— Оля, мы разговаривали в Лондоне четыре года назад, я тогда подумала: ненасытная какая!
— О-о, жадная я, жадная!
— Если детей — то трое, если иностранные языки, то… сколько, кстати?
— Много. На английском, итальянском, французском — свободно. Учила китайский, понимаю немецкий и испанский, финский… А это, знаете, не ненасытность все же. Просто есть вещи, которые для меня важны. И почему надо останавливаться, если все хорошо складывается? Я сейчас, кстати, не могу сказать: вот трое детей есть, и я закончила эту «деятельность».
— Почему-то я в этом нисколько не сомневаюсь. Все уже поняли: на следующей Олимпиаде должно быть в коллекции уже четыре медали и четыре ребенка. Или пять — пять?
— А я и хочу еще детей. Правда, если материальное положение будет позволять. Пока, если честно, с этим не очень — надо же куда-то элементарно детские кровати ставить.
— Сколько кроватей еще предполагаете поставить?
— Точно не скажу, но вот, например, у моего отца семь детей.
— Тогда стремительно переходим к финансам. Вы говорили перед прошлыми Играми: семья отдавала последнее, чтобы отправить меня на гонку. Что-то изменилось?
— Да, на сей раз не только на свои средства готовилась, но еще и в убыток, потому что никто не платил зарплату два года, не было ничего, только кредиты. Они и сейчас есть, слава богу, в рублях.
— И тут мы подбираемся к тому самому болезненному вопросу. Почему случился перерыв в выступлениях, известно. Как пережили — в двух словах, наверное, не рассказать?
— Почему, могу: невесело было.
— Изящно сказано.
— Все полтора года разбирательств я жила тем, что надеялась закончить эту историю до Олимпийских игр. И завоевать медаль. Хотя до дня открытия Олимпийских игр не знала, буду выступать или нет. Знаете, вся эта история с дисквалификацией вообще не должна была быть моей. Я слежу за списком запрещенных веществ и могу сказать, что лучший вариант не принимать вообще ничего. И я не буду принимать, если на все сто процентов не уверена в препарате. Более того, во время беременностей и кормления грудью научилась обходиться вообще без лекарств — слушайте, это, между прочим, шесть лет! Если заболеваю, то до таблеток стараюсь не доводить, лечусь естественным образом: мед, чай, малина. И детей также — если, конечно, не что-то серьезное, когда уже нельзя не помочь организму именно медицинским вариантом. Хотя и в этом случае мне, например, выписывают антибиотики, начинаю принимать, а потом бросаю. Исключение — головная боль. От нее всегда есть таблетки.
— Когда суд отменил решение МОК, вас практически сняли с самолета, вы успели даже зарегистрироваться на рейс в Петербург из Рио. А что в Рио-то делали? Тренироваться самозабвенно в такой ситуации, наверное, как-то не очень?
— Нет, конечно. Ту работу, которую нужно было сделать для подведения себя к старту, я не сделала. Больше катались, отдыхали, чем работали. Так и сидело в голове: раз не участвуем в Олимпиаде, хотя бы отдохнем. А обернулось так, что надо стартовать. И это было очень сложно физически: ты расслабился, уже понимаешь, что никуда не собираешься. И психологически тоже трудно — болельщики, например, пишут: мы за тебя болеем! А ты тут на пляже лежишь и загораешь, когда за тебя в России болеют. Каково? Поэтому, конечно, на первую гонку после двухнедельного зависания было сложно собраться.
— А ко второй уже пришли в себя полностью?
— Да как сказать. Ночью накануне практически не спала. Боялась, что просплю время подъема, каждый час смотрела на часы. А утром все вообще пошло не так, как надо. В пять встала — дождь, а запланирован был выезд на разминку на велосипеде, значит, разминка минус. Потом приехали в стартовый городок: велосипед, на котором я тренировалась, не прошел контроля. Поверка идет, как седло стоит, как руль. Раньше по всем параметрам проходил. А тут пришлось седло на полтора сантиметра назад сдвигать, я даже не успела попробовать на него сесть, посадка ведь очень важное дело, но уже надо было ехать на старт. Не размявшись, сложно сразу вкладываться в гонку. Ну а что делать-то? Стартанула и стала крутить педали.
— Пять секунд — издевательский проигрыш. Хотя в Лондоне в групповой гонке вы проиграли вообще две секунды, да еще на самом финише. (Ольга атаковала тогда за сорок километров до финиша, ее поддержали две соперницы, которые на финишной прямой и вырвались вперед. — И.С.)
— Знаете, финиш — это такое… В гонке полностью нужно работать, нельзя только на одном отрезке выложиться. Даже на спуске, когда хочется ноги расслабить, скатиться с горочки, нельзя этого делать. Конечно, имей я всю информацию о том, как едут мои основные соперницы, могла бы выступить лучше.
