Басков: «Хочу ребенка от большой и чистой любви!»

«Золотой голос России» на 20-м году трудового стажа испытывает страх перед предательством и ежится от «холода внутри»…

Внешне у Николая Баскова все замечательно. На людях он непременно предстает балагуром и весельчаком, и это правда не игра, а часть его жизнерадостной натуры. Не дает скучать публике, не только фонтанируя юмором, но удивляя парадоксальными творческими «выходками» в самом невероятном диапазоне, гораздо более широком, чем банальные четыре октавы. Вот он — в Большом зале консерватории в роли принца на премьере оперы «Альберт и Жизель», а несколькими днями позже — уже в роли попсового разгильдяя на рвущейся в ранг самой главной в своем телеформате премии «РУ ТВ».

«Золотой голос России» на 20-м году трудового стажа испытывает страх перед предательством и ежится от «холода внутри»…
Басков и Максакова — пара яркая, но не сладкая :)

Как-то Басков признался, что опера и эстрада, каким бы противоречивым это «совмещение труда» ни выглядело, органичны для него так же, как обязательная и произвольная программы в фигурном катании. Но вся его творческая и личная жизнь — словно фигурное катание, стремительное, рискованное, с головокружительными тулупами, прыжками, эквилибристикой и трюками, заканчивающимися не только бурной овацией восторженной публики, но иногда и очень болезненными падениями, травмами. Не только физическими, но, как бывает в жизни, и душевными.

В понедельник у г-на Баскова был день рождения. Дата не круглая. В прошлом году по случаю 35-летия «Золотого соловья» гуляла в элитном ресторане вся богемная Москва. В этом — он сам гулял на чужом дне рождения. Украшал собой корпоратив. Проза жизни востребованного артиста.

Повод собраться на праздничный разговор, однако, нашелся более чем юбилейный. «В этом году у меня уже 20 лет трудового стажа!» — гордо сообщил «юбиляр». «Ты имеешь в виду запись в трудовой книжке?» — на всякий случай решил я уточнить.

— Да, — подтвердил артист. — А то сейчас вся эта шумиха пошла, что я ушел из театра (в Йошкар-Оле), что не продлили контракт. Прямо сенсация сезона — «Басков уволен», «Басков не поет», «Басков будет получать дотацию». А что мне этот контракт?! Я там почти благотворительностью занимался. Мне вон уже и до пенсии недалеко, — и поп-соловей заливисто рассмеялся.

Король-бомж

— Интересно, кстати, пенсию-то какую начислят? Больше, чем Пугачевой? У нее, она говорила, две с половиной тысячи рублей...

— Не знаю. Там все так быстро меняется. Может, когда я буду выходить (на пенсию), то вообще ничего не начислят. С голоду не помру, конечно. Пугачева же тоже не голодает! Просто говорю, что я уже в 16 лет начал получать деньги за то, что я пою. Тогда я пел в хоре Коми АССР, а потом стал вообще солистом.

— Прямо фабрика звезд — эта Коми! Там и Леонтьев начинал карьеру. А холодно там?

— Где?

— В Коми.

— Я откуда знаю! Хор был в Москве, просто числился от Коми АССР. Это была такая сложная советская система филармоническая. Но Коми, конечно, не Таиланд, надо думать.

— И как эта трансформация произошла — из хористов в солисты?

— Благодаря таланту. Заметили меня.

— Недавно на вечере памяти Муслима Магомаева ходила в кулуарах история про то, как ты в юности был на прослушивании у Магомаева и он якобы спросил: мальчик, зачем ты так кричишь?..

— Не было такого никогда! Это кто-то придумал и написал. Фантазия и бред чистой воды. Кому-то постоянно хочется придумывать про меня всякие небылицы.

— Это правда, у многих возникает искушение — на натурального-то блондина!.. Если бы ты написал резюме по итогам двадцати творческих лет, какой бы вышел знаменатель — удовлетворение от достигнутого? На что имеешь, конечно, полное право. Или все-таки нашлись бы сомнения, мечты, которые не осуществились, цели, которые не достигнуты?

