И пусть рама у этих авто бывает от бортового “уазика”, передние колеса от культиватора, кабина от трактора, а движок от армейского автономного генератора. Зато каждая модель — уникальная, единственная в своем роде.
На пятьсот дворов — 320 самоделок. Основной их груз: сено, навоз и дрова.
Ученые уникальные агрегаты определяют как “самобеглые коляски”, гаишники дипломатично вписывают в техпаспорта “самоходные шасси”. А сами сельчане именуют их “топ–топами”, “дрындулями” и “выручалками”.
В сайманском автофеномене разбирался спецкор “МК”.
Юго-западная окраина Ульяновской области — место уникальное.
На стыке трех областей — Пензенской, Самарской и Саратовской — стоят два села–близнеца: Чувашский Сайман и Татарский Сайман. В последнем издавна компактно проживают татары: мастера-философы с обостренным мужским самолюбием, каждый из которых и технолог, и конструктор, и дизайнер.
В село прикатываем в пятницу — базарный день. Площадь перед сельсоветом, которая именуется Красной, заполнена разнокалиберными машинами–самоделками.
— Местные “Ламборгини” и “Феррари”. Весь модельный ряд! — говорит глава Поспеловского сельского поселения Усман Магдеев. — Что ни машина, то зверь, где не пройдет, там прокрадется.
Глядя на диковинные четырехколесные агрегаты с чертами “Запорожца”, легковые кузова, переделанные в грузовые, думаю: “Фантастический автополигон, и только!” Двух одинаковых машин нет, сложно найти даже пару похожих по форме и размеру колес.
Пожилой “ЗИЛ-157”, списанный с автобазы, сданная в лом рама от “УАЗ-452”, скелет от “шестерки”, фонари еще советского происхождения — все пошло у местных умельцев в дело. Класс — “экстрим”, расцветка — “деревенский фольклор”. Сайманцы перетрясли явно не одну сотню свалок.
— Сами себе автопром! В любые ворота стучись — найдешь машину ручной сборки, — машет в сторону деревни Усман Магдеев. — У нас даже пожарный автомобиль самодельный.
Из автостаи выбираю самый диковинный центрорульный дрындуль. Забираюсь на сиденье, которое напоминает рассохшуюся скамейку. Никакой обшивки капота, мотор наружу. Думаю: “Автоматреха. Ведро с гайками. Неужели поедет?”
А хозяин Азат, сверкая золотым зубом, уже заводит колымагу. Сдвинув на лоб шапку–феску, подмигивает: “Самый опасный узел в этой машине — водитель”. Нам ехидно желают запаса тормозного пути. Прямо перед носом чихает мотор… Прежде чем невиданное транспортное средство без кабины и поворотников успевает прыгнуть, как мерин, вперед, аккурат через канаву, я успеваю вцепиться в сиденье–скамейку.
В облаке выхлопов, разгоняя лужи, мы несемся по местному бродвею — улице Советской. Я мгновенно оглохла. Азат явно сэкономил на глушителе.
Но хозяина не смущают ни грохот, ни тряска. Решая показать ходовые качества своей автокоротышки, он сворачивает с грунтовки в поле. Подскакивая на ухабах, я думаю об одном: как бы не выпасть из этой тачилы секонд–хэнд. Азат же, чувствуя себя лихим наездником, закладывает один крутой вираж за другим. Сделав круг по деревне, встает как вкопанный у мечети.
— Светло, свежий воздух, душа радуется! — восклицает хозяин и ждет от меня подтверждения своих слов. Я Азата не разочаровываю:
— “Заряженная” модель! “Гранд Сайман”! Двигатель от танка?
Азат смеется и с явным удовольствием объясняет: “Движок — Ульяновского автозавода, рама — переделанная из тракторной тележки…”
Своих моторизованных друзей жители Татарского Саймана иронично называют топ-топами. Этот бренд родился вместе с первыми выпущенными на Ульяновском автозаводе “козликами”. В свое время вместе с “УАЗ-469” на автогиганте в качестве побочной продукции начали выпускать и двухтактные маломощные двигатели для хозяйственных нужд. Удивительно, но к этому движку умельцы из Татарского Саймана тут же приспособили колеса. По деревне стали бегать уникальные самоходные машины.
