Каждый выбирает по себе
Женщину, Религию, Дорогу,
Дьяволу служить или Пророку —
Каждый выбирает по себе.
Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ
“Пер Гюнт” Марка Захарова
Театр “Ленком” Захарова называют авангардным. И это более чем справедливо. Во-первых, в собственно театральном смысле. Во-вторых, Марк Захаров, как один из наиболее социально и политически чутких интеллектуалов современной России, выбирая и ставя пьесы, поднимает ключевые проблемы жизни и каждого гражданина, и всего народа. Об этом я не раз писал в “МК” в отзывах на постановки “Ленкома”.
И недавнюю премьеру театра — “Пер Гюнт” я смотрел прежде всего именно в этом свете: на что в нашей жизни хотел обратить внимание Марк Захаров, ставя пьесу, написанную Г. Ибсеном полтора века назад и посвященную жизни в Норвегии.
Это не значит, что не имеют значения театральные аспекты. И захаровская интерпретация Ибсена. И очень важное для будущего “Ленкома” решение отдать почти все роли молодым актерам (которые опираются на блестящую игру двух “ветеранов” — Александру Захарову и Сергея Степанченко). И умелое использование потрясающей музыки другого великого норвежца — Э. Грига. Но это все — оценки специалистов и зрителей. А я хотел бы остановиться на том, что мне ближе — попытаться понять мотивы выбора Захаровым именно сейчас и именно этой пьесы.
Об Ибсене я узнал, читая Николая Бердяева. А о самом Бердяеве услышал еще в школе, под Новочеркасском. Одним из моих учителей был П. П. Аникеев. Как бывшего казачьего офицера его то арестовывали, то освобождали. Он, несмотря на все мои горячие опровержения, почему-то считал меня спрятавшимся за записью о греческой национальности родственником генерала Петра Харитоновича Попова. В Гражданскую П. Х. Попов стал походным атаманом, а в эмиграции был избран атаманом всех донских казаков. Учитель рассказывал мне об атаманах Дона. Среди них упоминал и М. Н. Бердяева, который публично, в присутствии царя Николая I выступил против царского плана упразднить привилегии казачества. Это М. Н. Бердяев сделал в ситуации, когда только что повесили декабристов. Потрясенный Николай I отказался от своей идеи. Этот атаман, сказал Аникеев, был дедом знаменитого русского философа Николая Бердяева.
Но мои попытки найти книги Бердяева ничего не дали. В библиотеке Донского института в нашей Персиановке было много книг — еще с дореволюционных времен. Старая библиотекарша пускала меня прямо в книгохранилище.
Когда я признался ей, что не могу найти Бердяева, она, оглянувшись, сказала: “Гаврюша, его книги давно мы уничтожили. Такой был приказ”. Я спросил: но ведь жечь книги страшно — это почти что сжечь авторов? Она ответила: когда как. Вот приказ жечь все тома Троцкого я выполнила с радостью. Этот изверг устроил кровавое расказачивание. А о Бердяеве ты больше ни с кем не говори.
Читать Бердяева я смог начать только в МГУ, когда — уже не помню, то ли как сталинский стипендиат, то ли как заместитель секретаря комитета ВЛКСМ получил доступ к закрытым фондам (“спецхрану”) университетской библиотеки. Я запоем и не один раз прочел все книги Бердяева, которые там были. И Бердяев стал для меня в жизни тем же, чем уже были Толстой и Достоевский.
Вот у Бердяева я и встретил оценки Ибсена. Он его упоминал вместе с Достоевским, с Ницше. В книге “Самопознание” Бердяев писал: “В известный момент моей жизни я также очень воспринял Ибсена и именно он… помог мне найти самого себя”. И еще: “Совершенно неизменно люблю Ибсена, которого перечитываю с любовью, волнением и всегда новым прочтением”. Такие оценки значили много. И я бросился искать Ибсена. К счастью, в библиотеке МГУ было многотомное собрание сочинений Ибсена, кажется, двадцатых годов.
Вот почему я с таким восторгом встретил известие о решении глубокоуважаемого мною Марка Анатольевича возродить на сцене “Пера Гюнта”.
Что привлекает в ХХI веке в Ибсене?
Проблема Личности
“Пер Гюнт” Ибсена считают стартом того великого прорыва в философии, который называют экзистенциализмом. В обоих своих главных течениях — религиозном (это прежде всего К. Ясперс и Н. Бердяев) и атеистическом (это в особенности Ж. П. Сартр и А. Камю) экзистенциализм (по-латыни это слово означает существование) стал реакцией на проблемы эпохи, когда начался крах капитализма, появился и потерпел неудачу великий эксперимент ХХ века по утверждению государственно-бюрократического социализма (в советском и фашистском вариантах), когда на мир обрушились две мировые войны, когда человечество начало переход к новому, постиндустриальному строю.
В эту эпоху главными стали коллективизм и организации. Государственная машина, массовые партии, тотальное вторжение “организации” в экономику, науку, образование, культуру, во все клетки общества.
