За свое нынешнее столичное звание Первопрестольная должна благодарить немцев и начштаба Высшего военного совета Советской Республики Михаила Бонч-Бруевича.
«Германцы занимают Псков и, вероятно, в ближайшее время утвердятся в Нарве. При такой близости неприятеля считаю необходимым доложить, что правительству надлежит теперь же уехать из Петрограда...» – Эта докладная записка, написанная М. Бонч-Бруевичем 4 марта 1918 года, оказалась последней каплей, которая окончательно решила вопрос с эвакуацией большевистских лидеров в новую столицу. А до того вопрос обсуждали на заседании Совет Народных Комиссаров в ночь с 24 на 25 февраля.
Претендентов на роль столицы обсуждалось в «верхах» несколько. В том числе фигурировал и Нижний Новгород. Управляющий делами Совнаркома (и брат начштаба ВВС) Владимир Бонч-Бруевич решительно ратовал за Москву. Ленин был с ним согласен, однако выдвинул условие: в Первопрестольную ничего заранее не сообщать и ради пущей безопасности переезд организовать внезапно. В итоге так и выбрали «в столицы» Москву, а знаменитый город на Волге решили использовать в качестве «прикрытия».
Переезд тщательно законспирировали. Только немногие «самые проверенные товарищи» были посвящены в истинные планы. Остальным же сообщили, что правительство и партийное руководство отправятся в Нижний. Об этом же упомянул В. Бонч-Бруевич во время своего разговора с делегацией «крайне реакционной организации» «Викжель» (так назывался профсоюз железнодорожников), пришедшей к нему с вопросом: «Правда ли, что правительство бежит в Москву?» В ответ они услышали от управделами Совнаркома «секрет» про Нижний Новгород: мол, «там посытнее, да и от немцев подальше». (Подобная дезинформация оказалась отнюдь не лишней. Бонч-Бруевич позднее говорил: «Все подтвердилось на процессе эсеров, когда боевики эсеров заявили, что они пытались организовать взрыв правительственных поездов на путях следования из Петрограда, но были сбиты с толку различными комбинациями...»
26 февраля СНК принял проект постановления об эвакуации правительства. В документе упоминалось про «минимум руководителей центрального административного аппарата с семьями, Госбанк, золото и Экспедиция заготовления государственных бумаг». Однако в официальных заявлениях руководство Советской России продолжало тактику дезинформации.
1 марта «Правда» опубликовала заявление ЦИК: «Все слухи об эвакуации из Петрограда Совнаркома и ЦИК совершенно ложны.» А позднее, уже после того как руководители большевистской партии и правительства благополучно покинули прежнюю столицу и перебрались в Москву, в той же «Правде» было опубликовано «Обращение Военно-Революционного комитета при Петроградском Совете к гражданам Петрограда»: «Совнарком и ЦИК выехали в Москву на Всероссийский съезд Советов.»
Сам переезд начался 10 марта. «Первые люди» Советского государства перебрались из Питера на берега Москвы-реки тремя спец-эшелонами.
В архивах сохранился список членов правительства, отправившихся в новую-старую столицу. Под №1, естественно, значится Ильич – с женой, сестрой и двадцатью пудами багажа. А под скромным №23 – Сталин И. В., без членов семьи и с десятью пудами личного имущества.
Владимир Ильич с еще несколькими соратниками должен был ехать в Москву на литерном поезде N 4001 под охраной специального отряда латышских стрелков . Его отправка сопровождались повышенными мерами конспирации. Спец-состав подали не на Николаевский (ныне Московский) вокзал Питера, а на так называемую Цветочную площадку – глухой пустырь за Московской заставой. Причем немного раньше с подобающей торжественностью был организован отъезд с Николаевского вокзала двух бывших царских поездов, в которых ехали рядовые члены ВЦИК (в том числе и члены партии эсеров), направляющиеся в Москву в качестве делегатов съезда Советов. Ради представительности в «парадный» состав погрузился Председатель ЦИК Я. Свердлов, но... Все видели, как он вошел в первый вагон, зато никто не заметил, что Яков Михайлович буквально через несколько минут вышел, таясь, из тамбура последнего вагона и отбыл прочь (в итоге Свердлов ехал в Москву в «засекреченном» литерном поезде).
