Далее автор пытается анализировать причины того, почему смертность от онкологических заболеваний высокая, и критикует уже предметно пороки нашего здравоохранения.
Это письмо попалось мне в Фейсбуке, и я его тотчас же разместил в своей ленте.
Такие тексты называют вирусными, потому что они распространяются в социуме, как вирусная инфекция. Людей подобные тексты цепляют эмоционально, и они делятся с друзьями.
Однако я сохраняю критичность восприятия и поэтому задумался о том, что если верен тезис «здравоохранение развалили сейчас», то тогда должен быть верен тезис о том, что «раньше здравоохранение было на высоте».
Это когда наше здравоохранение «было на высоте»? В лихие девяностые, при Ельцине? Когда в больницу нужно было заезжать со своими шприцами и лекарствами? Или, может быть, наше здравоохранение было прекрасным в восьмидесятые, при Горбачеве, когда я работал врачом «скорой помощи»? В моем чемоданчике был набор из пятнадцати примитивнейших лекарств, а для того, чтобы сделать инъекцию, приходилось вскрывать несколько пакетов с многоразовыми стеклянными шприцами — в поисках хотя бы одной острой и некривой инъекционной иглы.
Поклонники СССР тут же кинутся истерить, что «это Горбачев все развалил», но и это неправда! Знакомство с отечественной медициной у меня началось задолго до того, как я стал врачом, потому что в детстве я часто болел. Прекрасно помню дикие очереди из разъяренных мамаш в детских поликлиниках, и малограмотных врачей, которых можно было без особого риска заменить фельдшерами или даже медсестрами, потому что назначения они штамповали по шаблону: в 90% случаев назначали антибиотики. Установить какой-то серьезный, сложный диагноз они в принципе не могли, что тоже было следствием шаблонного мышления, которое в медицине называют фельдшеризмом.
Ну а чего можно было ожидать от профессиональных троечников, которые в медицинский институт поступали только благодаря уродливостям и деформациям советской системы?
Чтобы было понятно, о чем я, напомню тем, кто забыл, выражение «областной разрез». Сразу даже и не поймешь, о чем речь. В СССР была огромная проблема со специалистами в глубинке: не хватало врачей, учителей, ветеринаров, библиотекарей и т.д. Мало кто хотел работать в глухой деревне или убогом райцентре, полгода таская сапоги, облепленные килограммами грязи.
Соответственно, советское коммунистическое государство придумало «областной разрез» — льготы при поступлении для абитуриентов из этой самой глубинки. Чем более убогим и депрессивным был регион, тем меньше баллов нужно было набрать при поступлении абитуриенту из этого региона. Подразумевалось, что получивший льготы после окончания вуза вернется в свой колхоз и будет там творить «чудеса медицины». На практике подобные «ломоносовы» старались избегать такой печальной участи, и всеми правдами и неправдами пытались остаться в большом городе — выйдя замуж или женившись. Народное творчество родило по этому поводу такой афоризм: «У вас прописка, а у нас — пиписка». Простите великодушно за такую скабрезность, но из песни слова не выкинешь.
Те, у кого с женитьбой на «городской» не сложилось, ехали по распределению в свою тмутаракань, но после трехлетней отработки старались сбежать.
Проблема была в том, что это и были пресловутые троечники, которые поступали если не по блату, то по льготам, и по уровню на врачей зачастую не тянули ну никак.
Кроме «областного разреза» были льготы для отслуживших в армии, для тех, кто имел стаж работы медсестрой, для «комсомольских активистов», идущих по «направлению ВЛКСМ». Подавляющее большинство звезд с неба не хватало, и если не имело блата, то пополняло огромную армию «профессиональных неудачников» советской медицины — врачей поликлиник. То есть то самое первичное звено, от которого так много зависит в здравоохранении. И я с работой этого самого первичного звена советской медицины знаком очень хорошо — и как врач, и как пациент. Бригада «скорой помощи», в которой я трудился, несмотря на норму три человека — врач, медсестра, санитар, — состояла из одного человека — меня, сначала фельдшера, потом, после окончания вуза — врача. Ну, я хотя бы всю жизнь был отличником и старался максимально применять полученные знания, а также найти новые, а большинство коллег действовало на «отвали». «Скорая помощь» больному на вызове в 80% случаев шаблонная — назначение инъекции «литической смеси» — папаверин, анальгин, димедрол. Ну если повышенное артериальное давление — могли добавить гипотензивный препарат — дибазол или магнезии сульфат. При любых затруднениях везли в больницу на госпитализацию, чтобы там такие же троечники разбирались в условиях стационара. Поэтому был постоянный вялотекущий конфликт между врачами «скорой» и врачами стационаров. У «скорой» была задача скинуть больного, у стационара — отфутболить. Стараясь унизить коллег, врачи стационаров называли «скоропомощников» извозчиками.
