Сейчас в доме у пенсионерки регулярно подтекает крыша, а депутаты-помощники говорят, что не все так просто. Мы отправляемся туда, в деревню Лыкошино, где живет бабушка Лена, чтобы узнать, что на самом деле происходит и в ее доме, и в ее сердце.
Этой женщине 21 февраля исполнится 93 года, и она помнит все: день, когда устроилась работать на железную дорогу, ночь теракта, имена людей, которые ей помогают и поныне — даже они оказались переплетены меж собой. Жизнь Елены Михайловны неразрывно связана с железной дорогой: руководство РЖД выделило Голубевой казарму на 284-м километре линии Санкт-Петербург—Москва, ставшую пенсионерке домом ровно до 27 ноября 2009 года. После крушения «Невского экспресса» бабушку переселяют в дом, построенный на скорую руку (за 19 дней) в деревне Лыкошино — и тут, также в нескольких метрах от нового жилища, проложены железнодорожные пути, а рядом стоит указатель о месте крушения поезда, разделившего жизнь бабушки на «до» и «после».
Дорога длиною в жизнь
Лыкошино можно назвать одной из неплохо развивающихся деревень: тут есть и школа, и недавно построенная амбулатория. Но на улицах — тишина и практически нет машин. Мы останавливаемся у небольшого домика Елены Михайловны. Указатель «Мемориальный крест памяти крушения поезда «Невский экспресс», установленный у дома, смотрит в окно пенсионерки.
На открытой веранде сразу бросается в глаза мягкое и большое кресло, на котором словно бы кто-то недавно сидел, — бархатная подстилка едва покрылась небольшим слоем снега и еще слегка смята. А напротив входа грозно полаивает собака Тепа, которая, оценив через пару минут пришедших гостей, добреет и начинает ласкаться.
«Проходите, садитесь, — слышим бодрый голос хозяйки жилья. — Раздеваться не надо, дома прохладно. Включу обогреватель — становится всего лишь немного теплее, а почему так происходит — не знаю…»
В открывающейся двери показывается сначала синяя табуретка, а потом появляются и руки Елены Михайловны, которые крепко держат табурет с двух сторон.
«Ходунки у нее есть, вот там стоят. Но не хочет она с ним, все так ходит», — встречает нас и дочь Валентина, которая также прибыла к визиту гостей.
В небольшом доме уютно и чисто, а вместо межкомнатных дверей — занавес из искусственных листьев. Не спеша проходим в гостиную, и Елена Михайловна садится у окна с видом на железную дорогу. «Только вы бы не простыли, дует же», — переживает бабушка. На кухне тем временем громко закипает чайник, и вскоре на столе появляются хлеб с колбасой, торты, а комната наполняется ароматом кофе и пирогов. Ну а мы начинаем беседу.
«Родилась я в деревне Жабница, которую потом переименовали в Камыши. Работать стала с 10 лет: куска хлеба-то не было, вот и не пошла в школу. Мама работала в колхозе, и я сдуру пошла туда же. Все думала: вот сегодня помогу, завтра, еще недельку… Но дни и недели превращались в месяцы и годы, а работа стала привычным делом. Колхоз сменился школой — точнее, работой в ней. Девчонки в школе знали, что я голодала, и иногда в партах оставляли кусочек хлебца. Поем это, поем то… Моя жизнь была тяжелая — и сейчас такая, — не сдерживает слез Елена Михайловна. — Замуж я вышла рано, отжили 17 лет вместе — разошлися. Пьяница он был, надоел — то ревновать, то вино жрать, то руку поднимать».
Говоря о бывшем муже, Голубева начинает заметно нервничать: пальцы то и дело норовят поправить и без того аккуратно лежащее покрывало на диване, беспорядочно снуя по ткани.
На вопрос, жалеет ли о том, что не получила образование, бабушка отвечает просто: было не до того. Время было иное. А с железной дорогой Голубеву связала ее соседка.
«Она мне как-то сказала: «Лена, а почему ты выбрала колхоз-то? Надо на производство». Она со мной поговорила, а я на ус наматывала. Однажды я оделась и поехала в Бологое, не сказав никому — ни матке (матери. — Ред.), ни мужу. Думаю, будь что будет. На предприятии мне ответили, что надо трудодней заработать, ну, я развернулась и уехала. Но не сдалась. Узнала, что нужны люди в ПЧ (судя по всему, речь идет о Бологовской дистанции пути Московского отделения ОЖД. — Ред.), перекрестилась и снова отправилась в Бологое на второй день. Тем более у меня перед этим случился выкидыш».
