Справка «МК»: Соловьев Владимир Николаевич, родился в 1950 году в городе Ессентуки. Полковник юстиции, старший следователь-криминалист СК РФ в отставке. Работал в органах прокуратуры, затем в Следственном комитете России. Участвовал в расследовании многих резонансных дел. Возглавлял следствие по делу о гибели Николая II, членов его семьи и свиты. С 2020 года — в отставке.
— Владимир Николаевич, известно, что в 1992–1993 годах Генеральная прокуратура России провела повторное «дознание по факту самоубийства поэта С.А.Есенина». Знаю также, что этим занимались в том числе и вы. Что заставило вас и ваших коллег обратиться к этой теме?
— Мы занялись этим после обращения в Генеральную прокуратуру директора Института мировой литературы РАН Кузнецова и председателя Есенинского комитета Союза писателей Прокушева. Обращение содержало просьбу проверить, насколько квалифицированным было дознание по факту смерти поэта, проведенное в 1925–1926 годах, были ли основания для его прекращения и квалификации смерти как самоубийства.
Главным инициатором и вдохновителем этого процесса был Юрий Львович Прокушев, известный литературовед, исследователь жизни и творчества Есенина. Он дружил с сестрами поэта и вообще хорошо знал всех его живших в то время родственников. Кстати, ни у кого из них даже мысли не было, что его кто-то мог убить. Мать поэта, Татьяна Федоровна Есенина, описала в своих наивных стихах сон, якобы приснившийся ей на сороковой день после смерти сына. Там есть такие строчки:
Он склонился на плечо,
Горько плакал горячо:
«Прости, мама, — виноват!
Что я сделал, сам не рад».
На головке большой шрам.
Мутит рана, помер сам...
В общем, факт самоубийства считался несомненным даже среди самых близких ему людей. Но в годы перестройки пошел вал публикаций, где утверждалось, что Есенин на самом деле стал жертвой преступления, а материалы проведенного тогда дознания были фальсифицированы.
— Можно сказать, кто был автором этой версии?
— Кто первый ее выдвинул, сказать трудно. Но если говорить о тех, кто высказывал такую мысль публично, в прессе, то одним из первых, а возможно, и самым первым, был известный писатель-«деревенщик» Василий Белов. В 1988 году в интервью газете «Люберецкая правда» он заявил, что Есенин был убит, о чем «можно судить даже по тем фотографиям, которые опубликованы».
Большой общественный резонанс вызвали также статьи и книги Эдуарда Хлысталова — до того как заняться писательской деятельностью, он много лет проработал в МВД, — в которых также доказывалось, что смерть поэта Есенина не была самоубийством: «Тайна гостиницы «Англетер», «Как убили Сергея Есенина», «Тайна убийства Есенина»...
Было много и других авторов, подхвативших эту тему. Надо вообще представлять себе ту эпоху, конец 1980-х — начало 1990-х годов. Тогда чуть ли не каждый день появлялись какие-то исторические сенсации, разоблачения разнообразных злодеяний коммунистов. И версия об убийстве Есенина очень хорошо легла на обстановку того времени.
— И Прокушев решил разобраться...
— Да, Прокушев, конечно, не мог пройти мимо этого. В 1989 году он организовал Комиссию по расследованию обстоятельств гибели Есенина, действовавшую под эгидой Есенинского комитета Союза писателей, к работе в которой сумел привлечь многих авторитетных экспертов. И в конце концов вовлек в этот процесс и Генеральную прокуратуру. Изучить вопрос было поручено Дедову, старшему прокурору управления по надзору за следствием и дознанием.
Я в то время уже занимался «царским делом» (расследование обстоятельств гибели Николая II и членов его семьи. — «МК»). Как-то вызывает меня к себе Михаил Борисович Катышев, который тогда был помощником генерального прокурора. И говорит: «Володя, ты занимаешься царем, по архивам работаешь... Давай, помогай во всем Дедову». И мы с Дедовым очень тесно работали по этой теме. А затем я включился и в работу «есенинской» комиссии.
Должен, отметить, кстати, еще одну немаловажную деталь: близким другом Прокушева был Сергей Александрович Филатов, который в то время возглавлял Администрацию Президента. Сергей Александрович был большим фанатом Есенина. Почти все его произведения знал наизусть. Это передалось ему от отца, который просто обожал стихи Есенина. Поэтому и сына назвал в честь поэта. Филатов с Есениным двойные тезки — и по имени, и по отчеству.