— Они ездили очень медленно, как ишаки ногами перебирали — топ-топ, — объясняет Азат. — Топающие звуки издавал стоящий на самоходках двухтактный двигатель. Маломощные моторы и дали название бренду — топ-топ.
“Сайман Мотор Компани”
С минарета имам призывает верующих мусульман к джума — намазу. С базара катит мимо дрындуль в восемь лошадиных сил, собранный из трех старых, убитых машин. Я узнаю, что это автотворение может разогнаться до 50 км/ч. Следом колесит чудо-грузовичок.
Усман Магдеев со знанием дела комментирует: “Шасси — от самосвала “ГАЗ–52”, двигатель — “Т-16” Харьковского завода, колеса от задней тележки “Кировца” — “К–700”.
В сельсовет по делам заходят старожилы села. Я узнаю, что первый диковинный четырехколесный агрегат собрал в начале 60–х годов местный житель Хамза Думбалов.
— Из командировки из–под Оренбурга Хамза привез списанную двухколесную самоходную машину для межрядной обработки яблоневых садов, — рассказывает аксакал Мансур. — До времени она хранилась у него в сарае. В начале шестидесятых Хрущев запретил держать лошадей, на любой дороге их могли конфисковать. А куда было деваться селянам без тягловой силы? Пришлось все грузы возить на коровах. А разве пристало рогатому скоту седло? Груз натирал буренкам–кормилицам спины, они стали меньше давать молока. Вот тогда–то Хамза Думбалов вспомнил про заначку. К агрегату приделал тележку, приспособил к ней еще два колеса. Получилась самоходка в 4 лошадиные силы.
Рулевое управление у полутрактора–полугрузовика было жесткое — двуручное. Местные жители с удивлением взирали на Хамзу Думбалова, держащего в руках вместо руля две загогулины.
Почин поддержал фронтовик Кяшаф Тимаев.
— Он хорошо разбирался в технике, на войне водил “Виллисы” и “Студебеккеры”, — продолжает рассказывать Мансур. — Сделал раму, взял старую коробку передач от какого-то авто, нашел на помойке неизвестного происхождения задний мост, передний взял от американского тягача. В магазин завернул только за одноцилиндровым мотором.
Видя, как земляки возят с полей на своих автоматизированных “ишачках” скирды сена, а из леса — охапки дров, принялись мастерить самоходные драндулеты и другие жители Татарского Саймана. Так начиналась автомобилизация села, которая потом вылилась в крупномасштабное топ-топостроение.
— Татары — народ дотошный, в самоходках сразу увидели перспективу и пользу, — говорит Усман Магдеев. — А так как денег ни у кого не было, в ход пошел железный хлам — старая, брошенная на произвол судьбы автотехника. Топ–топы придумывали по ночам. Власти не очень-то приветствовали такую инициативу. Все дрындули собирали вручную, двигатели ставили уже помощнее. У каждого сайманца был свой проект. Совпадений не признавали — это было дело принципа.
Использовали детали от трактора, грузовика, старой бензопилы, мопедов. В селе говорили: “Было бы ведро, а крышка найдется”.
Никаких документов селяне, как правило, на свои творения не оформляли. Милиция разрешала ездить на топ-топах только по селу да в близлежащие поля и леса. Но самоходные машины можно было увидеть и в райцентре — у рынка и больницы.
Усман Магдеев первым соорудил дрындуль с дизельным двигателем — от пропашного трактора “Т–25”. Учитывал, чтобы машина была не длиннее лошади и могла развернуться в усадьбе. Самоходка развивала скорость до 60 километров в час.
— Солярка была доступная. Цеплял к раме соху — пахал, убирал картошку. В кузове возил сено, песок, щебенку, навоз.
А в середине 80–х на самодельные дрындули вдруг была объявлена охота.
— На Ульяновском заводе произошло хищение запчастей. В Татарский Сайман прикатили следователи и гаишники. Они обвинили местных жителей, что свои машины они делают из ворованных деталей. Рыли, рыли, но так ничего и не нашли, — рассказывает житель села Сулейман Габдушев. — Старики шутили: “Алмаз режется алмазом, вора ловит вор”.