— На каждом этапе жизненного пути по-разному смотришь на одни и те же вещи. Сейчас я бы сказал, что жизнь была яркой, успешной, достойной по результату, но пора остановиться, осмотреться и что-то переосмыслить. Понимаешь, с 16 лет без остановки я находился в постоянном движении, творческом росте. Проекты, достижения, выступления, гастроли, какие-то амбиции. Жизнь, слава богу, не прошла мимо в любом случае — семья была, сын растет, дерево посадил, осталось дом построить. Слава богу, скоро въеду в новую квартиру! Но потом вдруг ты обращаешь внимание, что как белка в колесе, суета становится утомительной, контрпродуктивной. Возникает вопрос, что пора начинать жить для себя, намного спокойнее, отойти от этого бегства за самим собой. Потому что, по сути, ничего не меняется. Главная задача — найти песню, записать ее, чтобы она выстрелила по всем радиостанциям, получить в конце года «Золотой граммофон», петь во всех концертах... Это происходит каждый год.

— Значит, коллекционирование музыкальных премий, на что, честно говоря, ваш брат поп-стар слаб, уже не предел мечтаний?

— Многие премии в нашей стране не влияют ни на что в жизни артиста. Не прибавляют гонорара, не убавляют тщеславия. На самом деле ничего не дают. Банальная тусовка для встреч, раздачи и получения слонов.

— Но я помню, как ты радовался, когда на церемонии «Звуковой дорожки» ZD Awards три года назад тебя назначали поп-королем...

— Ну, это же было справедливо!!! Ха-ха-ха! А потом какая обложка в «МК» вышла! Справа я — в короне, слева патриарх — тоже в короне! (В тот день состоялась еще интронизация патриарха Кирилла. — Прим. «ЗД»). Такое не происходит каждый день! Явное провидение! Разве не так?

— Однако на недавней церемонии «РУ ТВ», где тебя обделили наградой, ты, кажется, очень искренне обижался. Или это буффонада? Многие ведь поверили в твое негодование, репортажи строчили в СМИ...

— В номинациях я и мой клип все равно значились. Это уже хорошо — быть в пятерке лучших уже, по сути, победа. А дали мне этот «самовар» или нет — я же вел тот вечер, надо было дать краску роли, создать интригу, веселить публику... Главная моя премия — звание «Народный артист России», полученная в 32 года, главное — это любовь публики, которая ходит на концерты. Моя главная сейчас мечта и цель — перейти в тот разряд артиста, который то, что захотел, то и спел. Не быть заложником некоего формата, думая, какая радиостанция будет это играть, а какая не будет, привлечет новый клип интерес публики или нет... Надо уходить от этих тараканьих бегов. Просто начать новую творческую линию, чтобы получать удовольствие от того, что ты делаешь.

— Не усталость ли и разочарование слышатся в твоих словах?

— Естественно, я стремился к тому, чего достиг, и к внешним проявлениям славы стремился. Но потом, когда ты этого момента достигаешь, на протяжении восьми лет происходит одно и то же... Постоянное однообразие... Наверное, нынешнее состояние и ощущения — следствие именно этого положения вещей.

— Каков же практический выход из такого дискомфорта?

— Я бы не сказал, что это дискомфорт. Может быть, мне просто нужен творческий отпуск. Потому что одно тянет за собой другое. Ты отказываешься от чего-то во имя чего-то, и вдруг тебе предлагают новый проект, ты цепляешься...

— Кураж разгорается?

— Какой кураж?! У меня кредиты, долги...

— Долги?! Разве один из поп-королей не богат несметно?

— А разве ты не знаешь, что у королей как раз всегда было много долгов, а я еще и король-бомж. Все считают доходы, а расходы? Одно тянет другое! Я только рассчитался с долгами за последнее шоу «Корабль судьбы», которое делал в Питере, только начал жить, и вдруг квартира, которая появляется в подарок. А ремонт?