И Филатов рассказывал мне, как обсуждал тему смерти Есенина и проводимого расследования с президентом. Ельцин спросил его, что он думает об этом: убили все-таки Есенина или он покончил с собой? Филатов сказал, что уверен, что его убили.
Ельцин, по словам Филатова, пришел после этого в большое волнение и очень нелестно «проехался» по «коммунякам», которые, мол, должны ответить за все свои преступления. Тогда, если помните, шло жесткое противостояние между Ельциным и Верховным Советом, который, по версии президентской стороны, готовил «коммунистический реванш».
— Вы хотите сказать, что был определенный «политический заказ»?
— Ну, о каких-то командах сверху, которые бы влияли на ход нашей работы, мне неизвестно. Прямого влияния, скорее всего, не было. Но когда знаешь настроение руководителя Администрации Президента и самого президента и знаешь, что дело у них «на контроле», проще всего, конечно, подыграть, сделать такие выводы, какие они хотят видеть. Но мы не стали подыгрывать: дали совершенно объективное заключение.
— Заключение по итогам прокурорского дознания было утверждено 22 марта 1993 года. Оно полностью подтвердило официальную версию 1926 года: Есенин покончил с собой. Однако работа «есенинской» комиссии продолжалась еще целый год. Комиссию чем-то не устроили результаты проведенной Генпрокуратурой проверки?
— Никаких противоречий между выводами «есенинской» комиссии и Генеральной прокуратуры нет. Комиссия пришла к точно таким же выводам. Но так получилось, что расследование, проведенное комиссией, получилось намного более полным, чем официальное прокурорское дознание. Выводы Генпрокуратуры были сделаны на основании материалов милицейского дознания, проведенного сразу после смерти Есенина. Комиссия же проделала огромный объем дополнительных научных исследований. Но материалы комиссии не имели никакого процессуального статуса. По сути, это было частное мнение частных лиц.
— А что помешало прокуратуре провести полноценное расследование?
— Для этого нужно было возбудить уголовное дело. Я, кстати, предлагал тогда это сделать. Обратился к Скуратову (генеральный прокурор РФ в 1995–2000 годах. — «МК»). «Юрий Ильич, — говорю, — есть хорошая возможность поставить точку в этом «проклятом» деле». И Скуратов со мной согласился. Дал мне указание возбудить уголовное дело и провести необходимые экспертизы. Но мой непосредственный начальник принял эту идею в штыки. К тому же ему не понравилось, что я обратился к Скуратову через его голову. «Ты, — говорит, — у меня довозбуждаешься. Есть у тебя царь, вот им и занимайся. Не лезь со своим Есениным». В общем, дело в итоге так и не возбудили.
— Вы сами абсолютно уверены в том, что смерть Есенина — это самоубийство?
— Да, у меня никаких сомнений в этом нет. Никакие посторонние лица не были причастны к его смерти. Об этом говорят все обстоятельства происшествия, все проведенные исследования. То, насколько тщательной была эта работа, проиллюстрирую на примере последнего стихотворения Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья». Как известно, оно было написано за день до смерти, 27 декабря, и было написано кровью. Как объяснял друзьям сам Есенин, он не смог найти чернил и нашел им замену, порезав себе руку.
В то же время сторонники версии убийства Есенина, многие из них, доказывают, что стихотворение написал не сам поэт. Что он не мог «добыть» столько крови, сделав небольшой порез. Мол, для этого нужен чуть ли не стакан. Но, во-первых, графологическое исследование, проведенное Федеральным центром судебной экспертизы Минюста — этим занималась Надежда Павловна Майлис, опытнейший эксперт — установила, что текст был написан рукой Есенина.
Исследование, проведенное микроспектральным методом, подтвердило, что в качестве чернил действительно использовалась человеческая кровь. Генетическая экспертиза, правда, не проводилась. Но боюсь, генетику там вообще сделать нельзя. Во-первых, количество крови очень мало, а во-вторых, слишком много людей держали в руках этот листок. Но думаю, и так очевидно, что кровь могла принадлежать лишь самому Есенину. Чью еще кровь он мог использовать?
