Уходят наши старики. Не от старости, когда жизнь истекает сама. Не от неизлечимых болезней, отнимающих последние силы по капле. Они сами останавливают стрелки своих биологических часов.
Они убивают себя разными способами. Выбрасываются из окон квартир. Вешаются. Травятся таблетками или химикатами. Режут себе вены. Бросаются под колеса машин и электричек. Стреляются.
Бывают страшные дни, когда в Москве происходит несколько самоубийств подряд.
Это как сводки с фронта.
77-летняя пенсионерка повесилась на поясе от халата, прикрепленном к дверной ручке.
77-летний пенсионер свел счеты с жизнью из самодельного оружия в виде цилиндрической трубки, которую зажал в тиски и укрепил на столе.
80-летний мужчина повесился в туалете на водопроводной трубе.
В своей смерти они никого не винят. “Устал жить”, “не могу больше мучиться”, “простите” — вот и все, что обычно написано в предсмертных записках.
Старость — как осень, которая помнит еще золотые деньки, но уже заглядывает в стылую зиму. На роскошной вилле или в заплеванной коммуналке одинаково давит плита одиночества и груз бесчисленных потерь. В западных странах с высокой жизненной планкой пик самоубийств падает на возраст сеньоров — так уважительно называют стариков.
В мире ежегодно совершается около полумиллиона самоубийств, в России — порядка 55 тысяч. Эта цифра вполне сопоставима с населением провинциального городка. Наша страна прочно занимает второе место в Европе по суицидам, сразу за Литвой. Следом в этом печальном списке выстроились бывшие советские республики — Белоруссия, Украина, Казахстан.
…Портрет в траурной рамке. Четное число гвоздик. Стопка водки, накрытая уже подсохшим кусочком черного хлеба. В доме незримо присутствует тень смерти.
На стенах выцветшие прямоугольники от картин и фотографий. Анна Ивановна потихоньку пакует вещи. Она не в силах жить в квартире, из которой навсегда ушел ее муж. До своего шестидесятилетия полковник в отставке Виктор Петрович К. не дожил всего неделю. Родные и друзья съехались не на юбилей — на похороны.
Из окна 14-го этажа видны заледеневшая Москва-река, белые макушки зимнего леса, сугробы в человеческий рост и прогалины асфальта. Анна Ивановна не может туда смотреть.
— Когда после инсульта он вернулся домой, это был уже другой человек. Говорил по слогам, с трудом, и мучился дикими головными болями. Показывал на висок и растерянно улыбался: “Я схожу с ума”. Он не хотел жить. Однажды воткнул себе нож в живот, но рана оказалась неглубокой. В больнице наложили швы и перевели в психоневрологическое отделение. Я забрала Витю под расписку и старалась не оставлять его одного. В последнее время он часто подходил к окну, смотрел вниз, взгляд у него был потерянный. Я спрашивала: “Витенька, ты что, прыгнуть хочешь?” Он кивал головой и показывал на землю: мол, скоро умру. Умоляла его: “Только не при мне! Я этого не выдержу!”
Накануне к Виктору Петровичу приходили из районной поликлиники. Анна Ивановна просила выписать мужу более сильные лекарства от головной боли и направить в стационар, но замотанная вызовами врачиха бросила в дверях: “Что вы хотите? Ему жить осталось два-три года!” Он услышал.
В свое последнее утро он был непривычно спокоен. Сидел на кухне, улыбался, и Анна Ивановна с легким сердцем отлучилась в магазин. А потом придвинул к окну табуретку, зачем-то снял тапочки и выбросился из окна.
По критериям Всемирной организации здравоохранения 10 самоубийств на 100 тыс. населения считаются нормой. Если показатель превышается в 2 раза, речь идет уже о критическом состоянии. Дальше можно говорить только о катастрофическом положении дел. В нашей стране этот вид смертности почти в 3 раза выше средних мировых данных и достигает примерно 36 случаев на 100 тыс. человек. До революции данный показатель был ниже в 12 раз. Поэтому не будем говорить о солнечной Ямайке, где, пожалуй, самый низкий процент самоубийств: 0,5 суицида на 100 тысяч.
— Россияне чаще гибнут по своей воле, чем от руки убийцы. В Москве регистрируется 5—6 тысяч попыток суицида в год, но реальные цифры, конечно, намного выше, — рассказывает Владимир Войцех, руководитель Суицидологического центра Московского НИИ психиатрии МЗ РФ, доктор медицинских наук, профессор. — Ведь мы узнаем только о тех случаях, когда люди обращались в “скорую помощь”. А сколько москвичей на самом деле пытаются покончить с собой, не знает никто. В нашей стране двугорбая кривая самоубийств: первый пик приходится на самый трудоспособный возраст 35—45 лет, а второй падает на долю пожилых людей. В Москве совершается 1200—1700 случаев суицида в год. Из тех, кто сводит счеты с жизнью, практически каждый пятый человек старше 50 лет. Самый опасный период для мужчин после кризиса среднего возраста — 65—74 года, в эти годы распространенность суицида особенно высока, женщины чаще добровольно прощаются с жизнью после 75.
Их западные сверстники колесят по всему миру. Где только не встретишь шустрых американских старушек в модных брючках! А в любой немецкой пивнушке обязательно отыщется несколько седых бюргеров, аккуратно одетых и краснощеких, сдувающих пену с тяжелых кружек. У наших пенсионеров совсем другая старость, горькая и беспросветная, из которой многие видят только один выход. Они убивают себя от одиночества и болезней, от потери прежнего статуса и социальной поддержки, от ощущения собственной ненужности и отсутствия всяких перспектив. Экономические потрясения тут же оборачиваются ростом случаев суицида. Кризисы 1994 и 1998 гг. дали огромные скачки самоубийств. Как только стала осуществляться монетизация льгот, произошел очередной всплеск. Для людей, балансирующих на шатком мостике тяжелого существования, любой толчок — катастрофа.
Сломался телевизор, обругали в транспорте, умерла любимая кошка — старому человеку порой достаточно и такого повода, чтобы подвести под своей жизнью черту. Мелкое, на взгляд постороннего, событие на самом деле становится той последней каплей, которая переполняет чашу терпения.
Самые опасные дни — понедельник и пятница, а также праздники. Наверное, в эти дни особенно остро ощущаются одиночество и пустота. Пик самоубийств обычно приходится на позднюю осень и зиму, летом жизненные силы все-таки перевешивают тягу к смерти.
Один умный человек сказал, что у молодых самоубийство — мольба о помощи, а у пожилых — о смерти. Поэтому среди несостоявшихся самоубийц стариков неизмеримо меньше.
— Они совершают этот поступок очень обдуманно и рационально, — соглашается Владимир Войтех. — Если решаются на суицид, то, как правило, выбирают жесткий способ, не оставляющий вариантов. Вешаются, травятся, убивают себя электрическим током. Когда по какой-то причине им не удается завершить самоубийство, они все равно идут на этот шаг — повторно. Потому что импульсивных, спонтанных самоубийств в таком возрасте практически не бывает. Старики действуют обдуманно. Мужчины находят очень жестокие и страшные пути, а женщины стараются уйти из жизни иначе. Многим хочется и после смерти выглядеть достойно. Поэтому они редко вешаются или бросаются под поезд. Женский способ суицида — чаще всего отравление.
Мы никогда не узнаем, что испытывает тот, кто засыпает, чтобы не проснуться. Ведь покойник никому не расскажет о своих последних сновидениях. Может быть, они кошмарны до безумия и мучительнее самой изощренной пытки.
Самоубийство, как всякая насильственная смерть, лишено эстетики. Еще страшнее, когда человек, выбравший, казалось бы, верный способ уйти, остается жить: с множественными переломами, сожженным пищеводом или полностью парализованным. От таблеток отказывают почки и печень. При прыжке с восьмого этажа тело превращается в кровавое месиво.
— Попытка выстрелить в висок иногда кончается тем, что человек выбивает себе оба глаза и остается слепым. Ведь траектория пули в этом случае проходит через глазницы, — говорит Иосиф Ласкавый, врач-патологоанатом Первой градской больницы. — Смерть в мучениях ожидает тех, кто травится различными бытовыми химикатами. Это все равно что проглотить огонь. Помню женщину, которая выпила уксусную эссенцию. Каким-то чудом у несчастной не сгорели голосовые связки, и она двое суток кричала от боли не переставая. Спасти ее не удалось. Пока она лежала в морге, все помещение пропиталось запахом уксуса.
Одно из самых ужасных зрелищ — смерть под колесами электропоезда в метро. Самоубийца бросается под состав перед головным вагоном. Мало того что несчастного размалывает в окрошку, так он еще наносит жуткую психологическую травму десяткам людей, начиная с ни в чем не повинного машиниста и заканчивая невольными свидетелями — пассажирами.
Когда человек вешается с прыжка, у него сразу ломается шейный позвонок, и смерть наступает мгновенно, но всякое умирание, связанное с удушьем, невероятно мучительно и медленно. Оно может длиться минуты. Известно, что у Рихарда Зорге, казненного через повешение, 18 минут продолжалось сердцебиение…
— Во всех странах приняты специальные программы по профилактике суицидов, — говорит Владимир Войцех, — но только не в России. Нам необходима государственная служба, которая будет помогать отчаявшимся людям. Сколько я ни поднимал этот вопрос на разных уровнях — бесполезно. Действует один телефон доверия, по которому нелегко дозвониться. Не хватает кабинетов социально-психологической помощи при поликлиниках, а в психоневрологический диспансер, согласитесь, пойдет далеко не каждый. На всю Москву один кризисный стационар на 60 коек.
После попытки самоубийства человека откачают, подлечат и выпустят: дыши! Он возвращается в свои опостылевшие стены, к прежним проблемам, к одиночеству. Его никто не научил, как со всем этим жить.
Кризисный стационар, созданный еще в 1982 году профессором Айной Амбрумовой при 20-й клинической больнице, принимает людей, “уставших от жизни”. Так деликатно Айна Григорьевна называла своих пациентов — потенциальных самоубийц, которых в СССР автоматически записывали в психов.