На каждом шагу: на производстве, в офисе, в одежде и еде, на отдыхе — везде стандарты, надзор, правила, чей-то контроль. Появился — по терминологии Герберта Маркузе — “человек одного измерения”. Теперь все нижнее белье, даже такой исключительно личный акт, как выбор спутника жизни, без стеснения выносится на экран телевизора с помощью люмпен-телевизионщиков и люмпен-зрителей. Возникла исключительная угроза Индивиду, Личности. А ведь даже религии защищают Индивидуальность, Личность и, соответственно, утверждают ответственность самого человека за свой путь в Рай или Ад.
Реакцией на эту всеобщую социализацию и обобществление и стал бунт экзистенциализма в защиту Личности.
Николай Бердяев писал: “Я вообще не люблю общества. Я человек, восставший против общества… Я утверждаю примат свободы над бытием… Я принадлежу к тому типу людей и к той небольшой части поколения конца ХIХ и начала ХХ века, в которой достиг необычайной остроты и напряженности конфликт личности, неповторимой индивидуальности, с общим и родовым”.
Не случайно именно великий идеолог экзистенциализма Карл Ясперс уже в 1946 году в работе “Проблема немецкой вины” дал такой развернутый и такой глубокий анализ задач выхода из гитлеровского тоталитаризма, что он стал базой сверхмасштабной, сверхбыстрой, грандиозной денацификации Германии. А она — решающим фактором послевоенного преображения разрушенной дотла страны снова в великую державу. К. Ясперс вину искал не только и не столько в партии нацистов, сколько в самом немецком народе.
В России экзистенциализм был представлен прежде всего Николаем Бердяевым и Львом Шестовым (Шварцманом). Личность — первая реальность. А мир — итог “верховной личности” — Бога.
Пер Гюнт Ибсена — это прежде всего Личность, Индивид. Это не гений. Даже не талант. Это сельский парень. Но он хочет остаться самим собой, хочет сам определять свою судьбу. Он мечтает о славе, о почете, о богатстве. Он тщеславен и самовлюблен. Но главнее всего его суть — это именно желание остаться Личностью, Индивидом. Ибсен сознательно подчеркивает это право не только для элиты, не только для интеллигента, но для каждого человека. Впоследствии в своеобразном манифесте экзистенциализма — в пьесе Ионеску “Носорог” — герой — тоже обычный человек. Впрочем, не совсем обычный. Обычные — это те самые жители сельской общины, которые травят Пера Гюнта. Поэтому экзистенциализм — это не идеология популизма, толпы. Но и не философия элиты. Это идеология того слоя людей, который не может и не хочет быть “как все”. И еще один признак — активность, поиск: “Чья жизнь в стремлениях прошла — того спасти мы можем”, — говорится в пьесе Ибсена. Именно в Личностях залог будущего для человечества. Суть проблемы предельно жестко выразил король троллей. Человек — это тот, кто хочет “собою быть”. А тролль в отличие от человека хочет “быть собою доволен”. Пер хочет “собою быть”.
Но Перу не удается быть именно самим собой, Личностью. Пер не “вписывается” ни в человеческий мир своей сельской общины, ни в античеловеческий мир троллей. Он, несмотря на свое богатство, добытое вполне “достойными” средствами, включая работорговлю, оказывается чужд и бизнесменам. Он не ко двору и племени бедуинов в Марокко, и стае обезьян в Африке, и даже дому сумасшедших в Каире.
Пер — неудачник, обойденный судьбой и навредивший сам себе. Но за этими неудачами Ибсен и Захаров выявляют суть проблемы. Пер не может ужиться с Системой. С Системой деревенской общины. С Системой троллей. С Системой коммерсантов. Даже с Системой стаи обезьян или сумасшедшего дома.
Системам мои идеалы и стремления представляются ненужными, даже неправильными. Но ведь это моя жизнь. Единственная и неповторимая. Таким меня создал Бог, и я имею право быть именно таким.
“Быть самим собой” Перу не позволяют. Он оказывается в ситуации, описанной Игорем Губерманом, приехавшим в страну обетованную — в Израиль:
Я свободу обрел. Надо путь избирать.
А повсюду стоят, как большие гробы,
типовые проекты удачной судьбы.
Удачные с точки зрения массовой “типовые проекты” не сочетаются с Личностью Губермана. Почти как у Пера Гюнта.
Отвергнутый и отторгаемый везде и всеми Пер Ибсена и Захарова борется за себя, за свое “Я”, за свою Личность, за свою Индивидуальность, за свое право самому выбирать себе судьбу.
