В зале темно. Сцена — в черном кафеле. В нем, дрожа, отражается вода. Чей-то крик. На сцене трое — Король, Розенкранц и Гильденстерн. Розенкранц, оказывается, женщина. А король-то — рыжий! Рыжий говорит, как рубит дрова:
— Эй, Гильденстерн, Гамлет в своем безумии убил Полония и потащил куда-то из спальни матери. Найдите его, поговорите и верните тело. Ступайте.
Откуда-то сверху, точно бревно, падает музыка. Многоголосье и два выстрела в темноту.
— Все. Абед, — на ломаном русском объявляет Давид Бобе. Он здесь как дома — как-никак уже третья постановка с актерами 7-й студии: были «Феи», «Метаморфозы», а вот теперь — «Гамлет». Актеров он зовет «малышами». Малыши направляются в буфет, который единственный среди буфетов московских театров не служебный, а для всех. Можно зайти с улицы и пообедать рядом с артистами Гоголь-центра, новыми и старыми. А вот, кстати, одна из «стареньких» — актриса Ирина Выборнова. Она Гертруда. Подсела к Давиду и говорит:
— Знаешь, Давид привез нам из Франции роскошный подарок. Мы его развязали, а на самом дне я нашла…
— И что же? — спрашиваю Гертруду. А она, улыбаясь во весь рот:
— Его сердце.
Ну надо же! Я про материальное, а у королевы метафоричное мышление. Вот ведь что режиссеры с артистами делают.
До премьеры остаются считанные дни. Но Давид спокоен как удав. Заказывает себе котлетки из лосося — они ему очень нравятся. Пока не принесли котлетки, разговариваем. Помогает переводчик Катя Сошальская:
— Мы «Метаморфозы» за 18 дней выпустили, хотя практически за 12. А «Гамлета» за 25 сделаем.
— Ты так любишь скоростной режим?
— Да.
— Водишь машину?
— Да. Но очень осторожно.
— А я думала, ты участвуешь в гонках «Формулы-1».
— Это они, малыши, скорее участники «Формулы-1», чем я.
— Это твой стиль или условие Гоголь-центра — быстро делать спектакли?
— Я вообще быстрый и работаю быстро. Много делаю параллельных в течение года.
Надо сказать, что этот парень производит удивительное впечатление. Ему 35 лет. Имеет вид классического ботаника. Субтильный с виду, но духом крепок. Говорит, что вопрос — браться за «Гамлета» или нет — для него не стоял. Потому что:
— Мы не должны быть раздавлены чем-либо и кем-либо — никогда. Почему я должен бояться бумаги и чернил? Это же здорово в любом возрасте открывать — как действовал и жил Шекспир и его современники? Насколько они близки нам? Поэтому мы не должны делать из этой пьесы священную корову. Я хочу, чтобы не было вертикальной иерархии, надо горизонтально рассматривать мир. В данном случае мы на равных и глаза в глаза можем обсуждать проблемы.
С подносом мимо прошел Гамлет, то есть артист Филипп Авдеев. Погружен в себя.
Важное: «Гамлет» — первый спектакль Гоголь-центра, который пойдет на Большой сцене. До этого все спектакли играли в пространстве, устроенном как боксерский ринг — между трибунами. Кроме студийцев в спектакле есть пришлые — питерский актер Алексей Девотченко в роли Полония. И еще есть два особых артиста из театра «Простодушных» (театр, где играют люди с диагнозом трисомия, то есть с синдромом Дауна. — М.Р.).
— Это наши Владик и Света, — говорит помощница Серебренникова Аня Шалашова. — Они играют актеров — короля и королеву в сцене «Мышеловка». Они же заняты в нашем спектакле «Идиоты». Потрясающие, какой-то отдельный мир.
До прогона четвертого акта остается несколько минут. Из разговора с Давидом мне становится ясно, что в Гамлете не будет никакой мистики и действие происходит в морге.
— Морг — место встречи с призраком?
— Нет, вся пьеса происходит в декорациях как бы морга.
— Интересное местечко. Четыре века назад написана пьеса. Чем она, по-твоему, сегодня особенно актуальна?