Определить объем крови, необходимый для написания этих строк, помог случай. Сергей Алексеевич Никитин, судебно-медицинский эксперт, мой старый друг, который внес очень большой вклад в деятельность «есенинской» комиссии, нечаянно порезал себе руку. И, использовав свою кровь, написал пером это стихотворение. Оказалось, что требуется совсем немного — менее 0,02 миллилитра. То есть примерно две капли.
— «Коронный» довод сторонников версии об убийстве — фотографии мертвого Есенина, на которых видна серьезная — согласно некоторым описаниям, даже «страшная» — рана на голове. По утверждению ваших оппонентов, убийцы, проникнув в гостиничный номер, где жил Есенин, проломили поэту череп — то ли рукоятью нагана, то ли канделябром. Именно это и явилось причиной смерти. А затем Есенина, уже мертвого, подвесили, дабы имитировать самоубийство... Впрочем, что я рассказываю? Все это вам, конечно же, известно и без меня.
— Да, все эти рассуждения мне, конечно, известны. Это, кстати, далеко не единственная версия убийства. Есть, например, и такая: Есенин вообще умер не в гостинице. Он был убит — «запытан до смерти» — в расположенном неподалеку здании ленинградского управления ОГПУ. Из «чекистской пыточной» труп, завернув в ковер, принесли к «Англетеру», подняли на веревке в окно номера и затем подвесили. Ну, в общем, очень «стройная и логичная» версия.
Сейчас объясню происхождение «страшной раны». Повреждения на лице Есенина действительно были, но поверхностные: это место в течение продолжительного времени было прижато к горячей трубе парового отопления, и, извините за такие подробности, мягкие ткани просто сварились. Очевидцы описывают это как «багровую полосу на лбу».
Теперь — почему это место на оригинальных снимках выглядит темным, почти черным. Обратите внимание на портретные фотографии конца XIX — начала XX века: они, как правило, отретушированы. Все дело в фотоматериалах того времени: они очень отличались от современных. Сенсибилизация пленок и фотопластинок была совсем другой.
Их можно было спокойно проявлять при красном свете. Красный свет не засвечивал негатив, поэтому все красные или розовые детали получались на фотографиях темными. Малейшие покраснения на лице, маленькие прыщики, которые и разглядеть-то трудно, выглядели на снимках черными пятнами. Поэтому и ретушировали фотопортреты.
Известный классический случай: в конце XIX века фотограф-портретист сфотографировал одного человека, и лицо на фото получилось со множеством черных пятен. А через некоторое время этот человек умер от оспы. То есть фотопластинка «увидела» симптомы начинающейся болезни, не воспринимавшиеся обычным, невооруженным глазом.
То же самое — с фотографиями мертвого Есенина: повреждения вышли неестественно темного цвета. А поскольку те снимки не подвергались ретуши, возникла версия о «страшной ране» с запекшейся кровью. Но «есенинская» комиссия тщательно проверила и эту версию.
В Пушкинском Доме (Институт русской литературы РАН. — «МК»), в Петербурге хранится посмертная маска Есенина. Было сделано несколько масок — всего, по-моему, пять, — но эта самая первая, самая лучшая. На ней видны даже поры, не говоря уже обо всех повреждениях. Сергей Никитин снял с этой маски еще одну, из пластилина.
Затем он выровнял углубления, которые были на получившейся маске, сделал как бы нормальное человеческое лицо. И прислонил это пластилиновое «лицо» к горячей трубе отопления такого же диаметра. Отпечаток получился один в один, как на посмертной маске.
То есть никакого пролома черепа там и близко не было. Повреждены были только кожа и мягкие ткани, и механизм повреждения именно такой, о котором я сказал. Если бы та труба была холодной, вообще ничего не было бы заметно — ни на фотографиях, ни на маске.
Возникали также сомнения в том, что можно прикрепить к вертикальной трубе парового отопления веревку таким образом, чтобы она удержала тело взрослого мужчины. Но проведенный эксперимент доказал, что это вполне возможно: закрепленная узлом на вертикальной трубе веревка уверенно держала и 70, и 100, и 120 килограммов...
Словом, были методично проверены и одна из другой отброшены все альтернативные версии. И осталась только одна — самоубийство.
— А вопрос эксгумации поднимался?
— Конечно, поднимался. Все же кричали: «Убийство, убийство!..» Многие требовали провести эксгумацию. Но, по мнению судебных медиков, она не имела никакого смысла. Судебно-медицинская экспертиза дала категоричное заключение, что кости лица не были повреждены.
