Во всех публикациях сквозит разочарование. Где больше, где меньше, но сквозит. Ждали исторических катаклизмов, все-таки министра допрашивали, а он сказал, что хотел, да и вышел через заднее крыльцо. Вот и все катаклизмы. Между тем событие произошло. Просто его никто не заметил.
А я думала, что он глупый. Почему? Потому что когда в Краснопресненском суде слушалось дело по обвинению Поэгли (“Паша-Мерседес”, если помните), мы сидели рядом. Я — слева, а министр обороны Павел Грачев — справа.
И вот, когда судья, лиловая от напряжения, попросила Грачева встать и назвать имя, отчество и фамилию, а также время и место рождения, Грачев полез в нагрудный карман, достал оттуда несколько маленьких листочков, пробежал их глазами и только после этого наконец произнес:
— Грачев Павел Сергеевич...
Но оказалось, что он, наоборот, умный.
Признание в том, что он действительно велел разобраться с Холодовым, — это ведь не приказ убивать, правда? А признать человека заказчиком убийства можно, только если добыты неопровержимые доказательства. Например, письменная просьба убить и закопать. Или, скажем, взорвать в центре города, на вокзале или еще где-нибудь в людном месте. Такие ценные доказательства при расследовании заказных убийств в природе в чистом виде не встречаются.
Потому что когда начальник говорит подчиненному, какие у него есть мечты, не нужно никаких письменных указаний. Подчиненный, он ведь умеет слушать. А если к тому же он еще и обучен редкому искусству убивать разными способами, зачем ему, сами посудите, письменные приказы? Он понимает устную речь.
Еще лет десять-пятнадцать тому назад такое признание, какое сделал Павел Грачев в зале суда, где слушается дело Холодова, прозвучало бы как гром среди ясного неба. Люди в погонах не мастера разбираться в намеках, а начальники в погонах образной речью тоже не отличаются. И если министр просит разобраться, то нужно разбираться. Но просто раньше в этом никто не решился бы сознаться.
А сейчас — можно. Потому что министр — это всегда существо бескорыстное и непорочное, а журналист — это всегда существо глупое и болтливое. И журналист может сделать больно министру, а министр — он беззащитный. И когда кто-то рассказывает про его сына что-то несимпатичное, ему только и остается, как попросить разобраться. Ну там глотку заткнуть, ноги вырвать...
Оторванных ног Холодова Грачев, конечно, не видел. Но про взрыв слышал, даже соболезнование Холодовым где-то обронил. Но письменного-то приказания убивать он ведь не давал? Не давал. Ну и всё.
Остается одна нематериальная субстанция. Называется она логика. И если принять во внимание, что просьбу разобраться Грачев высказал не своему водителю, не своему повару и даже не пресс-секретарю Министерства обороны, а Павлу Поповских, который знает, что такое “разбираться”, можно делать выводы.
Но право на выводы сейчас есть только у суда. Наверное, никто и не ждал, что бывший министр обороны упадет в ноги судьям и признается в том, что хотел смерти Холодова. И всё, что могло прозвучать из уст небожителя в погонах, — прозвучало.
С Холодовым “разобрались”. Осталось разобраться с тем, сколько весят погоны министра. Весы у Фемиды есть, а у Грачева есть погоны. Теперь важно, чтобы гири попались не дутые, а настоящие, литые.
