейчас получившие самое широкое распространение.
Если бы не война в Чечне, у них бы не было никаких шансов завоевать симпатии местного населения, поскольку народы Северного Кавказа гораздо больше тяготеют к светскому образу жизни, чем к пятикратному намазу и отказу от роскоши, табака, алкоголя и проституции.
Если бы не война, ваххабизм остался бы одним из множества течений, отнюдь не самым многочисленным, а к его приверженцам относились бы как к, мягко говоря, странноватым людям.
Но война радикализировала Северный Кавказ, и радикальное течение приобрело социальную базу. Власти увидели в этом угрозу и стали притеснять ваххабитов и преследовать. Социальная база из-за этого расширилась и углубилась.
Одним из первых ваххабизм объявил вне закона президент Ичкерии Аслан Масхадов. Он не был ваххабитом — так же, как большинство той команды, что воевала с Россией за независимость. Когда она еще имела какую-то власть, Мовлади Удугов говорил Кремлю: “Ведите переговоры с нами. С нами можно договариваться. После нас придут те, с кем договариваться нельзя”.
Они пришли. Новые люди, с которыми нельзя договариваться. Ахмед Закаев, которого Кадыров зачем-то пытается вернуть из Лондона в Чечню, не представляет их никаким образом, равно как и те боевики, что вернулись домой после войны по амнистии.
То, что сейчас противостоит Кремлю на Кавказе, — это совсем другое. Совсем не то, с чем федеральные силы воевали в чеченских войнах. И независимость Чечни им не нужна. Они воюют за Имамат Кавказ (Северо-Кавказский имамат — исламское государство, существовало 30 лет в середине XIX века на территории Дагестана и Чечни, пока его не поглотила Российская империя, столица была в Ведено; сейчас Веденский район является опорным у боевиков. — Авт.).
Х Х Х
Отношения человека с Богом — вот о чем идет спор. Вот что стремятся реформировать люди, когда они борются за обновление религии.
Протестанты разоблачали Римскую церковь, взявшую на себя роль посредника в отношениях между человеком и Богом. Они отрицали посредников и святых, считая, что Бог говорит с человеком напрямую.
Ваххабиты, как и протестанты, не признают святых и посредников: есть только Аллах. В этом принципиальное отличие ваххабизма от традиционных течений Северного Кавказа, большинство из которых основаны реальными людьми, которые считаются сейчас святыми.
Последователи Мартина Лютера возмущались тем, что священники продают индульгенции, освобождая за деньги от грехов. Ваххабиты обвиняют официальное духовенство в незнании Корана, отходе от шариата и стяжательстве: “Сегодня он одно говорит, а положи ему в карман сто долларов, он совсем другое будет говорить, восхвалять тебя”.
Эксперты по проблемам Кавказа, однако, считают, что термин “ваххабиты” в применении к тем людям, которые воюют сейчас против России, надо применять очень условно. Их религия — это уже не ваххабизм, а радикальный религиозный экстремизм, которому пока не придумали красивого названия.
Неэкстремистский реформаторский ваххабизм легализован, он существует в нашей стране как полноправное религиозное учение.
Реформаторы делают упор на пропаганду, обучение основам ислама, распространение литературы. Они критикуют власть и духовенство за взяточничество и коррупцию, подчеркивают несправедливость государственного режима и находят отклик у населения, поскольку несправедливость и коррупция действительно всех достали.
Преследования реформаторов приводят к тому, что среди них появляются радикалы, экстремисты. Для них джихад — открытая война с неверными, причем неверными считаются не только немусульмане, но и те мусульмане, что работают в их структурах, получают у них деньги и награды.
События в Нальчике в 2005 году, например, вызвало то, что спецслужбы стали вычислять местных ваххабитов, которые были именно ваххабитами, а не экстремистами. Пять раз сходил в мечеть — ага, вот и враг: давай его сажать, уничтожать.
Ваххабиты в результате обиделись, превратились в экстремистов и захватили Нальчик, чтоб добыть себе оружие, отняв у силовиков. Как это у них называется, “пошли воевать за веру”.
Религиозные войны тем и страшны, что люди воюют за веру — то есть за идею. В такой войне нельзя победить, убивая сторонников идеи. Всех же не убьешь.
Чтобы победить, у идеи надо убрать почву. А убивать тех, кто на этой почве вырос, — бесполезно. Чем больше убиваешь, тем их больше становится, и непрекращающиеся убийства и обстрелы чиновников и милиционеров доказывают это самым убедительным образом.
Х Х Х
Очевидно, что метод, которым ведется борьба с религиозным экстремизмом, не приносит желаемых результатов. Убитых боевиков неизменно заменяют новые, круг не размыкается. Тем не менее курс остается прежним. Жесткая линия на уничтожение бандитов становится только жестче.