— Квартирку без ремонта, стало быть, подогнали! Как же так?!

— Это жирно было бы совсем. В наше время таких совсем щедрых не бывает (опять заливисто смеется. — Прим. «ЗД»).

Лучше деньги, чем портрет в консерватории...

— А еще, говорят, ты баснословно потратился на оперу «Альберт и Жизель» Александра Журбина...

— Не скажу, что баснословно, но и не мало.

— Зачем? Честолюбие или те самые поиски нового пути?

— Я хотел, чтобы была опера, написанная именно для меня.

— Почему Журбин?

— Он прекрасный мелодист.

— Прекрасные мелодии в этой опере многим что-то напомнили. На недавней премьере в консерватории люди обшутились — предлагали переназвать оперу в «Угадай мелодию». Ты доволен результатом? Не зря потратился?

— Я сам провоцировал Журбина на определенные темы, я хотел, чтобы эта опера была очень понятна. Здесь дело не в восприятии музыкальных критиков, а в восприятии обычных людей. Люди выходили со спектакля и подпевали какие-то мелодии, может быть, даже они им что-то и напоминали, но я преследовал эту цель, чтобы опера была легка и понятна. И работа была сделана большая и серьезная. Я получил удовольствие и не разочарован. Есть моменты, которые мне безумно нравятся, а судить все равно зрителю. Первая опера Бизе вообще провалилась, говорили, что она похожа на французские песенки.

— Тогда вы с Журбиным переплюнули самого Бизе, ваше меню вышло гораздо разнообразнее — плюс ко французским песенкам и испанские хабанеры, и советская эстрадка, и стремительным галопом по классикам трех веков...

— Это хорошо! Так она легче воспринимается. Зачем слушать что-то нудное и непонятное?! Поверь мне, ты не найдешь там прямых аналогов, что откуда-то что-то слизано. Такого нет. Журбин — серьезный музыкант, и, думаю, он, когда писал эту оперу, понимал в любом случае, что могут придираться, искать что-то. У него получился целостный формат, который понятен в дуэтах, в ариях, в сюжете.

— Калькированием, конечно, грешили даже великие, спору нет. Но один авторитетный академический критик (хоть ты и считаешь, что дело не в критиках) сказал после премьеры, что сделает Журбину большой подарок — ничего не будет говорить об этой опере...

— Мнение наших критиков — это та же история, что и с музыкальными наградами, которые никого не волнуют. От них ничего не зависит сегодня. Есть музыка, которую в любом случае публика приветствовала стоя, громкими аплодисментами, после некоторых арий зал взрывался криками «браво!». Билетов не было в продаже за три недели, и билеты были не дешевые. В любом случае что можно ожидать от первого прослушивания? Оно всегда неоднозначно. Даже простую песню, когда ты слушаешь в первый раз, можно не понять, а потом, услышав ее сто раз на всяких каналах и радиостанциях, говоришь: «Да, она популярная».

— Надо признаться — ты сам по себе был блистателен, и бурные аплодисменты с криками «браво!» я все-таки больше отношу на твой счет и, конечно, на счет Марии Максаковой, в тандеме с которой вы были бесконечно органичны. Как думаешь, отважится ли какой-нибудь серьезный театр взять эту оперу в репертуар?

— А уже есть театр, готовый эту оперу взять в репертуар. Мы сейчас обговариваем условия.

— Неужели Большой? Там сейчас столько экспериментаторства...

— Да, действительно, что только не шло в Большом театре! Ха-ха-ха! Но нет, не Большой, но тоже российский театр. Опера на 10 лет принадлежит мне по всем правам, я и буду сейчас ею заниматься, продвигать.

— Твоя вечная дилемма — между эстрадой и оперой. Между Монтсеррат Кабалье и Таисией Повалий... У тебя не возникает раздвоения личности?

