— Марион, последнее время вас чаще можно застать в Голливуде, нежели в родной Франции…
— Живу там, где работаю. Последние несколько месяцев я африканка. (Смеется.) Снимаюсь в Марокко в фильме “Последний полет”. Моя героиня отправляется искать мужа-авиатора, пропавшего в Сахаре. Мне нравится авиационный антураж: летчицкий шлем, очки, кожаная куртка. Очень мужественно, добавляет уверенности. Ну нет, шучу — я, конечно, навсегда француженка. Родилась и выросла в Париже, училась в драматической школе в Орлеане. Мне просто нравится путешествовать. Я как цыганка. (Смеется.)
— И все же трудно поверить, что вам не надоедает кочевой образ жизни.
— Пока нравится. Когда снималась в картине “Враги общества”, четыре месяца жила в Чикаго. Мне сняли квартиру, я не захотела жить в отеле. Я же француженка, и мне нужна кухня. Нужна спальня, я должна сама застилать свою постель. Но я не собираюсь скитаться всю жизнь. Настанет день, когда плюну на все и вернусь к себе домой, во Францию.
— Марион, вы сыграли Эдит Пиаф просто потрясающе, переняли ее манеры, пластику, интонации.
— Все это очень сложно, мучительно сложно. Иногда, после многочасовых репетиций, я сходила с ума от усталости. Занималась с репетитором, которая обучала меня тому, как пела Пиаф, ее мимике, жестам, дыханию. Я тренировалась ночами. Мне очень хотелось стать похожей на Пиаф.
— У Майкла Манна во “Врагах общества” ваша героиня Билли Фрешетт — женщина совсем другого плана. Билли становится спутницей гангстера Джона Дилинджера, наводившего ужас ограблениями банков и жестокими убийствами.
— Нет, Джонни вовсе не убийца! И фильм Майкла Манна — больше, чем кино про грабежи и стрельбу. Диллинджер и его друзья стали уголовниками, потому что не видели другого выхода. Им нужны были деньги, чтобы выживать, чтобы купить жилье для своих мам и подруг. Они помогали своим товарищам, попавшим в тюрьмы. Они грабили богатых и помогали бедным. Люди видели в Джонни благородного героя вроде Робин Гуда, восхищались им. Бонни и Клайд, их кровавые похождения, — совсем другой случай. Там жестокость трудно оправдать. А история Джонни и Билли должна вызывать сочувствие, сострадание. Больное, трудное время, надломленные люди, обиженные судьбой.
— Но разве Билли не видела кровавый след, тянувшийся за Джонни?
— Понимаете, это же любовь, слепая любовь. Билли полюбила Джонни без всяких предварительных условий, не вникая в суть его занятий. Сильная страсть, которой подчиняется все — совесть и мораль в том числе.
— Когда вас пригласили в этот проект, вы что-нибудь знали об Америке 30-х, о чикагской мафии, войне ФБР с криминалом?
— Практически ничего. О деле Диллинджера слышала краем уха. Прочитала сценарий и стала жадно глотать книжки об этом интереснейшем периоде американской истории. Я не могу играть героинь, которым не верю. Мне важно, чтобы я знала про них все. Ах, если вернуть время и снова сесть за школьную парту — я была бы круглой отличницей. Я только с годами полюбила процесс узнавания фактов, а в свое время училась шаляй-валяй, даже стыдно вспомнить.
— Каково быть партнершей самого Джонни Деппа?
— Я очень нервничала. И он, конечно, не мог этого не замечать. Но Джонни такой милый, вел себя безукоризненно, уважительно и незаносчиво. Настоящий джентльмен!
— Вы как-то сказали, что образцом мастерства среди американских актрис считаете Мерил Стрип. А среди французских?
— Образцов слишком много, чтобы я могла назвать одну. (Хитро улыбается.)
— Кто-то из критиков сравнил вас с Алисой в Стране чудес. В том смысле, что вы оказались в Голливуде, не имея опыта работы в американском кино.
— Не сравнивайте меня с Алисой! Она потерялась, попала в беду, а я — нет, хотя иногда тоже блуждаю в потемках. Люблю говорить по-английски, но все-таки это чужой для меня язык. Во “Врагах общества” я сама делала озвучание. Мне нужно было научиться имитировать акцент Среднего Запада. Давалось это нелегко, и я до сих пор не уверена, справилась ли я с задачей.
— Вы не будете отрицать слухи — что вы прекрасный повар и тонкий кулинар?
— Спасибо, конечно, но это перебор! Мне просто нравится готовить еду. В Америке есть хорошие рестораны, но я люблю знать точно, что именно я ем. А это возможно, только когда повар ты сам. Вообще-то, чтобы я завелась и начала готовить, меня надо раззадорить. Помню, в Монтгомери, штат Алабама, на моей первой американской картине (“Крупная рыба” режиссера Тима Бертона. — О.С.) кто-то сказал: “Ты должна попробовать этот шоколадный торт, он потрясающий”. Я съела кусок. Ужас! (Смеется.) В Америке в десерты слишком много сахара кладут, все приторно-сладкое. На следующее утро я испекла настоящий шоколадный торт, вот такой огромный (показывает руками) и угостила им всех коллег.