Это произошло внезапно. Время тогда, говорит Голубева, было голодное, да и дома у нее не ладилось в новой семье — на обед то объедки, то тумаки. Спасения от мужа она тоже не могла найти, и вот однажды отправилась домой к маме. В родительском доме пахло едой.
«Лезу в подпол, а там — вареная картошечка и серые щи с мясом… Запах такой хороший — вот я и наелася», — вспоминает бабушка.
Вернувшаяся мама Елены застала ужасную картину: дочь лежит на кровати в предобморочном состоянии и «вздувши».
«Я уже была беременна, и живот вздулся. Рассказала, что объелась от голода, сразу вызвали медсестру. На следующий день я потеряла ребенка…»
После этого Елена сразу вновь отправилась в Бологое устраиваться на работу в ПЧ: «Меня сразу спросили — а я смогу работать? Конечно, смогу. Перекрестилася и получила документы, а потом сразу и начала трудиться».
Так и начался трудовой путь Голубевой на железной дороге. Вскоре она получит и ту самую казарму на 284-м километре — коллеги и начальство увидят, как женщину избивает муж, и примут решение о выделении отдельного жилья. Чуть позже она разведется и начнет новую жизнь с «двоим детям», но замуж так и не выйдет, а свое время посвятит новому делу.
Работать Голубева стала путевой обходчицей. «Сколько лет вы работали?» — спрашиваю, не надеясь на четкий ответ.
«Так как сколько? С 1954 по 1986 год, — почти без запинки отвечает бабушка. — Всегда работала ответственно, не прогуливала, но представляете — проспала один раз: часы не перевела, опоздала на электричку и побежала пешком четыре километра», — вспоминает и улыбается наша собеседница.
Страшная ночь и жизнь «до» и «после»
Вечер 27 ноября 2009 года Елена Голубева помнит хорошо. Разве что имена тех, кто пришел в ее казарму, понемногу стираются из памяти.
«Сделав дела, в девятом часу вечера я хотела попить чайку и телевизор посмотреть. Обычно всегда садилась у окна, а тут — как Господь меня толкнул: отойди подальше! Села на стул, взяла чашку — взрыв! Я вздрогнула, стало темно, загрохотала посуда… Думаю — помешалась, не могу найти дверь в темноте. Еле-еле нащупала телефон, позвонила родным — сказала: взрывают! На улице сплошь крики, гул, столбы поваливши…»
И тут люди, вспоминает бабушка, стали приходить к ней в дом: «Комнатка была маленькая, но я пустила всех-всех: двоих на кровать положила, кого-то на диван. Несколько раз бегала ставить самовар, на улице было холодно… Помню, пришла какая-то Валя и истошно кричала в окна. Я ей говорю: «Доченька, что же ты делаешь-то, ты же мне все стекла-то разобьешь, холодно будет». Да вот только стекла уже выбитые были, а она все кого-то зовет: Вася, Вася… Не смогла я спать всю ночь — какой сон, тут целая комната народу. Один умер на кровати, а поутру увидела накрытым мужчину, которому я ночью голову поправляла… Вдоль забора лежали тела, прикрытые простынями».
Помнит Голубева историю и со вторым «Невским экспрессом», который террористы планировали подорвать в тот же вечер, — он задержался на пару минут, и трагедии не случилось. Тем временем в любимой казарме, где бабушке всегда было тепло и уютно, жить оказалось нельзя — взрыв уничтожил то самое окно, рядом с которым она обычно сидела. Серьезно было повреждено и само здание — вылетели три бревна. 30 декабря 2009-го, прямо под Новый год, Голубеву переселили в построенный за 19 дней дом. А тут, говорит бабуля, все время какая-то стужа.
Неожиданно во время рассказа на диван прыгает кот, прямо к своей хозяйке. «Это — кот Катя, а там в углу спит девочка Кузя… — смущенно говорит Елена Михайловна. — Мы просто не были уверены в том, кто есть кто, вот и назвали… Так все и привыкли».
Пообщавшись с домашними любимцами, которые словно решили поддержать растрогавшуюся пенсионерку, Елена Михайловна продолжает — говорит, в ту ночь она потеряла и один из самых дорогих для нее подарков.
«Мне по случаю выхода на пенсию сестра подарила новую шубу. В тот вечер я ее повесила, а когда ко мне пришли люди, то забрали все — им нужнее было. Не нашла я шубы на следующее утро».
— Приезжал ли к вам кто-то из спасенных, благодарил?
— Нет, никто не навещал. Но, помню, в годовщину крушения к Поклонному кресту приезжало высокое начальство. Меня туда тоже возили. Вот что заметила — никто не подошел к кресту, чтобы его потрогать. Все стояли в стороне — накрасивши, намазавши…
И дом — не дом
Елена Михайловна в компании с мурчащим котом Катей замирает в воспоминаниях, глядя в окно — там виднеется железная дорога, а на улице тем временем начинается настоящая пурга.
«Без дела сидеть я не могу. Отдыхаю, телевизор включу, слышу разговор — и хорошо. Только вот не могу смотреть военные фильмы, не переношу слезы… Сколько народу погибло, мне так жаль, — голос бабушки дрожит. — Смотрю другие фильмы, хоть не разбираюсь, а звук идет. Зимой не погуляешь — боюсь… Зимушка пришла, снегу много, а ноги не ходют. Вот и жду весны. Уже года проходют. Думаешь вот: и пожить еще хочется, и надоело. Не выходит ни помыть, ни постирать, ни пошить. Никуда не гожа, доченька… Целыми днями зимой сплю, сижу да плачу».
Вновь растрогавшуюся бабушку сразу поправляет дочь — летом, говорит, мама травку полет около дома, а еще ухаживает за грядками. Растут возле дома и морковка, и свекла, и зеленушка.
«Как-то мы пошли картошку обрывать… Я обрывала, она смотрела, — рассказывает Валентина. — Говорит: дочь, дай я попробую пообрывать? Я спрашиваю, а что я делать буду? Сказала мне с табуреточкой ходить сзади. Вот мы и поменялись местами, пусть и на три бороздки».
Но любви к этому дому у Голубевой нет. Почетная работница железной дороги так прикипела к своей казарме, что все повторяет: «Это не мой дом. Мой дом «на Званке» (та самая платформа, где стояла казарма), мой дом там. Здесь я не на своем месте, здесь все мешает».
В этом доме, который и «не дом», постоянно что-то подтекает, а сама Елена Михайловна мерзнет. То вода нагревается плохо, то ее и вовсе не было из-за засорившегося водопровода.
«Выбрали депутата — появилась вода, — говорит бабушка. — А еще в том году ходили на речку набирать…»
«А вот тут крыша течет, — показывает дочь. — Вот, смотрите, отслаивается штукатурка… Сказали, что сделают весной, когда сойдет снег». «Они исправят. Леша молодец», — тихо отвечает бабуля.
Леша, а точнее, депутат Думы Бологовского округа Алексей Головко, помогает бабушке Лене не первый год. Их связывает не только отсутствие воды, протечки и медные трубы. В этот день народный избранник посетил Голубеву вместе с «МК в Твери» и рассказал нам, почему он помогает бабушке Лене и делает это из собственных средств.
«Когда произошло крушение «Невского экспресса», мы с Еленой Михайловной знакомы не были, а познакомились уже тут, когда я начал ей помогать. Но моя мама, у которой был свой собственный бизнес, одной из первых оказалась на месте трагедии. Помню, как узнали о крушении: телевизора не было, и нам позвонили родственники из другой страны! Сразу же повезли одеяла, одежду, а главное — еду. Мама у меня такая же авантюристка, как и я, а на тот момент она владела кафе в Бологом, поэтому собрала вещи, обеды — и сразу же в машину».
Помогать Елене Михайловне мужчина начал еще в те годы, когда не был избран депутатом Думы, и делал это по собственной инициативе. Сейчас именно так все и продолжается — то новый насос надо установить, то с протечками на крыше разобраться.
«Для того чтобы сейчас стало все нормально, нужно спуститься в колодец: в трубе скопилось много песка. Это все образовалось после недобросовестной чистки колодца предыдущими работниками еще в прошлом году. Уже разговаривали с главой округа на этот счет, работы по промывке продолжатся весной, и уже после этих работ насос начнет работать в нормальном режиме».
Пока депутат все нам показывает, Елена Михайловна остается сидеть на диване — говорит, и видеть стала хуже. На вопрос, удалось ли попасть к врачу, отвечает скромно — нет, да и смысла в этом никакого.
«Запишут и отпустят… вот такое отношение. Раньше к людям относились по-другому, а сейчас зажралися…»
— Наверно, вы не только о врачах сейчас…
— Да (смеется). Народ раньше лучше был — добрее, ласковее, простее. Наверно, люди сейчас стали богатые — деньгами кидаются. А раньше были копеечки, которые берегли. Если праздник — всё на стол ставили. А сейчас все копят, копят…
Тем временем снег становится все сильнее, и мы, узнав о дальнейших планах по небольшому, но все же ремонту дома пенсионерки, прощаемся с Еленой Михайловной. Она вздыхает о том, что в этот день не получается доехать до Поклонного креста — до места, где стояла ее казарма… Ну а мы на прощание обещаем исполнить ее желание, когда снег растает.
«МК в Твери».