— Иногда возникает. Но что ты предлагаешь — пустить по ветру все, что я за десять лет сделал на эстраде?

— Эстрада приносит больше денег, чем опера, это понятно. А место в истории? А портрет в консерватории?

— Это кого-то волнует? Какая разница, что происходит здесь, на земле, когда тебя уже нет. Висит этот портрет, не висит. Или висит, но как-то криво... Ха-ха-ха!

— Тогда — назад к эстраде. Спел ли ты песню, которую мог бы уже назвать главной в эстрадной карьере? Не считая, конечно, пресловутой «Шарманки»...

— Главные хиты в моей жизни еще впереди. В этом я уверен на все сто.

— Но тебе уже 36! У Пугачевой в этом возрасте было не только «Арлекино», но и «Женщина, которая поет», «Не отрекаются любя», «Сонеты», «Миллион алых роз», «Как тревожен этот путь», «Айсберг». Целый песенный иконостас!

— Ну, если в голове прокрутить, то напел я немало. Притом что моя история как артиста развивалась не благодаря, а вопреки всему. И песни, которые были в самом начале, нигде не крутились. Даже на радиостанциях я появился первый раз только семь лет назад, только в 2005-м меня закрутили на радио! Так что по твоей методологии я нахожусь где-то во временах Пугачевой 1982 года. Все еще впереди (и опять заливисто смеется. — Прим. «ЗД»).

— Что значит «вопреки»? Тебя никто не душил, бывший влиятельный тесть был всегда за спиной...

— «Вопреки всему» — это если говорить о законах шоу-бизнеса. Если подумать, у меня же карьера началась сразу, в один момент. В 23 года семь концертных залов «Россия» и шесть Кремлей и без единой, повторю, ротации на радио. Назови сегодня такого артиста.

— Сегодня — не сегодня, но «Ласковый май», например...

— Ой, ну это были другие времена, тогда пустая афиша «У нас в городе рок-группа» собирала стадионы. Авантюрные времена давно прошли, да и потом я же не самодеятельная поп-группа, я профессиональный певец.

Один раз — не... Или все дело в сексе!

— Мы вот вспомнили твою «коронацию» в поп-короли на «Звуковой дорожке». Филипп (Киркоров) возмущался тогда, вопрошал риторически, кто такой этот Гаспарян, чтобы, мол, назначать поп-королей. Вы ведь между собой этот канат так и тянете — кто король, кто император...

— Ну, это же в шутку! Филипп уже больше 20 лет на сцене, он выходил в звезды, когда у меня только первая запись в трудовой книжке появилась (в хоре от Коми АССР). Ни ему, ни мне ничего никому давно уже доказывать не нужно и неуместно.

— Я, собственно, клоню к другому. Ты славишься большим шутником. Насколько в жизни важны ирония и самоирония?

— Ирония важна, чтобы веселее было другим, а самоирония — чтобы веселее и легче было жить самому себе. Это очень продуктивное состояние. Нельзя бронзоветь и становиться объектом уже не иронии, а насмешек и издевок. Ярлыкам никогда не стоит придавать значения. Это и есть мишура и суета. Вот опять давай вспомним Пугачеву. Она же сама себя никак и никогда не провоцировала называть. Люди, журналисты сами придумывали ей эпитеты — суперзвезда, Живая легенда, Примадонна. Примадонной она и остается, никому и в голову не придет в этом сомневаться, оспаривать. Для меня есть еще один удивительный пример — Челентано. Отпраздновал свои 70 лет, 18 лет не давал концертов, сделал недавно в Вероне аншлаговые два концерта. Человек, который просто сидел, пел песни, снимался в кино, по сути, даже не выезжал на гастроли. И не вешал на себя никаких ярлыков — король, не король. А ведь настоящий король — Песни!

— Ты такие умно-разумные вещи говоришь! А зачем тогда, Коля, тебе все эти псевдороманы в стиле «бульварного чтива» — от Федоровой до Волочковой? Недавно приплели уже бедняжку Максакову в твои подружки? У нее же турецкий бойфренд, он же и зарэзать может! Ты уверен, что вся эта клюква дает тебе репутационный выигрыш?