Что же касается иных повреждений, в том числе того, которое, как установлено, явилось непосредственной причиной смерти, — асфиксия, произведенная сдавливанием дыхательных путей, — тут эксгумация тоже ничего бы не дала: почва на Ваганьковском кладбище (где похоронен Сергей Есенин. — «МК») такая, что мягкие ткани не сохраняются.
А простое гробокопательство, только из-за того, что кому-то это любопытно, я считаю, совершенно недопустимо. Подчеркну такой, как мне кажется, важный момент. Тот факт, что Есенин покончил с собой, подтвержден самыми авторитетными судебными медиками России. Противоположная сторона, люди, настаивающие на версии об убийстве, — не специалисты. Их позиция основана исключительно на фантазиях и эмоциях, не подтверждена никакими документами.
В качестве заказчиков убийства в таких версиях, как правило, фигурируют те или иные представители власти. При этом часто утверждается, что окружение Есенина было буквально нашпиговано секретными сотрудниками ОГПУ. Чуть ли не все там были агентами.
Чтобы прояснить этот вопрос, я обратился за помощью к Владимиру Константиновичу Виноградову. До 1991 года он руководил Центральным архивом КГБ СССР, а в то время работал в архиве Министерства безопасности. Я был хорошо знаком с ним по работе по «царскому делу». Ему было поручено оказывать мне содействие, и он очень мне тогда помог.
У нас сложились очень добрые, товарищеские отношения. И я попросил Владимира Константиновича «поднять» все, что касается Есенина. Виноградов очень ответственно отнесся к моей просьбе: перетряхнул, что называется, все архивы. Ответ был такой: «Володь, всё перерыли — ничего нет». И я полностью доверяю информации Виноградова. В общем, никто никаких стукачей в есенинское окружение не внедрял.
Ничем не подтверждены и подозрения такого рода в отношении Галины Бенеславской, одной из женщин Есенина. Подозрения строятся на том, что та работала в ВЧК. Да, Бенеславская действительно какое-то время работала в ВЧК–ГПУ — с ноября 1919-го по май 1922 года. Но работала секретарем в комиссии, занимавшейся ревизией хозяйственных органов. Кроме личного дела Бенеславской, каких-либо иных материалов, имеющих к ней отношение, в архивах спецслужб нет.
— Но, объективно говоря, отношения с советской властью у Есенина и впрямь были довольно сложными.
— Сложным человеком был и сам Сергей Александрович. Постоянные пьянки, скандалы, драки, хулиганские выходки... Он неоднократно задерживался милицией, против него было возбуждено несколько уголовных дел, и необоснованными их назвать трудно. Как говорится, было за что.
Последнее такое происшествие случалось в начале сентября 1925 года: возвращаясь из Баку в Москву, Есенин поссорился в поезде с дипкурьером. Устроил скандал, допустил при этом антисемитские высказывания... По тем временам весьма серьезный случай. По этому поводу тоже было возбуждено уголовное дело. Готовился суд, который должен был пройти в Москве.
Но какой-то целенаправленной травли со стороны властей, тем более преследования по политическим мотивам, я здесь не вижу. Если бы Есенина действительно хотели «прижать», нашли бы другой способ, нежели дела о хулиганстве. Повод легко можно было найти.
Могли, к примеру, припомнить Есенину его дружбу с Леонидом Каннегисером, который застрелил председателя Петроградской ЧК Урицкого. Эта дружба была достаточно тесной. Но никаких претензий в связи с этим к поэту никогда не предъявляли. Было, напротив, немало случаев, когда высокие покровители заступались за него перед судами и милицией. Известно, например, что за него хлопотал Анатолий Луначарский, нарком просвещения.
Часто виновником смерти Есенина называют Льва Троцкого. Но эта версия лишена какой-либо логики. К моменту смерти Есенина Троцкий, по существу, уже лишился власти: в начале 1925 года он был смещен с постов председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам, получил третьестепенную должность председателя Главного концессионного комитета.
Но самое главное: Троцкий очень хорошо относился к Есенину. И Есенин, кстати, тоже очень хорошо отзывался о Троцком, причем уже в то время, когда того начали гнобить. Троцкий, между прочим, был единственным представителем большевистского руководства, пришедшим проводить Есенина в последний путь. Написал блестящий некролог «Памяти Есенина», опубликованный в газете «Правда», про который Горький потом сказал, что это лучшее, что написано о Есенине.
