Ее дочери было 47 лет. Она не могла жить самостоятельно: проблемы с опорно-двигательным аппаратом требовали постоянного ухода. Восемь месяцев назад в семье умер мужчина, который годами был опорой: муж и отец. После его смерти все, что раньше держалось на двоих, легло на плечи одной пожилой женщины. Государственные службы формально существовали, но в реальной жизни их почти не было: несколько визитов, редкая помощь – ничего, что могло бы изменить ежедневную нагрузку. Иногда приходили волонтеры, навещала кузина, но и это не слишком облегчало тяжелый ежедневный уход за больным человеком.
Соседи вспоминают эту семью как спокойную, доброжелательную, глубоко верующую. Со стороны казалось, что они справляются. Даже позволили себе поездку по Италии — побывали в Помпеях, словно стараясь ухватиться за ощущение обычной жизни.
Но именно возвращение домой стало точкой перелома. Болезнь дочери начала прогрессировать: ходить ей стало еще труднее, падения начали случаться чаще. Уход, который и раньше был тяжелым, стал круглосуточным. И у матери – пожилой, уставшей, живущей без партнера и без передышки – просто закончились все жизненные ресурсы: силы, сон, здоровье, возможность восстановиться, остаться одной хотя бы на несколько часов. Нагрузка стала непрерывной.
Эта история – то самое ощущение тупика, в который попадают многие семьи. Люди годами живут заботами о тяжелобольных родственниках: после травм, с врожденными диагнозами, с инвалидностью. Они не кричат, не выходят на площади, не требуют внимания – они просто каждый день делают невозможное. До тех пор, пока однажды не становится ясно: дальше ни на что нет сил.
Вопросы, которые поднимает трагическое происшествие в Корлеоне, не имеют прямых адресатов, но они повисают в воздухе. Где была реальная помощь, когда пожилая женщина не спала ночами и поднимала взрослого человека на руках? Сколько людей сегодня в, казалось бы, цивилизованной Европе живут так же – на минимальные пенсии, с несколькими часами социального помощника в неделю, в ожидании специалистов, до которых невозможно добраться? И сколько еще таких историй не становятся новостями, потому что безвыходная ситуация не всегда заканчивается кровью – чаще это медленное умирание.
На этом фоне особенно остро ощущается разрыв между частной болью и государственными приоритетами. Пока пожилая женщина оставалась одна со своей бедой, на уровне политики обсуждались внешние решения, гуманитарные поставки, международные обязательства. Помощь уходила куда угодно – только не туда, где граждане своей страны уже были на грани.
Почти в то же время похожая история произошла в Японии – стране, где тема ухода за престарелыми давно стала больным вопросом. В городе Кунитачи 71-летняя Еко Комине сама пришла в полицию и призналась в убийстве своей 102-летней матери, страдавшей деменцией. Она не пыталась скрыться и не отрицала произошедшее. Честно рассказала, как все произошло.
Годы ухода превратили ее жизнь в бесконечную физическую нагрузку и собственные хронические недуги. Купание, помощь с туалетом, ночные подъемы — все это стало почти невыносимым из-за проблем со спиной. Последней каплей стало падение матери с кровати. Еко не смогла поднять ее сама и вызвала скорую помощь. Ответ, который она услышала, был «многообещающим»: «Мы приедем только в этот раз». Стало окончательно ясно: дальше она остается одна.
То, что произошло потом, было не вспышкой агрессии, но осознанным решением человека, загнанного в угол. На суде Еко говорила не о ненависти и не о злости к матери, а о физической невозможности продолжать уход. Она просто была уже не в состоянии выполнять эти действия.
Эти две истории – из Италии и Японии – про предел человеческих возможностей. Про людей, которые слишком долго тянули чужую жизнь на себе, не имея права остановиться, заболеть самим или просто сказать: «Я больше не могу».
Убийство ближайшего беспомощного родственника и самоубийство не могут быть выходом – но они становятся трагическим финалом там, где нет поддержки общества в лице социальных служб. Когда нужны не абстрактные слова, а реальные люди рядом: врачи, психологи, социальные работники, родственники, друзья, ассоциации семей. Пока эта сеть помощи существует лишь на бумаге, подобные истории будут повторяться – в разных странах, на разных языках, с одинаковым ощущением безысходности.
