Жаль беднягу Орвелла
Жаль беднягу Орвелла — с его утлой, убогой фантазией. Не догнался хваленый литератор-фантазер до высот нашего повседневного бытия, не сумел сочинить роман «2017-й», где речь шла бы о колбасе, о том, что Министерство Правды плавно переквалифицируется в статистическую структуру, прослушка станет формой (и нормой) дружеского общения, грабители с большой дороги назовут себя налоговой службой, а в суровой аскетичной стране станет процветать до колик смешная коррупция, и все увидят: Большой Брат — элементарный вор, окруженный мелкими и крупными жуликами, которые ни за что не станут отбывать наказание за свои грешки, потому что представители правящего клана — одна большая криминальная семья.
Революция
Каждый раз начинаем разговор о революции (и реформах), которая должна преобразовать жизнь к лучшему, не с того бока. Начать надо, к примеру, вот с чего: товарищ Ежов сожительствовал, мужеложствовал со своим шофером. При этом был женат. (Что вполне нормально и типично для человеческого сообщества. И то, что приказал своей жене отравиться, — в порядке вещей. Многие великие люди так поступали с близкими.) А вот о революции — в связи со всякого рода сожительствами — задавались вопросами не все. С этого и стоит повести беседу о возможности или невозможности что-либо позитивно изменить в социуме и человеке — соответственно провозглашенным лозунгам о достижении справедливости, равенства, о коммунистическом светлом завтра. В подтексте этой демагогии — идеологическая муть, идеальная конструкция, досуже придуманная теоретиками. Она трещит по швам и ломается при столкновении с подспудной (а то и явной) сутью двуногого мечтателя.
Можно, конечно, сказать: в соитии с водителем нарком утверждал социальное равенство начальника и обслуживающего персонала, но как быть с обманом высокого доверия, которым окружили Ежова более крупные, чем он, руководители? Они полагали: он, Ежов, станет образцом революционного подвижничества. А он? Мелко обманывал.
Еще более тяжелое, прямо-таки апокалиптическое проклятье проистекает для нашего общества от колбасы. Она проклятием висит над нами. Если бы хомо сапиенс мог отказаться от данного дамоклова меча… Не может! За колбасой ездили в Москву в годы дефицита из провинции поездами. Помните загадку: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой?» Колбасу выносили из кремлевского буфета капитулирующие работники ЦК КПСС, когда коммунистическая партия попала под запрет. Колбаса и сегодня выступает в роли буридановой приманки.
Кто решает?
Орвелловский Большой Брат изрекает: «Кадры решают всё». А мы, с высоты нашего опыта, утверждаем: «Решает колбаса, которой наделены эти кадры». Мы это наглядно и ежедневно видим. Кадры без колбасных подачек не стоят понюшки табаку и выеденного яйца. Была плеяда губернаторов — где она? Она лишена колбасы. Был конгломерат министров и банкиров. Что они решили (помимо личных финансовых вопросов)? Нет, решают не кадры, а тот, кто вытирает об них ноги.
Болезнь
Страны, испившие чашу коммунистической тоталитарной давиловки (и впитавшие ее), глубоко и надолго больны. Видим это на примере отгородившей себя стеной от Евросоюза Венгрии и не могущей опамятоваться Польши, которая лишь номинально, рекламно объявляет о борьбе с коммунистической символикой, а на деле остается коммунистической иерархической пирамидой: продвигает, например, идею назначения судей (становящихся подконтрольными власти) сверху — как в прежние времена. Лелея эти идеи, правящий класс — выплавленный в горниле прошлого — пятится в привычную ему рутину. Но та же Польша всерьез встала на путь выздоровления, что видно из мощнейших повсеместных протестов рядовых граждан против тухлой судебной реформы, — и глава Польши Анджей Дуда вынужденно отменил рецидив социалистического режима.
Упорствующих в своей болезни (я — о нашей стране и ее поклонении Сталину) ждут еще более зловонные отрыжки, чем в Польше и Венгрии. Мы останемся гнить среди миазмов.
