Но я-то видел только одного — Пеле.
Позже я узнал, что Пеле с самого детства мечтал забить гол прямо с центра поля. Впрочем, как и любой мальчишка, русский ли, итальянский или бразильский. В этом был, если хотите, некий футбольный шик.
Но отважиться сотворить подобное на первенстве мира мог только сумасшедший. Или — Пеле. Мяч летел из центрального круга, кажется, вечность. А чехословацкий голкипер Виктор безнадежно мчался назад к воротам. И прыгнул он в слепом отчаянии куда-то к штанге, мимо которой уже просвистел мяч. Мне тогда было одиннадцать. И я впервые своими глазами увидел настоящее чудо.
Пройдет много лет. И вместе с великими Яшиным и Симоняном я буду встречать Пеле в «Шереметьево». Пограничник, конечно, был предупрежден о прилете легендарного бразильца. Но когда самый знаменитый пассажир рейса Нью-Йорк—Москва появился на паспортном контроле, то сержант с зелеными погонами долго листал страницы, тщетно пытаясь отыскать имя — Пеле. Про Эдсона Арантеса ду Насименту пограничника не предупредили.
Наконец формальности закончились, и Пеле шагнул к Яшину с трогательными словами: «Папа Яшин — амиго…»
А дальше утомленного Пеле мучил я. Слева меня одергивал Яшин, справа что-то выговаривал Симонян, но я настаивал на своем, и Пеле с прилежанием первого ученика послушно написал приветствие читателям «МК».
Я спросил тогда: «Может ли в мире появиться второй Пеле?» Он улыбнулся и ответил вопросом на вопрос: «Разве может быть второй Бетховен?» Потом стал рассказывать о планах — баллотироваться в президенты Бразилии. «Вы это серьезно?» — спросил я. «А вы думаете, у меня вместо головы футбольный мяч», — рассмеялся Пеле.
Этим планам не суждено было сбыться — Пеле решил, что лучше остаться в истории королем футбола, чем просто президентом.
А тем вечером в «Шереметьево» он написал и мне несколько добрых слов. В девяностых, восхищенный игрой Игоря Добровольского, когда тот был у меня в гостях, я передарил ему автограф Пеле.
Недавно поинтересовался у Игоря, ныне живущего в Молдавии, сохранился ли у него автограф. «Хочешь продать с аукциона?» — отшутился он. А потом с грустью сказал: «Знаешь, я ведь столько раз переезжал с места на место».
Но рукописи, как известно, не горят. В редакции, к счастью, хранятся старые подшивки, и в номере за 11 сентября 1988 года навечно остался автограф Пеле (на фото).
Двадцать пять лет назад я каким-то чудом получил приглашение на пятидесятилетие Пеле.
Билетов в Милан не было, а торжества планировались на стадионе Сан-Сиро Джузеппе Меацца. И мы на первой полосе газеты обратились к министру авиации. Он принял меня в тот же день, выслушал просьбу и сказал: «Я же министр, а не кассир». «Но если бы в кассах были билеты, мы бы вас не беспокоили», — попытался я донести до министра свою логику. Тогда он пригласил помощника: «Дай этому нахалу билет до Милана. А ты, — повернулся ко мне, — передай от нас Пеле привет».
Я пообещал, заранее зная, что вряд ли сдержу слово.
Тот юбилейный день в Милане я запомнил на всю жизнь, но не обошлось и без разочарований. Все были убеждены, что Сан-Сиро будет переполнен. Так думал и я, направляясь по заполненной продавцами дымящихся каштанов виа Санта-Аквелино к гигантской серой чаще стадиона. Да и кто мог в этом сомневаться, наблюдая, как в многочисленных барах и тратториях болельщики коротают время, дожидаясь начала игры.
Но трибуны заполнились лишь наполовину.
— Ну и избалованный же футболом народ эти итальянцы, — огорчался я, поднимаясь в ложу прессы. — Может, хотели, чтобы сам Папа Римский, покинув резиденцию в Ватикане, встал бы в ворота Сан-Сиро. (Тогдашний папа Иоанн Павел II в юности был голкипером.) И заголовок к репортажу возник сам собой — «Прости, Пеле!»
Может, фанаты его поколения в тот юбилейный вечер в миланских кварталах нянчились с внуками?
А их ровесник — человек по имени Эдсон Арантес ду Насименту — в это время бежал к центру поля, и дюжие карабинеры были бессильны перед сметающим все на своем пути и рвущимся к Пеле потоком фотокорреспондентов.
Да, их ровесник и в пятьдесят играл с тем же неувядаемым королевским благородством, как и в былые времена. Без всяких юбилейных поддавков, проведя на газоне 42 минуты.
Для меня это были 42 минуты счастья — смотреть, как играет Пеле. Потом у раздевалки я увидел, как 12-летняя дочь Пеле Дженифер поцеловала его, сказав: «Папа, ты у меня самый сильный!» Дочь короля впервые в жизни увидела отца на футбольном поле. Пеле тогда, обращаясь к нам, репортерам, со слезами на глазах, как после забитого тысячного мяча, произнес: «Дженифер — самый прекрасный подарок из всех тех, которыми одарил меня Бог».
У Дженифер, наверное, теперь свои дети.
А время жизни не подконтрольно строгому судейскому секундомеру. Оно не считается даже с великими мира сего.
Уже давно нет великого Гарринчи.
Ушел великий Яшин.
Но сегодня, в свои 75, король футбола Пеле — с нами.
А у меня перед глазами навсегда останется невысокий смуглый человек по имени Эдсон Арантес ду Насименту, посылающий нам воздушный поцелуй и устало исчезающий за бетонными сводами Сан-Сиро.
И я ровно через четверть века, день в день, повторяю слова, которые произнес тогда, пока еще не закрылись за ним двери футбольной раздевалки: «Спасибо, Пеле!»
В том числе и за то, что пущенный Пеле мяч с центра поля в далекой Мексике в 70-м, так и летит через всю мою жизнь.
