Корреспондент «МК» обсудил данное дело, с руководителем Лаборатории антикоррупционной политики при ВШЭ, председателем центра «Транспаренси Интернешнл – Россия» Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
- Многие в этом деле усматривают политическую подоплеку. Если так, то скажите, кто является главным бенефициаром конфликта (ФСБ и МВД), можете назвать какие-то фамилии?
- Думаю, нет перечня конкретных фамилий. Это довольно широкий круг лиц, которым не нравилась мегаактивность Управления под руководством Сугробова. Вообще, прямыми бенефициарами является огромное количество коррупционеров, которые сейчас сидят и хихикают, потому что худо-бедно, но Управление ловило людей, а сейчас вся эта деятельность притихла. Все это очень плохо. И плохо с разных сторон, включая ту сторону, что сам Сугробов и сотрудники его подразделения, конечно, решили пойти по тому пути, по которому они пошли.
- Вы говорите о сотруднике УСБ ФСБ Игоре Демине, которого, по версии следствия, полицейские оперативники спровоцировали на получение взятки?
- Нет, я думаю, что все исключительно шире, а Демин - это розочка на торте, если Вы помните из уроков химии, - катализатор [этой] истории. В принципе мог быть не Демин, а какой-нибудь Сидоров, в конечно итоге.
- Сидоров - условный сотрудник ФСБ?
- Какой-нибудь Иванов, Петров, Сидоров. Все равно это рано или поздно случилось бы, потому что не может в стране существовать ситуация в области противодействия коррупции, в части преследований за коррупцию, когда существуют два центра, которые себя считают главными.
- ГУЭБиПК и...
- …ФСБ. И оба считают себя главными по противодействию коррупции среди высших должностных лиц. Самое удивительное, что именно так записано в законодательстве. ИФСБ по закону отвечают за расследование коррупционных дел, связанных с высшими должностными лицами, и подразделение МВД отвечало за противодействие коррупции среди высших должностных лиц.
Большая политическая ошибка высшего руководства страны в том, что они не развели эти два потока деятельности, и они [ведомства] неизбежно столкнулись бы рано или поздно.
- В прессе есть разные версии случившегося и одна из них такова, что молодой генерал Сугробов относится к группе, которой симпатизирует премьер-министр Дмитрий Медведев.
- Я не считаю, что это политически увязано с высшими руководителями страны. Не в персоналиях дело, не в близости к тем или иным группам и тем или иным лицам. Это связано с тем, что два больших института отвечают за одно дело, видят его по разному, каждый готов стать чемпионом в этом направлении, у каждого есть свои приоритеты, ну и какие-то, скажем, темные и серые зоны.
- А может это схватка за контроль каких-то потоков?
- Это схватка за «чемпиона горы» в области контроля за расследование коррупции высших должностных лиц. Плюс, чего скрывать, «сугробовские» подставились. Понимаете, проблема заключается в том, что очень сложно поймать высшее должностное лицо на взятке - они редко взятки берут, там совсем другие составы, там редко фигурирует ситуация, когда можно взять "на наличных". А единственный для правоохранителя способ поймать коррупционера - это "взять на наличных", потому что все остальное - это довольно сложная история, которая включает в себя многолетнюю работу.
Соответственно, стараясь достигнуть эффективного результата, «сугробовские» пошли по пути использования, ну скажем, ковбойских методов - методов на грани закона. Я не на минуту не сомневаюсь, что они хотели хорошего. До поры до времени они очень неплохо работали, пока их не понесло в это ковбойство, по большому счету, связанное с использованием агентуры - провокации и т.д. Это была большая ошибка, перечеркнувшая очень много хорошего, что они сделали до этого.
- Как Вы оцениваете, то, что такие, как генерал Сугробов, и иные высокопоставленные персоны все чаще становятся фигурантами уголовных дел, помещаются в СИЗО. Это сигнал чего?
- Это не сигнал. Это результат, что иначе быть не может, потому что верховенство закона - для всех. Если они нарушили закон - они должны быть в СИЗО. Другое дело, что для политического, стратегического понимания антикоррупции такие дела должны быть абсолютно свободны от любых домыслов, сплетен и толкований, от любого давления, от любой непрозрачности, от любых утечек. Потому что общество должно знать четкие ответы на те вопросы, ровно те, которые Вы мне задаете: "Это потому что они преступили закон или потому что они переступили кому-то дорогу?"
Почему это важно? Потому что если нет такой прозрачности в расследовании подобных дел - у людей полностью начинает пропадать доверие к тем, кто расследует это дело. И начинаются всякие домыслы, начинаются всякие придумки. Люди у нас привыкли к тому, что у нас схватка под ковром всегда имеет жертвы. И вместо верховенства закона получает опять очередное серое зазеркалье, когда все выглядит не тем, чем является, а это очень плохо.
- Хорошо. Тогда, судя по поведению следствия, прокуратуры, суда, можно сделать какой-то вывод? Например, 27 апреля Мосгорсуд приговорил замначальника Управления "Б" ГУЭБиПК Алексея Боднара к 5,5 годам строгого режима, а часом позже - продлил арест Сугробову. Так вот адвокаты последнего, и сам генерал, убеждены, что им удастся доказать невиновность своего доверителя.
-- Я общалась с этими людьми, они правда верят в то, что они делали все правильно, и с этого не свернуть вообще никакими бульдозером - ни общественного мнения, ни правовой машины.
- Но некоторые же признали свою вину, в том числе и участие в преступном сообществе?
-- Это вопрос личного выбора каждого. У всех разная ситуация - кто-то готов идти до конца, отстаивая свою точку зрения, а у кого-то дети, жены, ипотеки и т.д. Тут включается человеческий фактор, который мы не можем не исключить.
- Какой можете сделать прогноз по основному делу?
-- Я думаю, это дело может пойти двумя совершенно противоположными дорогами. Либо это будет показательный процесс для устрашения тех, кто хочет пойти таким же путем, пытаясь ковбойским наскоком наскочить на большую коррупцию. Либо произойдет послабление в обратную сторону, потому что такими кадрами разбрасываться никто не хочет. Более того, они знают довольно много, и вырастить себе врагов в лице отсидевших Сугробова и компании, наверно, никто не мечтает.
На самом деле, все, что произошло - трагично и ужасно для будущего нашего противодействия коррупции.
- Но сейчас же с новым порывом началась антикоррупционная кампания: если вспомнить экс-губернатора Сахалина Хорошавина...
-- Так в том-то и дело, что не должно быть кампании. Должна быть нормальная повседневная работа, которая в феврале не отличается от января, в марте - от февраля, в апреле от марта. Вы сами использовали слово "кампания". Все ходит волнами, кампаниями - от министра, до министра, от губернатора, до губернатора. А так не должно быть. В этом то и трагедия: должны два ведомства - ФСБ - в своих полномочиях, МВД - в своих, ровно и постоянно работать над выявлением коррупционных деяний высших должностных лиц. Без кампанейщины!
- В США была такая практика, когда чиновников провоцировали на взятку, но после не сажали их, а отстраняли от работы. Как Вы считает, история ГУЭБиПК должна как-то отразиться на нашем законодательстве?
- Я против провокации взяткой. На самом деле [в законодательстве] все уже есть. По большому счету расследование крупных дел высших должностных лиц - это должно быть совместной работой ФСБ, МВД, Следственного комитета, Прокуратуры, финансистов Счетной палаты - специалисты, которые могут помочь найти крупные коррупционные деяния, через анализ деятельности должностных лиц. Вот они должны сидеть и на равных вместе работать, а не бежать в разные стороны. Конкуренция между всеми перечисленными - яростная.
- На счет конкуренции я слышал только о коррупционной конкуренции - то есть за контроль той или иной области.
- Любая конкуренция: кадровая, карьерная... В конце концов, они все хотят выглядеть главными в лице одного единственного первого лица в нашей стране. «А кто у нас поймал самых главных коррупционеров?», - спрашивает первое лицо. Каждый хочет сказать: «Я».