— Я же это специально не делаю.

— Не делаешь?!

— А что я делаю?

— Лежать на груди у Волочковой в обнимку и типа во сне — это «ничего не делаю»? Или ты просто дразнишь бывшую жену? Здесь собака зарыта, что ли?

— Вот, видишь, я еще ничего не сказал, а у тебя уже столько предположений, рассуждений! И ты не один! Людям всегда интересна жизнь кумиров — что они делают не только на сцене, но и вне сцены, как выглядят, с кем ходят, кого обнимают, из-за кого страдают, кому что посвящают. Иногда кто-то в шутку просто прикольнется, а из этого ТАКОЕ раздувают! Мало ли кто с кем обнялся (мы каждый день по сто раз обнимаемся), расцеловался, засмеялся, сфотографировался. Мало ли кто как дурачится на вечеринках! Все идет от того, что сексуальность у людей на подсознательном уровне. В жизни артистов в первую очередь ищут именно сексуальные подоплеки. Это закон массового сознания, его нельзя переломить. Мы заложники этого. Но я не могу сказать, что сильно от этого страдаю. Мама моя иногда переживает. Но я ее успокаиваю.

— Вот елозишь сейчас, Коля, как уж на сковородке...

— Знаешь, артистов или хотят, или не хотят. Я ничего не провоцирую. Видимо, просто отношусь к тем, кого хотят (и здесь он очень заливисто расхохотался. — Прим. «ЗД»). Какие игры? Публику это интересует, газеты это подхватывают, телевидение об этом говорит. И потом один раз — не роман. Все это понимают. Может быть, у меня вообще есть семья за границей, о которой никто не знает.

— Да ладно!

— Вот видишь, ты первый это слопал.

— Даже не поперхнулся. Молодец, ты в своем репертуаре!

Заложники корпоративов

— Если вернуться к недавней и громкой премии «РУ ТВ» — насколько, на твой взгляд, она отражала реальное положение дел в популярной музыке?

— Там голосовали телезрители, и это было их мнение. Это определенный срез публики, определенные взгляды, которые надо знать и учитывать. Лично бы я в некоторых номинациях голосовал бы, например, по-другому.

— Например?

— «Шоу года» я бы отдал Филиппу Киркорову (получила Анита Цой. — Прим. «ЗД»). Без каких-либо вопросов! Потому что человек столько сил потратил, здоровья, подготовки, возил эти декорации по всей стране, в некоторых городах объявлялись дополнительные концерты.

— Ты и Билан, не считая, конечно, прорвавшегося в звезды сквозь годы блужданий Стаса Михайлова, стали на эстраде (не считая нишевых жанров, где, конечно, были свои открытия) единственными видными артистами, рожденными целым десятилетием нулевых. Это тенденция? Время больших величин прошло? На вас с Киркоровым все и закончится? Или это временная пауза?

— Я думаю, это тенденция музыки. И композиторы, и артисты становятся заложниками формата радиостанций, теряются в этом сером и липком потоке. И песни становятся другими. Более простыми, легкими. Все превратилось в большой заказник. Люди хотят веселиться и не хотят «грузиться». На любом празднике — свадьбе, дне рождения — люди хотят слушать песни, от которых им весело на душе, они хотят танцевать, смеяться, подпевать. Публика, возможно, разучилась воспринимать серьезную музыку.

— То есть проблема в «корпоративном диктате»? Значит, как только поп-музыка вернется в лоно нормальной концертной практики, засияют и новые имена?

— Да. Мне, например, было обидно, когда я записывал «Корабль судьбы», композицию с красивой мелодикой, есть где показать и голос, и эмоцию, но она совершенно не имела успеха на радио. А песня «Натуральный блондин» взорвала все.

