На балконе выступал Ростропович, пел Макаревич (какая теперь страшная фамилия), веселил Хазанов, обнадеживал Михалков… Ждали нового штурма. Но отец Глеб Якунин обратился к силам небесным, пошел дождик, и штурма не случилось. Такого чувства свободы я не испытывал больше никогда ни до, ни после.
Люди братались, обнимались… Среди этих бесшабашных и героических братьев и сестер я увидел «взглядовского» телеведущего Сергея Ломакина. Он был в ослепительно-белом костюме, а братья и сестры подходили к нему, кричали в лицо проклятья и кидались грязью из луж. За то, что Ломакин незадолго до путча брал интервью у Бориса Ельцина по центральному телевидению и задавал нашему кумиру неудобные вопросы. Белоснежный костюм понемногу становился коричневым, но телеведущий молча сносил плевки и быстро убрался восвояси. А мы ликовали, и не было нам дела до какого-то там Ломакина.
Недавно на радио провели опрос: кого бы вы поддержали сейчас — ГКЧП или Ельцина? 88% ответило, что ГКЧП. Стойкий, проверенный наш народ наконец-то все понял задним умом. На День российского флага к Белому дому в начале 90-х собирались тысячи. Потом сотни. Затем десятки. Теперь, наверное, не придет никто. Теперь вообще люди стыдятся, что были там когда-то, у Белого дома, 23 года назад. Да, колеблются вместе с линией партии. Как всегда.
А я был счастлив, и не предам никогда тот день и ту перестройку. Потому что была еще жива огромная моя родина под гордым названием СССР, но появилась свобода. Такая, какой нет теперь. Я не предам никогда бесконечные очереди за журналом «Огонек», чтение на стендах «Московских новостей», спектакли, когда вдруг одно смелое слово тут же вызывало шквал аплодисментов. Фильмы, снятые с полок, толстые журналы с запрещенной когда-то литературой, возвращение из ссылки Сахарова… Это было лучшее время, которое я когда-либо видел и знал и теперь жалею тех молодых, которые родились позже.
В душе моей до сих пор горит факел того прекрасного дня, переходящего в теплый дождливый вечер 21 августа 1991 года. Но уже 22-го началась совсем другая жизнь. Толпа пошла снимать памятник Дзержинскому, причем, я это точно знаю, среди крушащих изваяние главного чекиста страны было очень много тех, кто к Белому дому идти испугался. Коршуны налетели уже после победы.
Куда-то пропал Ельцин. А в воздухе пахло грозой. Предчувствие гражданской войны, как тогда пел Шевчук?
Нельзя предавать душу, но глазам своим верить надо. Мы все видели сами, и нас уже не обманешь. Дело даже не в великом фокусе исчезновения всех наших сбережений сразу, не ваучерной приватизации, которую все потом назвали воровской, не в бандитском переделе и беспределе, начавшемся сразу с января 1992-го, не в оглушительном повышении цен и не приходе в конце концов к власти корпорации из трех букв — КГБ.
Мы все видели сами, глаза не обманешь. Как менялось лицо нашего кумира, первого Президента РФ, словно портрет Дориана Грея. Как он из красивого, умного, четкого лидера стал не всегда адекватным, закрытым от всех, дорвавшимся до вершины царем. Как просто оказался не на своем месте, не по Сеньке шапка.
Не сотвори себе кумира… Помню, как в перестройку у нас в типографии генерал с бесконечной орденской планкой на груди читал политинформацию, клеймил Ельцина, а я вдруг вскочил и стал его защищать. Как на очередном митинге в поддержку опального Бориса Николаевича мы скандировали: «Ельцин! Ельцин!», а один студентик выскочил: «Не Ельцин, нет, Сахаров!» Тогда я еще ничего не понимал.
По телевизору практически круглосуточно показывали съезд народных депутатов, мы все ходили с приемниками, слушали и перемигивались. После работы я бежал домой, досматривал дневное заседание, потом бежал в «Лужники», где Ельцин, Попов, Собчак, Афанасьев выходили к нам, и мы любили, поддерживали их до изнеможения.
Великая иллюзия… Что-то пошло не так. И вот эта наша вера в доброго царя-батюшку, напрочь изничтожающая собственную жизнь. Надо с этим заканчивать, раз и навсегда. Надеяться только на себя, жить своим умом. И не очаровываться понапрасну.
Но отказываться от тех высоких чувств — нет уж, извините. Никогда в жизни. Потому что это был прекрасный момент счастья, который всегда со мной.