И эта проблема Пера стоит перед каждым из нас. И каждому из нас надо еще и еще раз вдуматься в слова Николая Бердяева, прямо перекликающиеся с пьесой Ибсена:
“Я принужден жить в эпоху, в которой торжествует сила, враждебная пафосу личности, ненавидящая индивидуальность, желающая подчинить человека безраздельной власти общего, коллективной реальности, государству, нации… Нация, государство, семья, внешняя церковность, общественность, социальный коллектив, космос — все представляется мне вторичным, второстепенным, даже призрачным и злым по сравнению с неповторимой индивидуальной судьбой человеческой личности. Я никогда не соглашался сделаться частью чего бы то ни было… Я в сущности никакой власти не любил и никогда не смогу полюбить… Я всегда не любил великих мира сего… Человек не должен склоняться ни перед какой силой, это недостойно свободного существа”.
Марк Захаров призывает каждого из нас до конца бороться за свою Личность. Для нее в номенклатурно-олигархической России возникла масса тех угроз, которые хорошо помнит поколение Захарова по советским временам.
Проблема Одиночества
У Ибсена проблема Личности, Индивида неразрывно связана с проблемой Одиночества.
Одиночество в браке. В семье. Среди коллег по работе. В обществе.
Но у всех видов Одиночества Личности есть две особенно острые “зоны”.
Первая — когда Одиночество Личности вытекает из того, что идеалы оказываются не реализованы. Именно таким было время Ибсена. Еще шел выход из феодализма. Освобождались крестьяне в России. Негры в Америке. Но одновременно все настоящие Личности уже видели, что капитализм не реализует трех великих целей трехцветного знамени французской революции — Свободы, Равенства, Братства.
Другая основа массового Одиночества Личности — это время, когда Личность уже готова к старту, к идее перестройки окружающего мира. Внутри себя она еще остается Одинокой. Но еще немного — и набухающие почки распустятся. Личность из состояния Одиночества выходит для поиска похожих на себя, станет, говоря словами Льва Гумилева, Пассионарием.
Первое Одиночество — Одиночество Разочарования. Второе — Одиночество как этап созревания Солидарности. В пьесе Ибсена — первое Одиночество. Одиночество Разочарования. Одиночество личного неуспеха, тупика.
Но Ибсен понимает, что останавливаться на Одиночестве Тупика нельзя — ведь в этом случае в перспективе только Конец экзистенциальности. Так не раз бывало — исчезли царства Древнего Египта, цивилизация индейцев Америки. Но фактом является и то, что человечество существует до сих пор. Следовательно, Одиночество Разочарования не всегда Тупик. И Пер Гюнт не только имеет перспективу переплавиться в оловянную пуговицу. У Ибсена находится сила, спасающая Гюнта. Она исходит не от него. Она вне его. Спасение Индивида приходит со стороны. Это не Церковь — в пьесе Ибсена практически нет священников. Пера Гюнта спасает Женщина. Дочь сектанта — Сольвейг. Спасает тем, что она сохраняет его как Личность в своей Душе.
Специфика России второй половины ХIХ и первой ХХ века состояла в том, что в ней одновременно сосуществовали и Одиночество Разочарования (вызванное неоправдавшимися упованиями на отмену крепостного права), и Одиночество созревавшей Пассионарности.
Первое было представлено и Чацким, и Обломовым, и “Мертвыми душами”, и “Вишневым садом”, и “Мастером и Маргаритой”.
Второе — в итоговом выводе Пьера Безухова в “Войне и мире”: “Если плохие люди объединяются, надо всем честным людям объединиться, чтобы в стране не наступила катастрофа”.
Нынешняя Россия начала ХХI века тоже характеризуется такой же одновременностью двух Одиночеств. Личность, Индивид, Интеллигент, во-первых, подавлены тем, что оказались нереализованными идеалы, с которыми шли в Великую Антисоциалистическую революцию 1989–1991 годов.
Во-вторых, все больше это их Одиночество перерастает в Одиночество ожидания активных действий, в готовность начать борьбу за новую Россию. Без государства номенклатуры, антинародного и антидемократического. Без коррупции алчной бюрократии. Без государственной экономики, пропитанной государственным монополизмом. Без частного сектора, задавленного олигархами. Без бизнесменов — компрадоров. Без люмпен-интеллигенции в науке, в образовании, в культуре, на телевидении. Без заботливо выращиваемого властью люмпенского популизма масс.
Этот процесс перерастания из России Одиночества Разочарования в Одиночество перехода к Солидарности и Пассионарности многократно усилен растущим во всем мире недовольством вариантом современного, по преимуществу проамериканского, постиндустриального общества; сотрясающими “оливковую” Европу демонстрациями; развертывающимся Исламским Возрождением. А ведь это только первые зарницы тех грядущих бурь ХХI века, которые Э. Тофлер определил как эпоху “антибюрократических революций”.
И Марк Захаров с его исключительной чуткостью к нервным токам России уловил эту главную черту нашей современности и поэтому избрал для постановки пьесу Ибсена.
Постановка Захарова — это вклад в осознание нами и эпохи, и самих себя. Постановка “Ленкома” — о нашем времени, для всех нас и для каждого из нас. Поэтому: не спрашивай, по ком звонит колокол, — он звонит по тебе.