— Но это, похоже, неразрешимое противоречие. Самая нелюбимая песня у Аллы Пугачевой, например, «Миллион алых роз» — она ее терпеть не может как профессиональный музыкант. Тем не менее — всем хитам был хит, даже Япония сходила с ума...

— Но даже таких песен сейчас почти нет.

— А этот имперский римский античный притон в клипе «Странник» — тоже дань «низкопробным» потребностям публики, зацикленной на «сексуальной подоплеке»?

— Ты же знаешь, я из категории таких артистов, которые сперва делают, потом думают. Два года назад на премии «Золотой граммофон» я появился с Оксаной Федоровой в образе императора, она — в образе Клеопатры. А мы тогда вовсю играли в эти игры — поп-король, поп-император. Я и подумал, давай-ка снимем клип в духе римского эротизма.

— Хорошо сняли, прямо под закон о защите детей от вредоносной информации. Ему сколько дали — 16+ или 18+?

— Уже не жалко, мы успели его отыграть.

Любовь, а не морковь

— Говоря о достигнутом, ты упомянул классический афоризм о посаженном дереве, рожденном сыне, доме, который скоро тоже будет. А с сыном Броником тебе все-таки удается общаться после развода со Светой?

— Нет, я не общаюсь.

— Вы так договорились с бывшей женой или тебя просто не пускают?

— Дело не в моем желании видеться с сыном, для этого должно быть и желание той стороны.

— То, что сын растет, не общаясь с отцом, — это нормально в вашей ситуации?

— Во-первых, я думаю, что у него очень достойный отчим, за которого не стыдно, и отчасти это облегчает ситуацию. Во-вторых, Броник все-таки родился в большой любви — и этот факт не изменят никакие последующие жизненные коллизии. И, в-третьих, я уверен, когда-нибудь моя бывшая жена мне позвонит и скажет: «Я хочу, чтобы ты встретился со своим сыном».

— А не возникает желание завести нового ребенка и быть уже его безраздельным родителем? Сейчас это так просто! Смотри, твои коллеги вон каждые семь месяцев обзаводятся по новорожденному, и никаких сентиментальных слюней по поводу сварливых жен...

— Я хочу ребенка! Но я считаю, что ребенок должен рождаться все-таки не в результате медицинских инъекций, а в большой и искренней любви. Может, я и консервативен в этом отношении, но как есть. Какие бы слухи и сплетни ни ходили по поводу того, как я буду жить, мне бы хотелось, чтобы в моей жизни появилась гармония. Я сейчас чувствую, что меня ждет что-то новое. Этот год был сложнейший, тяжелый. В один момент мне было очень тяжело, настолько тяжело, что я даже не ожидал, что так может быть. Хотя вроде и мой год — Дракона, но получилось, что он стал годом переосмысления многого. На сегодняшний день я будто разбит и побит. Я устал — и морально, и физически. Сыграли, конечно, свою роль и внезапная болезнь (аппендицит и последующее осложнение. — Прим. «ЗД»), подкосившая меня, и пересмотр многих вещей внутри себя. С другой стороны, вроде бы концерты есть, люди меня любят, программы телевизионные снимаются, эфиры идут, обложки печатаются. Но не хватает тепла, я все время пребываю в состоянии настороженности, боюсь, вдруг опять предадут, обманут.

— Армия поклонниц рискует оказаться сейчас на грани нервного срыва от этих страданий...

— Ха-ха-ха. Ну, я-то не на грани нервного срыва. И они пусть не переживают! Слава богу, тот период прошел. Я думаю просто, что каждый в жизни, несмотря ни на какие успехи в работе, карьере, профессии, ищет прежде всего любовь. И я хочу найти!

— Тогда удачи тебе в этих поисках! И не забудь вовремя дать знать нашим читателям, когда найдешь.

— Ой, ну, «МК», конечно, будет первым! Я даже дам вам свечку — подержать! (И, конечно, Николай на этой фразе заливисто и зычно, как умеет только он, расхохотался.)

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру