Пилигрим
Прибывшего в столицу из глухой провинции Олега, будущего разведчика, поместили в общаге в комнатушку к студенту из Гвинеи. (Этот парень позже стал советским агентом.) Олег исчезал, выпадал на несколько месяцев из общеобразовательного процесса, потом вновь возникал на лекциях и семинарах. Других отчисляли за прогулы гораздо меньшей протяженности, ему все прощалось, он успешно сдавал экзамены.
После распределения выпускники рассредоточились кто куда, с Олегом перестали видеться. Вдруг в центре английской столицы, в телефонной будке, однокурсник увидел его. И приветственно замахал руками. Олег отвернулся и продолжил телефонное конверсейшн.
Парень тактично дождался окончания разговора и полез с объятьями. Олег его грубо отпихнул, сделал попытку улепетнуть. Неужто произошла ошибка? Однокашник следовал по пятам. И кричал (по-русски):
– Ты меня забыл? Я безумно рад встрече!
Наконец, Олег остановился и прошипел:
– Отзынь! Го эвей, козел!
Он был нелегал, по легенде – приехавший из Австралии мелкий бизнесмен, который открыл в Британии фирму, торгующую консервами мяса кенгуру. Его жена (по легенде – гражданка Канады, а в реальности сокурсница) держала сигаретный ларек возле Гайд-парка. С самого начала их тайная миссия не задалась и балансировала на грани провала.
То была крайне неудачливая пара. Муж пытался наладить контакты с учеными-генетиками, занятыми проблемой клонирования овец, и завязать знакомство с сотрудниками космической обсерватории, жена набивалась в подружки покупавшим у нее махру офицерам Королевского флота. Неумех заподозрили в ненастоящести и в открытую их шпыняли: «Вы – русские шпионы, все делаете топорно и неуклюже», но жалели, не высылали, а смаковали ляпы, которые те допускали беспрестанно. Каждый их шаг фиксировали и, гнусно наслаждаясь, высмеивали, охаивали. В газетных статьях шла речь о том, что только глубоко наивные люди могут полагать: выросшие в тмутаракани пилигримы с повадками обитателей изб без горячего водоснабжения способны перевоплотиться в лощеных представителей коммерческого свободного мира.
У Олега на хвосте неотступно висели шпики. После того, как он встретил лезшего с объятиями однокурсника, в прессе поднялась волна, к тому же и киоскерша, продав бизнесмену с Уолл-стрит кубинскую сигару с цвилью, попыталась затащить его в ларек и всучить аж целую упаковку отсыревших пахитосок – при условии, что станет регулярно передавать ей оперативные сводки с биржи.
Олега с треском выперли из Туманного Альбиона, после чего горе-шпион обосновался с супругой в Поселке и наплодил выводок детишек. Гуляя с ними по лесу, он обучал их примечать: не ведется ли за ними слежка.
Дипломат
Блистательное будущее было уготовано внуку заслуженного революционера: отличные оценки в школьном аттестате, поступление в МГИМО, женитьба на хорошенькой внучке других революционных деятелей, друзей его отца. Всеми этими преференциями он умело пользовался.
Вальяжный, преуспевающий дипломат уверенно шагал по карьерной лестнице, пока не споткнулся на пустяковом малопримечательном (в его представлении) эпизоде: пригласив в гости в Москву знакомого чилийского поэта, он не получил на это согласие начальства. Оно, напротив, не рекомендовало встречаться с рифмоплетом, поскольку тот в своей поэме нелицеприятно отозвался об одном из руководителей нашей страны. Дипломат к рекомендации не прислушался, отменять встречу не стал. Каприз сочли минутным помутнением, непозволительной странностью, пожурили вольнодумца и строго наказывать не посчитали нужным.
Под откос планида покаталась, когда он, видный налаживатель международных связей, прилетевший из США на похороны отца, заметил: рот покойного странно приоткрыт и ощерен. Другой бы промолчал, сделал вид: все благополучно, тем более, отцу воздали воинские почести, отсалютовали залпом из карабинов. Но сын раздвинул папе челюсти и установил: выдернуты зубы с золотыми коронками. Провел дознание в больнице, где папа отдал концы, нашел виновных. Медперсонал потешался: «Ничего не докажете!».
Приземление на родную почву получилось болезненным. Обвинять кого-либо – пустое занятие. Но дипломат стоял на своем: покойник имеет право на уважение – не только показушно залповое, а, так сказать, бытовое. Сермяжное. От него требовали возвращаться на служебное поприще, а он уперся и хотел довести передрягу до логического конца.
В высших эшелонах ему товарищески советовали: не раздувай дрязги и не связывайся с мародерами, угомонись. Но его переклинило. Есть люди, которые, стиснув зубы, преодолевают обиды и пощечины и продолжают, как ни в чем не бывало, преуспевать с застывшей на губах улыбкой. А есть такие, которые выходят из строя, их выбивают из колеи несправедливость, подлость, оплеухи. Разлад с действительностью столь велик, что доводит до затяжной депрессии, до самоубийства…
Скандал получил огласку – еще и в странах, где бунтарь дипломатничал. На родине ему резко сказали: ты подорвал престиж отчизны. Опозорил всех! Он ответил: «Мой папа воевал за то, чтоб не было Освенцимов и Майданеков. А концлагеря, оказывается, повторяются». Ему вклеили по первое число: в Освенциме и Майданеке людей убивали, а потом выдергивали зубы с коронками, старика никто не убивал, напротив, проводили с почетом, подумаешь, отколупнули пару резцов и клыков, ничего ужасного, ему на том свете орехи не грызть!
Лишили привилегий, припечатали тавро «нон-грата» в своем же ведомстве. Какое-то время он хорохорился, амбициозничал: «Я с детства был начальник, сперва – звеньевым в классе, потом председателем совета дружины в пионерлагере, потом комсоргом курса, а в школе, где учится мой сын, меня избрали главой родительского комитета! Не могу опускать планку и делаться рядовым середнячком!».
Жена послала его подальше. Спуталась с африканцем, познакомилась с ним в аэропорту, когда довывозила вещи из-за рубежа. Сын по ее указке укатил на постоянное жительство в Канаду.
Бывший мидовец решил податься в бизнес. И воспользоваться прежними связями. Но одно дело, когда ты – представитель истеблишмента, другое, если клянчишь. Недавние наивежливейшие предупредительные очаровательно улыбавшиеся лощеные партнеры теперь держались дистанционно, говорили свысока, цедили слова, снисходительно обещали справиться у знакомых торгашей или же без стеснения даже не вербовали, а нагло вымогали: «Вы вращались в высоких сферах. Добудьте у знакомых данные о ракетах. За это заплатим больше, чем принесет бизнес».
Он сделался директором вагона-ресторана. Но кататься по полустанкам, управлять официантами и калькулировать пропорции сметаны в борще и кильки на бутерброде – специфическое лидерство. Стал закладывать за воротник, очнулся безработным. Униженный, деморализованный, прибыл в Поселок, помнивший его победителем, а не лузером.
Пропуск в искусство
Викентий – звезда конфедерации неудачников – страшно завидовал естественной склонности некоторых своих коллег к противоестественной сексуальной ориентации. Викентию хотелось испытывать к мужчинам такие же чувства, какие питали к ним некоторые его знакомые. Не получалось.
Викентий сетовал: в искусство без соответствующего пропуска (то есть нетрадиционной ориентации) не пробиться, да и вообще в жизни не преуспеть, и участвовал в смелых экспериментальных спектаклях, расхаживал по сцене голым, театральная критика его похваливала и пощипывала (запомнилась рецензия под названием «Эка невидаль!» – как раз о невпечатляющем размере обнаженного органа), но лицедея это не смущало и не удручало. Товарищи по мельпоменному цеху ободряли Викентия:
– У тебя все еще впереди. Авось подрастет.
Но он сплоховал. И не захотел больше щеголять неглиже.
При каких обстоятельствах артист покидает подмостки? И уезжает в деревню? И занимается тем, что гонит ликеры? И сам их поглощает в неограниченных количествах? Ясный перец: при осознании полного сценического краха.
Но прежде, чем окончательно порвать с не давшейся ему сладкоголосой птицей успеха, он нанялся на поденную (и полагал: все же связанную с вожделенной профессией) работу: металлическим голосом надиктовывал на пленку для последующей ретрансляции через личные абонентские телефонные аппараты угрозы неотвратимого судебного преследования в случае непогашения задолженности по оплате коммунальных услуг...
Беда заключалась еще и в том, что бедолага не ладил с женой – ей надоела его беготня за рабочими сцены и осветителями, она вышла замуж за йога. (Особенность нынешних времен – засилье магов, колдунов, экстрасенсов, адептов здорового образа жизни, приверженцев правильного питания и прочих кликуш). Новый муж поставил палатку в комнате, где Викентий нет-нет, да и появлялся вынужденно, когда не хватало сил доехать до поселка, разведенный не мог смириться с тем, что приверженец позы лотоса в его присутствии затаскивал в эту палатку бывшую половину и их собачку.
Что предпринял Викентий, неизвестно, но его бывшая осталась вдовой.
Отмазывали Викентия и сопереживавшие ему люди искусства, и поселившийся в Поселке прокурор в отставке. Связей хватило, чтобы бывший актер остался на свободе. Штраф тоже гасили сообща.
Схоронили йога, жена отбыла в Гималаи (ей трудно было смириться со случившимся), а Викентий решил наладить идиллию с собственной племянницей. На поминки по йогу пришло много женщин. Все смотрел на Викентия выжидательно – и он вспомнил пословицу: «Жена после утраты мужа – вдова, муж после утраты жены – жених». Поняв, что зрелые дамы струн его души не трогают, Викентий обратил внимание на их дочерей. Племянница не противилась приставаниям.
Но постепенно выявились минусы избранницы. Она любила поспать, посидеть сложа руки, потрепаться по телефону. Распорядок дня был: Викентий вставал рано и готовил завтрак. Потом готовил обед. Потом поднималась из постели она и завтракала и обедала. Потом он мыл посуду, а она балакала с подружками, которые сообщали ей последние новости, в пересказе они изобиловали неточностями.
Летом ездила купаться на речку, зимой ходила в баню, Викентий построил парную своими руками. Он уже не лоснился довольством. Когда дом сгорел, переселился в баню. И занялся подыскиванием оправданий собственного никчемного (он полагал) существования. Из задумчивости выводила жена. Она требовала, чтоб он уходил на улицу, когда отправлялась париться.
Политики
Не обошлось в Поселке без политической составляющей. Парочка гуманитариев недурственно устроилась: он выступал в амплуа завзятого оппозиционера, жарко и неуемно критиковал власть, а супружница создала коммерческую фирму, набрала опытных прожженных политтехнологов, те ездили по стране и обеспечивали (за большие деньги) приток во власть кандидатов, кои подвергались разносу мужа-правдолюбца. Жена натаскивала своих ставленников на успех и одаривала их успехом, поэтому они сквозь пальцы смотрели на кривляния ее марионеточного благоверного и не затыкали ему рот.
Все понимают: каждый зарабатывает по-своему, поэтому строго никого не судят.