— Мы живем в трудное время. Я уже не говорю про кризис, но просто какой-то конец света. А Шекспир писал как раз в переломный момент, когда мир рушился. Рушилось то время, когда считалось, что человек должен продолжать дело своего отца, а тот — своего… Каковы отношения с Богом? Предписана ли судьба заранее? Можем ли мы что-то сделать — так было все это время. Рвется эта связь, а Гамлет — принц — не становится королем. Наступают новые времена: индивидуальность выходит на первый план, становится актером своей жизни. И Гамлет — тоже «я», который думает: «Как я впишусь в эту систему, ситуацию? Что же там загнивает? Как правду вытащить? И, наконец, действовать или не действовать?»
Объявляют прогон четвертого акта.
— Начинаем с Бэтмена, — переводит Давида Генкина.
«При чем здесь Бэтмен?» — думаю я. Это станет ясно дальше. А пока на сцене в черном плаще и черном шлеме с рогами голливудский герой — Гамлет. Пошла музыка, похожая на волны, набегающие одна за одной, и следующая мощнее предыдущей. Сильный женский голос на французском, к нему присоединяется мужской.
Нет, ассоциация с волнами не случайна. Не музыкальная, а уже реальная вода разлетается во все стороны — фонтаном, хрустальным дождем, мелким бисером. Ее яростно разбивают парни (черные брюки, голый торс, босые). Фееричный танец с водой в мертвенно-бледном цвете завораживает.
Очень важное — вопрос перевода. Бобе подошел к нему основательно. Первым делом он заказал перевод на французский прижизненного издания Шекспира. Рядом с переводчиком сел сам и выверял все до предлога, до запятой. А потом с французского на русский переводила Римма Генкина, уникальная личность и профессионал.
— Моей задачей был не перевод Шекспира, а перевод конкретного текста пьесы, — говорит она. — Когда я делала перевод, я не заглядывала никуда: ни в комментарии, ни в чужие переводы. А уже при литературной обработке сверяла текст по шести переводам. Могу сказать, что в инсценировке нет ни одной строчки, которая была бы не шекспировская и не из «Гамлета». Единственное исключение — слова Гертруды, когда она смотрит представление актеров. «Какой декаданс», — говорит она, и это отсыл к Чехову, к «Чайке».
А в это время со сцены женский голос выводит:
Под венец меня ты звал,
А завел на сеновал.
Это поет Офелия — Светлана Мамрешева.
При внутренних рифмах текст звучит как проза. Но есть песни (могильщиков, например, Офелии), и их блестяще перевел Александр Давыдов, унаследовавший легкость пера от своего отца — Давида Самойлова. Вот образец совсем неромантического Шекспира:
О святый боже, покарай паскуду-наглеца.
Чтоб дело с девкой не довел до своего конца.
А что же Гамлет, то есть Филипп Авдеев, его играющий?
— Мне кажется, ты даже похудел за это время? — спрашиваю его в перерыве.
— Да, я почему-то худею, хотя много ем. Может, я болею?
— Разве что Гамлетом. Скажи, ты какого парня играешь?
— Из этого времени, то есть я стараюсь оставаться самим собой и не хочу навешивать на себя какие-то клише. Хочу быть максимально свободным на сцене. Я скорее питаюсь не от самого себя, а от тех, с кем на сцене, от режиссера. Роль эта сейчас для меня самая затратная. Я об этом недавно думал: но мне в ней все равно проще находиться, потому что уже есть опыт. На «Отморозках» было сложнее.
— Вот монолог «Быть или не быть?» — я знаю, что артисты, игравшие Гамлета, откладывали его на последний момент.
— Мне кажется, Давид правильно придумал выход к монологу. Я не хочу думать о том, что все ждут, что вот сейчас начнется: «Быть или не быть?» Он рождается очень логично. Не приходится прикладывать усилия. Есть проблемы в сцене прихода Розенкранца и Гильденстерна. Но, думаю, решим.
Символичное. На огромной афише — лицо губастого мальчишки, залитое водой. То ли от слез, то ли от дождя. А под самой афишей сидит парень. Наверное, он по-своему решает вопрос «быть или не быть?»
