Последние дни люди выходят из изоляторов временного содержания. Избитые. Сломленные. Их встречают родственники, волонтеры, психологи. О пережитом делятся не все, большинство молчат. Многим уже не помогут никакие психологи.
Специалист, который согласился поговорить с нами представился Василием.
- На самом деле, я не Василий, - начал мужчина. - Но называйте меня так, в душе я немного Василий.
- Много людей обратились за помощью?
- Единицы. Многие боятся идти к психологам. Тем, кто прошел Окрестино, кажется, что под личиной психолога может скрываться сотрудник КГБ.
- Психологи по всей стране объединились, все готовы оказывать помощь?
- Немного таких. Психологи тоже люди, мы боимся, что правоохранители узнают, кому мы взялись помогать и тогда нам крышка.
- Как объединяются психологи?
- Находим друг друга через секретные чаты, работает сарафанное радио. В последние дни нам даже страшно вести переговоры по телефону, ходят слухи, что все телефоны на прослушке. А мне вообще безопасно об этом говорить с вами? Видите, я сам психолог, а не могу взять себя в руки. У людей здесь началась паранойя, нам кажется, не сегодня-завтра за нами придут. Если не дай бог кто-то узнает о нашей деятельности, то дадут команду, и мы все сядем – это не проблема в Белоруссии.
- Как же вы оказываете помощь, если сами боитесь?
- Все очень сложно. Но мы худо-бедно налаживаем коммуникацию, организовываем работу. Всех подробностей не могу раскрыть. Простите меня. Настанет время, расскажем. А пока здесь твориться жесть, умоляю, не палите наш телефонный номер, не выдавайте имен психологов. Искренне прошу вас об этом. Если нас рассекретят, это может привести к тому, что сегодня я по эту сторону баррикад, а завтра в Окрестино. Тогда я буду давать вам другое интервью, а вы будете спрашивать меня: «Как там было, за решеткой?». Я не хочу этого. Нам надо задержаться на воле, чтобы помогать людям.
- Люди, которые прошли Окрестино, долго будут приходить в себя?
- Очень. Возможно, на реабилитацию им потребуются месяца, а то и годы. У кого-то страх поселиться навсегда. Скажу вам общую информацию – люди в дерьме. Те, которые выходят из Окрестино, им настолько плохо, что на свободе они даже не понимают, что происходит вокруг. Им задаешь вопросы, они не врубаются. Повторяют только два слова: Гулаг и Холокост. Такого в нашей стране еще не было.
- Настолько запугали этих людей?
- Люди получили тяжелейшие психологические травмы. В процессе разговора с пострадавшими я понял, что любое упоминание о тех 2-3 днях, проведенных за решеткой – и они замыкаются. Понимаете, они сразу перестают говорить.
- Что говорят родственники пострадавших?
- Что касается родственников – здесь зеркальная ситуация. У родителей пострадавших страх как рукой сняло, они в ярости, которая вскипает, как волна.
- Вы сами принимали участие в митингах?
- Можно оставлю вопрос без ответа? Наша задача максимально отстраниться от политических аспектов. Мы только помогаем. Если потребуется помощь омоновцу, поможем и ему – такова наша позиция. Надеюсь, на ваше понимание. Как только мы залезем в политику, то сразу окажемся за решеткой и тогда уже нам потребуется помощь психолога. Поэтому, мы, как священники и врачи, придерживаемся нейтралитета. Не выступаем ни «за», ни «против» власти. Если мои слова вам пригодятся, то еще раз, Христом бога молю, не упоминайте нашу службу и номер. Любое упоминание и нам конец.
- В воскресенье в стране прошли массовые акции протеста. Может, история близится к финалу?
- Не смотря на последний эмоциональный подъем – это далеко не конец. О какой-либо победе говорить не приходится.