Известно также, что Есенина очень любил Сергей Киров. Они познакомились в Баку летом 1925 года. Киров был тогда первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана, но уже в конце того же года сменил Баку на Ленинград: занял пост ответственного секретаря Ленинградского губкома ВКП(б).
Считаю, это была одна из причин, почему Есенин в конце декабря 1925 года отправился в Северную столицу. Он уезжал не умирать. Те, кто собирается покончить с собой, не берут с собой в поездку пять больших чемоданов. Думаю, он рассчитывал на покровительство Кирова, надеялся, что тот поможет с изданием задуманного им поэтического журнала, «прикроет» от уголовного преследования.
— Почему же после приезда в Ленинград его настроение резко изменилось?
— Это уже область догадок. Возможно, когда он приехал, осознал, что у него не получится реализовать свои планы, начать в Ленинграде новую жизнь. И кратковременная эйфория сменилась глубокой депрессией. Ничего удивительного здесь нет: в депрессии Есенин находился все последние месяцы жизни. Душевное состояние поэта было ужасным. Об этом говорят и его последние стихи. Одна поэма «Черный человек» чего стоит. Но, возможно, дело не только в депрессии.
Известно, что за месяц до смерти, 26 ноября 1925 года, он лег в психиатрическую клинику первого Московского государственного университета, где находился до 21 декабря. И среди поставленных там ему диагнозов значится Delirium tremens. По-русски — белая горячка. Многие ошибочно полагают, что это состояние возникает от большого количества выпитого алкоголя. Но на самом деле все наоборот: причина — резкое прекращение приема спиртного.
То есть человек пьет, пьет, пьет... А потом делает перерыв — и начинается «белочка» — психоз, сопровождаемый галлюцинациями. А если человек до этого уже переносил белую горячку, то следующий приступ может спровоцировать даже очень незначительное количество выпитого. У Есенина все это, так сказать, в анамнезе было: и сильная алкогольная зависимость, и галлюцинации... Тот факт, что поэта мучили галлюцинации, отражен в воспоминаниях многих близких ему людей.
Так что, если поставленный в клинике диагнозе верен, нельзя исключать, что такой приступ случился с ним в ту роковую ночь с 27 на 28 декабря 1925 года в пятом номере гостиницы «Англетер». И рядом не оказалось никого, кто мог бы его спасти.
— Какие еще загадки остаются в этом деле?
— Главную загадку я только что назвал. Нам понятен механизм смерти, но мы не знаем причины смерти, мотивы самоубийства. Вот что не было установлено и что мне хотелось бы выяснить. Считаю, что здесь совершенно необходима посмертная психолого-психиатрическая экспертиза.
В свое время я пытался вовлечь в «есенинскую» комиссию директора Института Сербского Татьяну Борисовну Дмитриеву (министр здравоохранения РФ в 1996–1998 годах; ушла из жизни в 2010 году. — «МК»). Это был замечательный человек, у меня с ней были очень хорошие отношения. Но она была категорически против своего участия в комиссии и против проведения такой экспертизы.
Ее позиция была следующей: есть поэт, а есть жизнь поэта. Есенин нам дорог и важен именно как поэт, поэтому не надо рыться в его грязном белье, не надо унижать, оскорблять его память.
Позиция, конечно, благородная. Я отношусь к ней с уважением. Но думаю, поиск истины все-таки не менее важен, чем сохранение светлой памяти о поэте. Ради истины приходится иногда, ничего не поделаешь, порыться в белье. Без проведения психолого-психиатрической экспертизы мы не можем сделать окончательный вывод о причинах смерти Есенина.
— Но без возбуждения уголовного дела такая экспертиза, как я понимаю, останется «частным мнением частных лиц».
— Да, совершенно верно. Нужно, конечно, возбуждать уголовное дело. Формальный повод для этого, считаю, налицо. Смерть великого русского поэта — событие, безусловно, большой общественной значимости. Между тем существуют многочисленные версии об убийстве Есенина, которые правоохранительными органами до сих пор не проверялись, не рассматривались. Положить конец домыслам, расставить все точки над «i» можно лишь проведя полноценное расследование, чего, к сожалению, не было сделано ни сто, ни тридцать лет назад.