В Москве такое положение вещей никого не удивляет, потому что интерес к Северному Кавказу здесь носит фрагментарный, циклический характер, и с этого ракурса жесткая линия выглядит единственно верной: если они наших убивают, мы что, должны их по головке гладить?
Но, скажем, у жителей Ингушетии, наблюдающих ситуацию в развитии, такой подход вызывает крайнее недоумение.
“Если человек с оружием в лес уходит — значит, с ним что-то не в порядке, верно? — сказал мне ингушский строитель Магомед Барахоев. — Ну так если ты власть, ты узнай, что с ним. Разберись, прежде чем его ликвидировать. С больными же возятся, лечат их. И тут, считай, то же самое — заболел человек, просто не телом, а душой”.
Вблизи видно, что власть со своей жесткой линией идет в тупик. И действительно, по данным местных правозащитников, идеологию боевиков сейчас разделяет порядка 60—65% населения Ингушетии. Они не воюют, но симпатизируют воюющим, поскольку устройство жизни в республике вызывает у них резкое неприятие. В Чечне процент не меньше, хотя открыто этого никто не признает из-за Кадырова, поскольку такие данные будут означать, что его политика потерпела фиаско.
О настроениях в обществе лучше всего говорят видеоролики, которыми жители Чечни и Ингушетии обмениваются по мобильным телефонам. Если раньше новости распространялись из уст в уста — “цыганской почтой”, то теперь никто ничего не рассказывает, просто пересылает ролик, где лидер боевиков смеется над Кадыровым, например.
Ролики распространяются очень оперативно. Сюжет о недавнем нападении на колонну чеченских милиционеров возле ингушского села Аршты, когда погибли девять человек, уже через неделю висел в интернете, а ролики в мобильниках появились еще раньше.
Боевики активно используют современные технологии. На новостном ингушском сайте вдруг вывешиваются заметки, явно пришедшие “с той стороны”. Повисят часа три, потом их убирают, но за это время их уже скопируют и распространят, и новости пойдут гулять, будоража и пугая людей.
На прошлой неделе за такие фокусы была приостановлена работа сайта “Ингушетия.орг” — там появилась заметка, в которой лидеры боевиков призывали граждан передавать им данные на тех ингушских и чеченских милиционеров, что участвуют сейчас в контртеррористической операции в горных районах, которой руководит Рамзан Кадыров.
Кадыровцы сжигали в Чечне дома родителей боевиков, убеждая их таким образом “забрать сыновей из леса”. Боевики идут тем же путем: пугают родителей милиционеров, обещая вычислить по телефонным звонкам и наказать всех, кто отпустит сыновей в горы воевать с боевиками.
На всем Северном Кавказе сейчас очень непростая обстановка, но особенная нервозность — в Ингушетии и Чечне. В Ингушетии возмущены тем, что президенту другого региона приказано наводить порядок у них в республике. А в Чечне возмущены тем, что чеченцев отправляют в другой регион воевать и погибать — делать то, чем должны заниматься федеральные силы.
Никому не нравится такая жизнь, но никто не знает, как ее изменить. Рассуждая о том, почему власти не могут навести порядок на Северном Кавказе, люди старшего возраста говорят: “Это потому, что в Кремле не понимают, что здесь происходит, какие идут процессы”. Некоторые даже пытаются объяснить Кремлю, что происходит: шлют письма в администрацию Медведева, записываются на приемы к чиновникам, которые ничего не решают, одолевают журналистов, чтоб через них что-то донести до власти.
Люди помоложе считают иначе. По их мнению, власти прекрасно понимают, что происходит на Северном Кавказе, и используют ситуацию, чтоб натравливать людей друг на друга.
Х Х Х
Верный знак того, что война идет за идею, — шахиды. Если люди принимаются взрывать себя, чтоб уничтожить врага, — значит, идея пустила здесь корни. Теперь надо вытаскивать из-под нее почву, потому что простое физическое истребление противника ни к чему не приведет.
В Афганистане есть шахиды. Там тоже идет религиозная война.
Барак Обама на прошлой неделе сказал: тактику в Афганистане будем менять, сделаем упор не на военных операциях, а на социально-экономическом развитии. Другими словами, он решил сконцентрироваться на почве. Неизвестно, будет ли успех, но в любом случае это лучше, чем биться головой об стену и отправлять гробы в Европу и США.
На Северном Кавказе тем временем продолжается бег по кругу. Покушение на Евкурова пробежали, теперь у нас всплеск интереса. Недолгий. Еще неделя, другая, и войдем в фазу безразличия — до нового громкого преступления.