— А почему не имели?
— Потому что ехала без рации. В других сборных есть, у нас нет. А ведь я могла прибавить… Сразу начинаешь думать, где эти пять секунд я могла срезать. Но, к сожалению, гонщицы, которые стартуют сзади, всегда имеют преимущество, когда речь идет о таких секундах. А вообще, когда меня повели куда-то после гонки, я сначала решила, что проверка какая-то. Оказалось, туда, где сидят промежуточные лидеры, вижу — свободно третье место, а пока дошла, для меня освободили первое. Я удивилась.
— Медали Лондона и Рио можно сравнивать?
— Похожи. Тем, что не «золото».
— Американка Армстронг не только вас уважает, но и говорит об этом. (Кристин Армстронг побеждала в «разделке» на трех Олимпийских играх: в Пекине, Лондоне и Рио-де-Жанейро. — И.С.)
— Знаете, это нормально. Я имею в виду нормальные отношения между людьми. Нельзя позволять себе судить о чьей-то ситуации, ничего толком не зная. То, что творится на Играх вокруг той же Ефимовой, — даже слова трудно подобрать. Да, дикость, ничего более. Надо научиться, конечно, не обращать внимания на такие вещи. Я знаю, как и мои дети, что я не нарушала закон.
— Вы ощущаете чувство вины перед детьми? Вы крутите педали, а они растут.
— Да, хотя бы из-за того, что меня долго нет рядом. Им это надо, они были бы счастливы уже от этого. Дочка обижается, когда я уезжаю, не хочет даже в поле зрения скайпа находиться. У сына, кстати, тоже был такой момент, когда он был маленьким, — прятался. Каждый раз для меня отъезд из дома — это проблема. В этот момент никуда не хочу ехать, хочу сидеть дома с детьми. Я понимаю и убеждаю себя, что это вынужденная разлука. Что могу сделать? Могу лишь максимально сократить время отсутствия — если на месяц надо ехать, то буду думать о том, как бы еще лишние дни с семьей провести, даже в ущерб сохранению собственной энергии.
— Гонки на шоссе — изнурительная работа. Пытаюсь представить: родили ребенка. А через четыре дня, когда вообще-то только из роддома выписывают, отправились на тренировку. Это как?
— Нормально, ничего мне это не стоило, я себя прекрасно чувствовала. Понимаете, все же зависит от того, как ты себя вообще в жизни сохраняешь и ведешь. На все есть свой режим, его просто надо соблюдать. Из той же еды, например, я сама выбрала то, что мне нравится. Счастливым, правда, оказалось совпадение, что все нездоровое мне просто не нравится. Расслабляться во время беременности ради еды? А если я не люблю сладкое например? Зачем расслабляться и впихивать в себя?
— К чему вы чаще всего призываете детей?
— Пока только к опрятности. В остальном они меня не разочаровывают.
— А мужа?
— Мужа — ни к чему.
— И он, похоже, не разочаровывает.
— Муж во всем помогает. И дела ведет, и кашу мне варит. Хотя, как я говорю, меня легко прокормить — салаты люблю. Мы живем на Кипре, за тренировку объезжаю весь остров почти — пять часов в день. Машин мало, погода — сами представляете; для велоспорта условия замечательные.
— А сколько лет вы уже без тренера со стороны?
— Шестнадцать. Смотреть на меня, правильно ли я что-то делаю, не нужно, я сама себя чувствую.
— Это обычная практика или ваша индивидуальная особенность?
— Нет, не обычная, я вам ни одного примера привести не смогу. Я не знаю, как объяснить… Конкретно у меня — так. Есть образование, есть опыт, знаю реакцию организма на нагрузку. Мне так проще. И опять же, если бы это не приводило к результату, я бы начала искать кого-то, а пока даже нет повода.
— Оля, а уход в мотокросс когда-то — это была прикидка на будущее?
— Мне всегда это дело нравилось. И были три года после рождения второго сына, когда я не занималась велосипедом, повесила его и сказала: больше в жизни на него не сяду! Он мне ужасно тогда надоел. Но надо было чем-то заниматься — вот и занялась. Почти на профессиональном уровне. А потом поняла: что-то мне опять хочется вернуться. Так и дальше будет, пока позволяют здоровье и желание, пока не будет альтернативы, которая меня тоже увлечет.
— Обиды долго держите?
— Нет.
— А как же обида на ситуацию, которая сложилась перед Играми и лишала сна, покоя, возможно, и медали в первой гонке, как сказали сами: невозможно одновременно быть на физическом пике и в моральной яме?
— Я уже забыла про нее. Какая, говорите, ситуация?