Милиция попробовала отобрать самоходку у фронтовика Кяшафа Тимаева. Тот вышел к гостям в пиджаке с медалями и отстоял свое творение. Три топ–топа у сайманцев все–таки конфисковали. Но гаишный “уазик” намертво увяз в непролазной грязи, откуда его и вытаскивали конфискованные самоделки.
Увезенные топ–топы якобы утилизировали, но местные были уверены, что дрындули растащили по домам стражи порядка. На места старых самоходок у сайманцев в сараях вскоре встали новые авто.
Гонки на выживание
Село растянулось вдоль речки Сайманки на семь километров. И почти у каждого дома припаркован самодельный автомобиль.
Просим одного из владельцев — Усмана Аширова — раскрыть ценовую нишу своего топ–топа.
— Рама от тележки кормораздатчика, мост уазовский, колеса от культиватора, передние диски от комбайна. Все комплектующие со списанной техники достались бесплатно. Кузов самодельный, из подсобных материалов. Единственное, что купил за 200 рублей, — малолитражный бензиновый двигатель Ульяновского моторного завода. Все советское до сих пор хорошо ездит и работает.
— Что там у наших заводских машин тянет на десять “тонн” “зеленых”? — удивляется хозяин.
В свое время Усман работал механизатором в колхозе и держал лошадь. Теперь уверен: “Дрындуль лучше! Кормить, поить, убирать навоз не надо. Его мухи и гнус не кусают”.
И если за кобылу нужно отвалить не меньше 30 тысяч рублей, то даже усовершенствованный топ–топ обойдется на порядок дешевле.
А Усмана Аширова устраивает и старенький дрындуль, которому уже больше десяти лет. За годы работы топ–топ прошел многоступенчатый контроль качества. Его грузоподъемность — тонна, скорость — до 20 километров в час.
— Мало? Эх, Москва, Москва, до меня только к старости стали доходить слова деда: гонимся за жизнью, а догоняем смерть.
В Татарском Саймане мастерят топ–топы более четырех десятков лет. В селе не допускают, что юноша может быть “лириком”, а не “физиком”. Если у эскимосов Аляски парень становится мужчиной, добыв шкуру полярного волка, то в Татарском Саймане — сделав собственноручно топ-топ.
— У нас принято, чтобы молодой человек приезжал свататься к девушке на личном дрындуле, — говорит Усман Аширов. — Будущий тесть сразу видит, в чьи руки он отдает дочку. У нас юноши еще до армии начинают собирать свои топ-топы.
Автомастера чрезмерно самолюбивы. Поэтому нередко в селе проходят соревнования, которые здесь называют “гонками на выживание”. Ранее на ралли драндулетов собиралось до тридцати–сорока машин. Сейчас водителей можно заманить на битву только если кто–то из приезжих обеспечит призовой фонд. Дистанция осталась прежней: от местной Красной площади до Белого озера. Кто первый коснется колесами воды, тот и победил.
“Взял теорию и приделал к ней колеса”
Перед домом Яхия и Фариды Тукаевых растут две огромные ели. По ним в селе и ориентируют приезжих: “Дойдете до елок и свернете налево”. Или: “Два дома не доходя до елей — и в проулок направо”.
Во дворе у пенсионеров, вырастивших четырех дочерей, стоит самодельный грузовик. Он стал первым автотворением в селе с закрытой кабиной.
— Машину собирали вместе с зятем, — рассказывает глава семейства Яхия Тукаев. — Мотор взяли от именитого армейского “бобика” — “УАЗ-469”, фары от мотоцикла. Купили резину на колеса, остальное все добыли со свалок.
С удивлением смотрю на пластиковый бензобак, похожий на тот, что в далекие времена ставили на малолитражки “ЗАЗ-965”. Но машину, отдалено напоминающую американский джип, язык не поворачивается назвать дрындулем.
— Может развить скорость свыше 80 км в час, мотор–то мощный, — говорит хозяйка Фарида, усаживаясь за руль автоэкзотики. — Бензина берет мало. Сегодня утром, собирая сено, проехали 20 километров, ушло 5 литров, которые стоят 88 рублей.
Семейный бюджет Тукаевых складывается из трех пенсий: Яхия получает 3200, Фарида — 2770 плюс 500 “колесных”, 92–летняя бабушка — как потерявшая в войну кормильца — 10 тысяч.