Многие из них совершали попытки суицида. Некоторые попали сюда прямо из Института Склифосовского, где их вернули буквально с того света.
Седьмой этаж больничного корпуса. Незапертые двери, окна без решеток, свободное посещение. Палаты на 5 человек. Душ и туалет в коридоре — скромные условия бесплатной больницы. Но очередь сюда расписана на 2 недели вперед. 60 коек никогда не пустуют. Курс терапии рассчитан на 4—5 недель.
Раньше в штате отделения были социальный работник и юрист, которые могли оказать пациентам реальную помощь в решении тех или иных проблем. Сегодня такую роскошь стационар не может себе позволить. В первую очередь здесь стараются научить пациентов изменить отношение к сложной ситуации, посмотреть на нее другими глазами и найти выход, потому что все “тоннели выходят на свет”. И это, как правило, удается.
— Ежегодно лечение в стационаре проходят около 700 человек. Некоторые обращаются повторно, — рассказывает Вадим Гилод, заведующий кризисным отделением ГКБ №20, психиатр, кандидат медицинских наук. — Существует несколько стадий суицидального риска. Все начинается с антивитальных переживаний, когда человек испытывает глубокую неудовлетворенность своей жизнью. Затем приходит черед мыслей о самоубийстве, перетекающих в определенные действия, связанные, как правило, с завершением земных дел. В конце этой цепочки может случиться самое страшное. И если кто-то говорит о желании покончить с собой, к этому надо относиться очень серьезно. Даже в нашем стационаре, где используются все методы лечебного воздействия, были единичные случаи суицида, которые невозможно было ни просчитать, ни предугадать.
…У Валентины Михайловны тихий голос и черная печаль в глазах. Вот уже десять лет она оплакивает смерть единственного сына и тяготится собственной жизнью. Ей давно уже ничего не хочется: ни есть, ни готовить, ни убирать. Ее дни похожи друг на друга, а ночи тянутся без сна. Глядя на эту пожилую женщину с потухшим взглядом, трудно представить себе, что она руководила мужским коллективом, не вылезала из командировок и тянула на себе всю семью.
— Сын умирал очень тяжело, он облучился на Байконуре, — рассказывает она. — Работал до последнего, а потом слег. “Скорые” через день, и никто не говорил, что у него лучевая болезнь. Потом умерла мама, и я осталась одна. Есть внучки, но видимся крайне редко. Одиночество убивает. Мне надо было раньше прийти сюда, но я не знала, что депрессия — это болезнь.
Ее тезка, Валентина Ивановна, очень красивая женщина с ярко-голубыми глазами. Она в кризисном стационаре уже в четвертый раз. Называет себя оптимисткой, но признается, что порой не хочется жить. Тоска, отчаяние, отчуждение — все началось после выхода на пенсию. “Человек должен работать, пока может. Ведь мы не знаем другой жизни, — убеждена Валентина Ивановна. — О самоубийстве я не думаю, до этого еще никогда не доходило, я борюсь изо всех сил”.
История не сохранила имени первого самоубийцы, но доподлинно известно, что первый царь израильский Саул покончил с собой в 1058 году до Рождества Христова. Иуда, предавший Христа, удавился.
У некоторых народов существовали особые ритуалы добровольного прощания с жизнью. Эскимосы почтенного возраста уходили в тундру замерзать. В античной Греции на острове Кеос старики выпивали чашу с цикутой. Старые вестготы бросались со “скалы предков”. В Японии старики умирали на горе под названием Обясутэяма, которое переводится буквально как “Гора, где оставляют бабушек”.
Большинство мировых религий осуждает самоубийство как непростительный смертный грех. По сути, суицид — убийство. Но преступник, посягнувший на чужую жизнь, еще может покаяться в своем поступке, у самоубийцы такой возможности нет. Как писал русский философ Николай Бердяев, самоубийство потому противно православию, что оно отрицает три важнейшие христианские добродетели: веру, надежду, любовь. Тех, кто наложил на себя руки, не отпевают, о них можно молиться только келейно — дома. Но даже строгие церковные правила допускают исключения для тех, кто покончил с собой в состоянии сильного аффекта или по причине душевной болезни. Поэта Марину Цветаеву каждый год в день ее гибели, 31 августа, отпевают в храме Большое Вознесение у Никитских ворот.
82-летний мужчина повесился на бельевой веревке.
84-летний Николай Ш. повесился на крючке в прихожей.
78-летний мужчина повесился на галстуке и ремне.
63-летний Николай Г. покончил с собой из строительного пистолета для монтажных работ.
Когда подумаешь о том, какая трудная жизнь у них позади, насколько мало было в ней счастья и беззаботности и как много безысходности, становится по-настоящему страшно. Ласковое слово, телефонный звонок, открытка в почтовом ящике — эти мелочи способны порой перевесить тяжесть могильного камня. Люди, которые не капитулировали в самые тяжелые годы, сегодня превратились в потерянных стариков и старух. Они не видят себя в этой жизни. А мы слишком поздно понимаем, что они нужны нам живыми.
Номер телефона доверия 205-05-50.
