Исторически в психологии укоренилось представление о том, что интеллектуальная одарённость неразрывно связана с эмоциональной тонкостью и повышенной восприимчивостью к чувствам других. Однако новый масштабный обзор, проведённый научной группой под руководством Натали Лавенн-Колло из Университета Париж-Сите, ставит под сомнение это распространённое убеждение. Исследователи задались целью проверить, соответствуют ли стереотипы о «сверхчувствительных» интеллектуалах современным нейробиологическим и психологическим данным, и пришли к выводам, которые рисуют более сложную и неоднозначную картину.
Ключевым открытием обзора стало чёткое разграничение между эмоциональной и когнитивной эмпатией. Эмоциональная эмпатия — это тот самый автоматический, почти рефлекторный отклик на состояние другого человека, когда мы невольно морщимся от чужой боли или чувствуем подступающие слёзы, видя чьё-то горе. Оказалось, что люди с высоким интеллектуальным потенциалом не демонстрируют повышенного уровня такого непосредственного эмоционального заражения. Их физиологический и аффективный резонанс с переживаниями окружающих в среднем не отличается от общего по популяции. То есть их не захлёстывают чужие эмоции сильнее, чем других.
Сила высокоинтеллектуальных людей проявляется в совершенно иной сфере — сфере когнитивной эмпатии. Это интеллектуальная способность понимать, что думает или чувствует другой человек, ставить себя на его место, расшифровывать намерения. Именно здесь они зачастую превосходят остальных. Их развитые вербальные навыки, логическое мышление и способность к сложному анализу позволяют с высокой точностью «считывать» социальные ситуации. Они быстрее и точнее замечают микровыражения лица, улавливают нюансы интонации и языка тела, что, вероятно, обусловлено общей скоростью обработки информации и вниманием к деталям.
Благодаря сильным исполнительным функциям мозга, в частности ингибирующему контролю, такие люди часто неосознанно подавляют собственную спонтанную эмоциональную реакцию, чтобы сохранить ясность мысли и объективность. Столкнувшись с чужой бедой или конфликтом, они могут автоматически переключиться в режим анализа, «интеллектуализируя» чувства, чтобы не быть ими подавленными. Эта стратегия считается адаптивной в высокострессовых профессиональных средах (например, в хирургии или кризисном управлении), где эмоциональная вовлечённость может помешать эффективности. Однако в повседневном общении она может порождать непонимание: окружающие могут воспринимать такого человека как холодного, отстранённого или равнодушного, хотя на когнитивном уровне он полностью погружён в ситуацию.
Важным аспектом, который подчёркивают исследователи, стала мотивационная составляющая. Для многих людей с высоким интеллектом эмпатия и просоциальное поведение часто движимы не столько личной эмоциональной связью с конкретным человеком, сколько абстрактным чувством справедливости, этическими принципами или системным анализом проблемы. Их может глубоко волновать нарушение моральных норм или несправедливое устройство системы, даже если они не испытывают острой эмоциональной боли за того, кто пострадал. Их сострадание направлено скорее на идеи и принципы, чем на индивидов.
У ребёнка с опережающим когнитивным развитием способность понимать сложные эмоции может намного опережать способность этими эмоциями управлять. Чтобы справиться с этим разрывом и потоком непонятных аффективных сигналов, ребёнок учится полагаться на свой сильный аналитический ум, закладывая основу для стратегии интеллектуализации во взрослом возрасте. Кроме того, исследователи проводят важное разграничение между этим профилем и чертами, характерными для расстройств аутистического спектра (РАС).
Если при РАС часто возникают трудности с самим восприятием и пониманием социальных сигналов, то высокоинтеллектуальный человек эти сигналы прекрасно считывает, но сознательно или бессознательно «гасит» свою эмоциональную реакцию на них.
Неверная интерпретация когнитивно-эмпатического профиля как дефицита эмпатии может привести к неадекватным вмешательствам. Таким людям может требоваться не обучение пониманию эмоций (с этим у них всё в порядке), а помощь в налаживании баланса — в том, как безопасно допускать и выражать собственные эмоции, не теряя при этом преимуществ когнитивного контроля.
Исследователи подчёркивают, что их выводы не универсальны: внутри группы высокоинтеллектуальных людей существует большое разнообразие, на которое влияют сопутствующие особенности и контекст. Для будущих исследований они предлагают сместить фокус с лабораторных опросников на изучение реальных социальных взаимодействий с применением физиологических методов, чтобы получить более полное представление об этом сложном феномене.