По свидетельству очевидцев, Ленин покинул Смольный 10 марта в 21.30. Направляясь вместе со своими близкими к машине, Владимир Ильич произнес: «Заканчивается петроградский период деятельности нашей центральной власти, что-то скажет нам московский?» На Цветочной площадке «вождя мирового пролетариата» встретили и украдкой, в темноте проводили до салон-вагона. В 10 вечера литерный №4001 с выключенным освещением тронулся на Москву.
В качестве своеобразного прикрытия для него использовали два других спец-поезда, которые везли в Москву работников комиссариатов, имущество и служащих Управделами СНК. Между этими двумя поездами как раз и следовал «четыре тысячи первый».
По пути к Москве не обошлось без осложнений. В существовавшей тогда на железных дорогах страны неразберихе «кильватер» правительственных поездов был вдруг нарушен: перед «ленинским» литерным вклинился откуда-то с боковой линии товарный эшелон, перевозивший «разагитированных» солдат и матросов, которые отказались воевать на фронте. Во время остановки на станции Вишера оба поезда оказались на соседних путях. Непонятно было, чего ждать от этой возбужденной, анархично настроенной «вольницы». Как вспоминал Бонч-Бруевич, ему пришлось отдать распоряжение «на всякий случай выкатить пулеметы. В матросском поезде сразу заметили пулеметы и стали выскакивать из вагонов и прятаться по ту сторону поезда».
Литерный №4001 прибыл к перрону Николаевского вокзала в Москве вечером 11 марта. Ленина и его близких сразу отвезли на место их временного проживания – в гостиницу «Националь», уже переименованную в «Первый дом Советов». Позднее вождь сменил квартиру на кремлевскую, но тоже временную: он занимал две комнаты на втором этаже Кавалерского корпуса.
Несколько дней спустя, на последнем заседании IV Чрезвычайного съезда Советов, состоявшемся 16 марта 1918 года, переезд руководства страны в Москву был окончательно узаконен.
Охрану Кремля и обеспечение безопасности членов правительства поручили все тем же проверенным красным латышским стрелкам, а также бойцам Первых московских пулеметных курсов. Комендантом вскоре был назначен бывший комендант Смольного Павел Мальков. Вот что он вспоминал позднее об этих первых столичных днях:
«...После Петрограда Москва показалась мне какой-то уж очень провинциальной, запущенной... Большинство же улиц выглядели по сравнению с Петроградом чуть ли не пустынными. Прохожих было мало, уныло тащились извозчичьи санки да одинокие подводы... В Москве тогда, в 1918 году, насчитывалось от силы три-четыре сотни автомашин. Многие ответственные работники – члены коллегий наркоматов, даже кое-кто из заместителей наркомов – за отсутствием автомашин ездили в экипажах, закрепленных за правительственными учреждениями наряду с автомобилями...»
Новый комендант сразу же получил «руководящие указания» от главы ВЦИК Свердлова: «...Подумайте об оборудовании квартир: мебель, посуда, постельное белье. Ведь у большинства товарищей ничего нет, даже пары простыней, чашек, тарелок. А жить люди должны по-человечески. И столовую в Кремле надо поскорее наладить, небольшую, для наиболее загруженных и нуждающихся в усиленном питании товарищей – наркомов, их заместителей, членов коллегий... Когда будете оборудовать квартиры, – а мы в ближайшее время ряд товарищей из «Националя», «Метрополя» переселим в Кремль, – на дворцовое имущество особо не рассчитывайте, лучше берите из гостиниц, из того же «Националя». Дворцы надо сохранить в неприкосновенности, со временем мы там музеи организуем и откроем самый широкий доступ народу... Продумайте схему расстановки постов. Постами надо обеспечивать не только ворота, но и стены. Надо будет кое-где установить посты и внутри Кремля: у входа в Совнарком, у кабинета и квартиры Ильича. У Ильича – непременно. Туда надо ставить особо надежный народ...»