Газ в Татарский Сайман до сих пор не провели. В хозяйстве Тукаевых бычок и 11 овец, надо заготавливать на зиму сено и дрова, поэтому они все лето на колесах. И нередко машину ведет Фарида.
— Я 36 лет отработала бригадиром в лесхозе, приходилось гонять и на тракторе, и на грузовике, — говорит хозяйка.
В другом дворе я увидела сидящую за рычагами самодельной машины Халифю Аитову. Она лихо управляла лебедкой самосвала, разгружая дрова сразу на три стороны.
И кто сказал, что мусульманская женщина бесправна и имеет в семье только совещательный голос?
Халифя объясняет, что самодельное авто, шасси у которого взято от “ГАЗ–53”, мотор от трактора “Т–40”, задние колеса от тележки “К–700”, является самым большим топ–топом в селе.
А живущий на соседней улице Умяр Шамшутдинов свой дрындуль считает самым элегантным.
Только приблизившись вплотную, я понимаю, что кузов у самодельного агрегата полностью сделан из дерева, приборный щиток позаимствован у пожилого грузовика “ГАЗ–53”, руль и колеса сняты с сеялки.
— Движок от мотоцикла “Иж–Планета–3”, восьмилитровый бачок — от “Муравья”, — дополняет хозяин. — По асфальту разгоняется до 65 километров в час.
Умяр работал музыкантом, потом фотографом. Казалось бы, не технарь, а смог сконструировать отличный от многих топ–топов автомобиль. Хозяин — по-местному “хужи” — отвечает коротко: “Взял теорию и приделал к ней колеса”.
“Думает при помощи гаечного ключа”
На соседнем тольяттинском “АвтоВАЗе” выпускали новые модели седанов, хетчбэков и универсалов. И в деревне-автозаводе прогресс не стоял на месте. Топ–топы тоже шли в ногу со временем.
Ныне по Татарскому Сайману рассекает немало самодельных автомобилей с кабинами и мощными моторами.
Про Рамиля Амирова говорят: “Думает при помощи гаечного ключа”. Мастер собирает машины профессионально. Грузовик, стоящий около его дома, снаружи ничем не отличается от выпущенного на заводе. Но стоит заглянуть внутрь, и станет ясно: от “родного” грузовика там практически ничего нет.
На сборку одного топ–топа у мастера уходит несколько месяцев. Если покупать все детали в магазинах, то машина обойдется в 15 тысяч рублей. Но сайманцы издавна выкладывали свои кровные только за мотор или кузов, остальное добывали где угодно.
Вот и Рафаэль Салехов собрал свой самоходный “джип”, используя кабину и двигатель “Запорожца”, которые купил в Волгоградской области за… тысячу рублей. Присоединил к ним самодельные раму и кузов, задние колеса взял уазовские, передние — от обычной телеги, получился еще тот вездеход в 40 лошадей!
Жители Татарского Саймана знают: если у драндулета работают поворотники и есть фары, то его можно зарегистрировать в технадзоре и получить госномера. Стражи порядка про легализуемый механизм в техпаспорт уклончиво и дипломатично вписывают: “Самоходное шасси”.
Взаимоотношения с ГАИ в Татарском Саймане — тема деликатная.
Бывают дни, когда все топ–топы жители деревни загоняют в сараи. По селу ползут слухи, что дрындули заставят страховать на случай автогражданской ответственности и будут брать с них транспортный налог.
— Какой тогда топ–топ будет “бюджетный” автомобиль? — возмущается 67–летний Мансур.
Работы в селе практически никакой нет. Сайманцы трудятся у частников на ферме и пилораме. В социальные учреждения, где зарплата 4 тыс. рублей, не устроишься. Нет мест. Все выживают подсобным хозяйством.
В Татарском Саймане каждый сам себе автомеханик и бухгалтер. Местных жителей не волнуют ни кризис, ни проблемы в машиностроительной отрасли. За 45 лет неведомое миру деревенское автопредприятие безо всяких инвестиций и госпрограмм выпустило больше четырех сотен машин. Жизнь в селе неспешная. “Лошадиные силы в моторе не главное, — считают сайманцы. — Куда торопиться? Две бараньи головы в одну миску не положишь”.
Татарский Сайман — Москва.