Кроме массы льготников в национальных республиках СССР была огромная армия «блатных» — во все престижные вузы в Узбекской, Казахской, Таджикской, Туркменской, Азербайджанской, Армянской, Грузинской ССР поступали по блату, за огромные взятки или по родственным связям. Если пытаться оценить, то льготники и блатные составляли примерно 80–90% всех студентов в национальных республиках. Разница была в том, что льготники заполняли самые малопривлекательные вакансии, а блатные всегда попадали на самые престижные и хлебные места. Лечили плохо и те и другие. При таких врачебных кадрах говорить о каком-то раннем выявлении онкологических заболеваний в СССР просто смешно. К этому нужно добавить технологическую отсталость Советского Союза. В области медицинской техники мы отставали от Запада примерно на четверть века. Компьютерные томографы, УЗИ, эндоскопы и прочие высокотехнологические диагностические приборы, как раз позволяющие выявить онкозаболевание на ранней стадии, появились в развитых капстранах на 25 лет раньше, чем в СССР.
Однако деградация системы здравоохранения — это деградация прежде всего ее работников. Врачи в России деградируют как профессионально, так и социально! Думаю, что читатели слышали о многочисленных случаях избиения врачей пациентами и их родственниками. Даже при всем вышеизложенном в отношении врачей негативе такое, конечно, недопустимо. Обесценивание статуса врача — это социальная катастрофа. Однако никто не защитит врачей, кроме них самих. Ну в самом деле — кто? Чиновники, которые сделали из здравоохранения кормушку? Или благодарные пациенты? Нет, только сами. Истина «спасение утопающих — дело рук самих утопающих» верна и по отношению к положению нынешних российских врачей.
Но для этого российским врачам нужно понять и выучить смысл слова «солидарность». Они о солидарности вообще не имеют никакого представления. Когда я об этом говорю или пишу коллегам, примерно треть соглашается, а остальные начинают биться в истерике, демонстрируя инфантилизм и эмоциональную незрелость требованиями «удалить и забранить».
Вот это и есть социальная деградация. Каждый сам за себя. Я могу не десятки и не сотни — тысячи примеров привести. Врачи в России неспособны объединиться для защиты своих прав и интересов, даже когда дело касается коллег, работающих с ними в одном учреждении. Поэтому условия труда врачей и отношение к ним пациентов не изменятся.
Однако корни этого явления, и, следовательно, вина не на Путине, Ельцине или Горбачеве, а на советских коммунистах, за 74 года отучивших советский народ от солидарности и коллективизма.
Для того чтобы здравоохранение соответствовало запросам общества, нужен общественный контроль. Это один из инструментов демократии. Но демократия возможна только там, где этот самый «демос» — народ — социально активен. А этого у нас в России нет, и в ближайшие годы не предвидится.
Как должен работать общественный контроль в медицине? И «снизу» — т.е. со стороны пациентов, и «сверху» — со стороны врачей и организаторов здравоохранения. Пациенты должны улучшать здравоохранение не избиением врачей, а письменными обращениями в соответствующие инстанции — департаменты здравоохранения, прокуратуру, Следственный комитет и другие властные структуры.
Врачебное сообщество, в свою очередь, должно научиться правильно реагировать на все эти претензии со стороны пациентов и коллегиально решать, что действительно зависит от врачей и можно улучшить, а что определяется организацией здравоохранения и от врачей на местах не зависит.
К сожалению, такой идиллии в ближайшее время ждать не приходится, потому что ни врачи, ни пациенты не способны к подобным действиям. Почему? Потому что и те и другие — жертвы «ГУЛАГа в головах», т.е. жертвы мышления, сформированного многолетним тоталитарным коммунистическим режимом. Люди называют разные причины деградации здравоохранения: плохое финансирование, оптимизацию (сокращение) коечного фонда, перегрузку врачей поликлиник отчетностью. Но главная причина не в этом, а в «корневом каталоге»: люди с «ГУЛАГом в головах» не способны создать ни сильную экономику, ни качественное образование, ни хорошее здравоохранение. Мышление нужно менять.