Колбасное царство
Орвелл никоим образом не отобразил в своем романе конфликтное противостояние наций, которое в сымитированном им обществе должно было бы играть немаловажную роль. В реальном (нашем) обществе оно стало главенствующим. Две чеченские женщины пожаловались своему главе на грубое обращение российских (воронежских) правоохранителей. Реакция была такая, что дамам немедленно на государственном уровне принесли извинения. Теперь вообразите ту же самую ситуацию наоборот: двух воронежских женщин оскорбили чеченцы. К кому обращаться за помощью обиженным? Кто их заслонит? Странно даже подумать, что кто-то за них заступится. Этот сюжет наглядно демонстрирует, кто в колбасном царстве главный.
Преемственность
Помните аллегорическую песенку советских времен о черном коте, который проживает в темном подъезде, как в поместье? Там есть слова: «Ловит нас на честном слове, на кусочки колбасы…»
Могла ли завершиться скоропалительно организованная поездка нашего президента во Францию успешно, если из всех кандидатур во французские лидеры он выбрал и приветил Марин Ле Пен (из-за чего она гонку и проиграла). Приходится расхлебывать свою однополярность. Зато охота на щуку удалась на славу. Как вам нравится орвелловская страна, где ярчайшим достижением и информационным поводом для восхищения на долгое время становится пойманная щука? Невольно вспоминается еще и дурацкая солдатская кухонная мудрость: «Лучшая рыба — это колбаса». Никуда нам от колбасы не деться. А еще вспоминается Александр III, сказавший: «Пусть Европа подождет, пока царь окушков наловит».
Цена багажа
Что еще недоучел Орвелл? Какой художественной образности ему не хватило? А вот какой: изобразить людей оливками (продолжаем продуктовую тему) — семечками, из которых жмут масло. Или же отжатым жмыхом.
Понятно было бы, если бы оплату сверхнормативного (мизерного) груза авиаперевозчики внедрили на заграничных рейсах — это говорило бы о желании стимулировать покупки внутри страны: ничего привозного, защищаем отечественного производителя.
Вместо этого нельзя купить банку меда в Башкирии или помидоры в Крыму (чем материально поддержали бы местных предпринимателей).
Зачем введен бредовый курортный сбор? Людям не надо отдыхать? Пусть трудятся до изнеможения? Просто рвут с бесправных последнее. Выдавливают — до полной обескровленности. Нечего перемещаться, сиди на месте! Не за горами — милое нашей стране крепостное право.
Умение
Убого обрисована в «1984» и внешняя политика несуществующей (но угадываемой) державы! Надо уметь так выстроить внешнюю политику, столь дальновидно ее организовать, чтобы никто никуда из страны уехать не мог — не потому, что не хочет уезжать, а потому что везде в мире вас ненавидят и боятся! В Сургуте — резня, в Балашихе — расстрелы, в школах — молотки для отбивных. Погружаемся в средневековье, которое нарисовали в романе «Трудно быть богом» братья Стругацкие. Искореняем неугодное кино и экспериментальный театр инквизиционными методами. За библейской трапезой сдаем за 30 сребреников своих же недавних коллег-апостолов. Ставим повсеместно чучела патологическим тиранам. Бежать прочь из этого бреда! Но — куда?
XX век
Весь XX век Россия отдыхала от Бога, от углубленных размышлений о райских садах и адском пламени, о потустороннем воздаянии. Она была занята исключительно материалистическими задачами — расстрелами, изобретением вооружений, борьбой с голодом и с религией. Отдохнув, погрузилась в мистику: возникли (массово) колдуны, чохом канонизированные святые, сменяя друг друга, приходят свидетельства о телепортации, о мироточении. Опять — не осмысленная попытка понять суть мироустройства, а поверхностное, упрощенное следование путем наименьшего мыслительного участия.
Такого «омистифицированного», дикарского общества XXI века тоже не мог предвидеть Орвелл.
Деловая колбаса
Читая упомянутые расшифровки прослушек, как-то сразу веришь: так и было. Веришь: в теплой компании, где обращаются на «ты», за чаем с колбасой, один близкий друг вполне может вымогать взятку у своего хорошего знакомого, а другой близкий друг вполне может всучить своему лучшему приятелю окрашенную несмываемым составом подставу.
Несмываемое торжество законности, одним словом. Несмываемая чистота отношений. Несмываемая честность в наивысшем ее проявлении!
