О том, что Россия больше в Болонском процессе не участвует, накануне объявил замминистра науки и высшего образования РФ Дмитрий Афанасьев. «Это Болонская система из нас вышла, а не мы из нее», — прокомментировал он. Ранее руководитель Минобрнауки Валерий Фальков говорил о том, что в России будет создана собственная, национальная система высшего образования. Которая без опоры на болонский процесс будет содержать как двухуровневую структуру бакалавриат-магистратура, так и специалитет. «Будущее за нашей собственной уникальной системой образования, в основе которой должны лежать интересы национальной экономики и максимальное пространство возможностей для каждого студента», — сказал Фальков.
Также были сделаны заявления о том, что полного возврата к советской системе не ожидается, а нынешним абитуриентам вообще бояться не нужно, ничто не изменится в вузах в 2022 году.
- Нынешним, может, и не нужно, — считает эксперт в сфере образования и ЕГЭ, преподаватель Мария Бушуева. – А вот следующим уже стоит. Потому что бакалавриат и ЕГЭ связаны как следствие и причина. ЕГЭ – инструмент унификации системы оценки знаний для поступления на 1 курс бакалавриата. Вернут старую систему специалитета, а она именно старая, как по-другому не называй — вернутся и вступительные экзамены. Но только их будет не 5-6, а 7-8. Наука идет вперед, объем знаний увеличивается.
Критики «болонки» в России говорят, что и так не работала у нас эта программа на полную. Вузовская мобильность, индивидуальный план учебы для студента, траектория обучения по система «2+2+2» (возможность после 2 курса бакалавриата выбрать другую смежную специальность, а магистратуру – по третьему направлению) – все это если и работало, то далеко не везде. И не для всех.
- Странно критиковать систему, если мы просто не смогли или не успели внедрить ее как следует, — считает Бушуева. – Если где-то просто брали специалитет, выкидывали «ненужное» и звали это бакалавриатом, при чем тут болонская? Международные связи не умели или ленились создавать, или же просто жадничали, ведь за участие в программах нужно было платить взносы?.. Мне теперь вся эта история больше всего напоминает поговорку про отрезанные уши. Себе, назло кому-то…
Ведущий эксперт в сфере высшего образования, директор Института развития образования НИУ ВШЭ Ирина Абанкина называет ситуацию с выходом наших вузов из болонского процесса удручающей. И главную опасность она видит в потере научной коммуникации, видимости наших университетов в мировых рейтингах и разрушении академической мобильности:
- Мне кажется рискованной такая вот заморозка международных связей. Потому что сейчас быстрые изменения происходят не только на рынке труда, но и в сфере образовательных технологий. С учетом того, что недавно была пандемия, сейчас очень активно включились цифровые технологии, большой спрос на использование искусственного интеллекта. Это, в целом, новый тип коммуникации. Поэтому выработка новых критериев качества образовательных программ для овладения новым, смешанным типом технологий должна быть совместной. Конечно, у нас существовала инерция некоторые решений, договоренностей. С другой стороны, где-то мы даже опережали процесс, например, пытаясь продвинуться и пилотировать проект «2+2+2». Преуспели и в разработке стратегий вузов, новых форматов взаимосвязей с работодателями… Сейчас любое исключение из процесса коммуникации и обмена очень рискованно.
- А в чем именно?
- Даже сейчас партнерства (в вузах) строятся на неформальном уровне. Потому что уже некоторое время на формальном уровне зарубежные коллеги выходят из членов диссертационного совета, из редакций журналов, из рецензентов, на диссертации или на статьи. И это очень снижает для нас подтверждение ценности и качества нашего образования и науки. И ознакомление мирового сообщества с нашими достижениями.
Болонский процесс в значительной степени был нацелен на академическую мобильность. Для студентов и для преподавателей. Те наши программы, которые были в реестре, были подтверждены качеством этой независимой экспертизы. Они были прозрачны. Абитуриенты и их семьи ориентировались на реестр, чтобы выбрать обучение. Точно так же и профессура, выбирая, куда подавать заявки на академический контракт, ориентировались на качество этих программ.
Доля иностранных преподавателей, как и доля иностранных студентов входят в рейтинги университетов. И позиционирование вуза в этих рейтингах и есть навигатор и для студентов, для работодателей, для преподавателей. К сожалению, сейчас мы станем невидимыми в реестре программы.
- Что за этим может последовать?
- Приостановка участия в рабочих группах, обсуждениях и так далее. Мы остались за бортом. Мы на время выпали из поля зрения зарубежных студентов, которые могли бы у нас учиться. Преподавателей, которые могли бы транслировать здесь лучшие образцы практик по своим направлениям.
Это все мне кажется очень рискованным. Мы стали, грубо говоря, «серой зоной». Невидимыми для рецензентов и преподавателей. Вдобавок, сейчас наши защиты, научные статьи не подтверждаются научным рецензированием со стороны ведущих специалистов в своих областях. Это тоже подрывает сотрудничество, репутации. Мы разрываем контакты с научным сообществом. Уже есть рекомендации у нас насчет дружественных и недружественных стран. И у них тоже есть рекомендации.
Формально никто ничего не запрещает, но неформально стараются минимизировать участие. Прекращаются даже короткие форматы летних школ, стажировок, научных конференций... Везде есть эти удручающее, я бы сказала, разрывы коммуникации.
- Если ситуация измениться, то научные контакты можно возобновить…
- Да, казалось бы, заморозка - временное решение. Но ведь темп пропадает. Эти контакты налаживались годами. Потому что они репутационные, именные. Разрушить их быстро, а вот восстановить так же скор не удастся. Потребуется много времени. И в этом я тоже вижу риск. Это же не свет включить и выключить, понимаете. Потребуется много серьезных и глубоких усилий по восстановлению утерянных контактов. Обидно за же накопленный потенциал, который был у нас. Его больше не видно!
- В рейтингах, в реестрах?
- В предметных рейтингах. Мы ведь входили в топ-50 предметных рейтингов, в отдельных направлениях. Наши университеты, наши исследования были видны мировому соообществу. Так или иначе, в топ-500 по всем рейтингам входили 48 наших университетов. Это немало, всего около 20 000 университетов в мире. Войти в топ-500 и иметь там 10% было непросто.
Да, у нас только МГУ с немножко мерцающим результатом входил в топ-100. Но массово люди выбирают не «сотню». Из 500 и даже 1000 лучших университетов в мире обычно выбирают. И мы столько усилий потратили, чтобы стать заметными на образовательной научной картины мира. Мы стали заметны. И то, что сейчас нас исключают фактически из рейтингов, программ, публикаций за которыми следит научный мир…
Не так велик, кстати, этот мир, всего 14 млн. человек в мире составляет академическое сообщество. Прежде, чем нас начнут вновь видеть, различать, контактировать с нами, пройдет очень много времени. А мы, на самом деле, уже стали седьмыми в мире по числу иностранных студентов…
- Наверное, в основном за счет Китая?
- Да, конечно. И главное тут языковые возможности. Китай, страны СНГ… Причем, Китай открыл даже у себя обучения русскому языку в виде двухлетних программ. В Алтайском крае, в Новосибирске, Иркутске, даже в Екатеринбурге доля иностранных студентов стала заметной. Люди готовы выучить русский язык, чтобы учиться у нас. А сейчас, когда наши программы становятся невидимыми, это потеря.
- А в дальней перспективе что нас теперь ожидает? Противники болонского процесса говорят, ничего страшного. Будем успешными только для себя…
- Отток студентов на наших программах, падение мест в рейтингах, падение научной репутации наших специалистов. Когда у вас в рецензентах, руководителях проектов и др. ведущие ученые со всего мира, это статус и доверие. Когда доверие теряется, коммуникация разрушается. Разрушаются научные контакты, которые дают опыт освоении новых технологий, современных компетенций, креативности, в конце концов.
У меня именно с этим связываются опасения и прогнозирование негативных сценариев. С разрушением научной и образовательной коммуникации, научных образовательных обменов. Те достижения, которые у нас были заработаны трудом, становятся невидимыми в мире. Не только в Китае – в Бразилии, например, тоже не смогут увидеть наши программы в реестре. А ведь есть ряд направлений, где мы на очень высоких позициях: в физике, химии, даже в социологии есть направления, где мы в топ-50 предметных рейтингов.
