Германский дипломат, магистр философии Адам Олеарий, по пути в Персию побывавший в Москве в царствование Михаила Романова, иногда видел, как за одну ночь «в трех-четырех местах сразу поднималось пламя». В «Новом описании путешествия на Восток» в связи с этими пожарами он заметил: «Те, чьи дома погибли от пожара, легко могут обзавестись новыми домами, за Белой стеной на особом рынке стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить и задешево доставить на место и сложить». Рынок назывался Лубяным, на нем кроме домов торговали бревнами, досками, оконными рамами, дверями, стропилами и лестницами.
Когда в начале XIX века разбили Петровский и Рождественский бульвары, то образовавшуюся площадь между ними, после того как Неглинку в 1817 году упрятали под землю, естественно, назвали Трубной. Ей в литературе о Москве повезло. «Трубу» описали Чехов и Гиляровский. В журнале «Будильник» в 1883 году появились за подписью А.Чехонте заметки под названием «В Москве на Трубе». Набиравший силу классик, живший тогда в бедности поблизости, на Трубной улице, постоянно видел перед глазами шумный торг, ничем не похожий на тот, что помянул немецкий путешественник. По жанру опус «В Москве на Трубе» есть великолепный репортаж свидетеля события, происходившего веками в городе: «Небольшая площадь близ Рождественского монастыря, которую называют Трубной или просто Трубой; по воскресеньям на ней бывает торг. Копошатся, как раки в решете, сотни тулупов, бекеш, меховых картузов, цилиндров. Слышно разноголосое пение птиц, напоминающее весну... По одному краю площадки тянется ряд возов. На возах не сено, не капуста, не бобы, а щеглы, чижи, красавки, жаворонки, черные и серые дрозды, синицы, снегири. Все это прыгает в плохих самоделковых клетках, поглядывает с завистью на свободных воробьев и щебечет…» За этой картиной следуют подсмотренные забавные сценки и услышанные диалоги продавцов и покупателей, любителей поглазеть и пообщаться.
— Я где-то читал, — говорит чиновник почтового ведомства, в полинялом пальто, ни к кому не обращаясь и любовно поглядывая на зайца, — я читал, что у какого-то ученого кошка, мышь, кобчик и воробей из одной чашки ели.
— Очень это возможно, господин. Потому кошка битая, и у кобчика небось весь хвост повыдерган. Никакой учености тут нет, сударь. У моего кума была кошка, которая, извините, огурцы ела. Недели две полосовал кнутищем, покудова выучил…
Спустя сорок лет после описания Трубной площади Чеховым его друг, которого Антон Павлович называл дядей Гиляем, в очерке «На Трубе» о птичьем рынке не вспомнил, хотя в 1926 году его еще не закрыли. Знаток московских трущоб и жизни «на дне» Владимир Гиляровский оставил нам в книге «Москва и москвичи» описание другой достопримечательности.
Прежде чем перейти к ней, приведу цитату из книжки «Бульварное кольцо» замечательного советского краеведа Юрия Федосюка, изданной полвека назад: «Теперь посмотрим на то же место — Трубную площадь — глазами москвича, живущего в конце XIX века. Четыре угловых дома нам знакомы, они стоят и по сей день». Увы, одного из них на углу Трубной улицы и Цветного бульвара след простыл, его снесли ради Дома политического просвещения, игравшего роль партийного клуба МГК КПСС. Под его крышей помещался вместительный зрительный зал, лекторий, аудитории, библиотека. И этого дома больше нет, как нет МГК партии. Здание снесли и на расчищенном месте взгромоздили стеклянного монстра во славу капитализма.
Не случись этого, мы бы видели по-прежнему старинный трехэтажный дом, «широким фронтом» выходивший на Трубную площадь. Его заполняли магазины и трактир под названием «Крым». Как вспоминал Гиляровский, разгульный «Крым» занимал два этажа. На третьем этаже трактира второго разряда гуляли барышники, шулера, аферисты и всякое жулье, прилично сравнительно одетое… В залах были эстрады для оркестра и для цыганского и русского хоров, а громогласный орган заводился вперемешку между хорами по требованию публики, кому что нравится, — оперные арии мешались с «Камаринским», и гимн сменялся излюбленной «Дубинушкой». В этом месте хочу истины ради заметить, что у помянутой публики был неплохой музыкальный вкус. Русские хоры, цыгане и сегодня исполняют те же песни и романсы, а в эфире и концертных залах звучат оперные арии. Да и царский гимн не забыт.
На первом этаже дома помещались торговые помещения. А под ними находился «громаднейший подвальный этаж, весь сплошь занятый одним трактиром, самым отчаянным разбойничьим местом, где развлекался до бесчувствия преступный мир». Его название «Ад» соответствовало сути. Если «Крым», как писал дядя Гиляй, на Трубной площади шумел, гудел, играл и пел, то «Ад» зловеще молчал, из его подземелья «не доносился ни один звук на улицу». Один вход сюда вел с Цветного бульвара, другой с Грачевки, как называлась прежде Трубная улица, идущая параллельно бульвару. В общем огромном зале «Ада» на одной его половине за столами усаживались сотни людей. В его середине на огромной плите жарились и варились горячие блюда. Буфет заполняли бутылки с горячительными напитками. За буфетом стояла тишина — там шла игра в забытый «ремешок» и такого же типа жизнестойкий «наперсток», возрожденный мошенниками в годы «рыночных свобод». То была парадная часть подземного трактира.
Другая половина называлась «Преисподней». Она состояла из коридоров и каморок разной площади, меньшие назывались «Адскими кузницами», две большие — «Чертовыми мельницами». Полиция не совала туда нос, там никто не пил, в тишине шулера метали банк, шла карточная игра на большие деньги, делилось и продавалось награбленное, исполнялись заказы по фальшивым паспортам и другим бывшим в ходу документам. (Нечто подобное происходит в наши дни открыто, на виду прохожих. Вижу приклеенными где попало объявления типа: «Регистрация», «2 НДФЛ», «Разрешение на работу», «Патент», «Медкнижки, медсправки», «Больничные листы». А под этими словами крупные цифры телефона: 8-963-605-34-56. Звоните и обрящете. Без помощи полиции и чиновников.)
Парадокс: рядом с разгулом и криминалом в подземном зале на Трубной площади произошло событие политическое. Спускались в «Ад» косматые студенты Московского университета и Петровской академии, пели «Дубинушку», пользуясь уважением бродяг и вышибал. Пением студенты не ограничивались. Как пишет Гиляровский: «С трактиром «Ад» связана история первого покушения на Александра II 4 апреля 1866 года, здесь происходили заседания, на которых и разрабатывался план покушения на царя». Для конспиративных встреч студенты выбрали самое удобное место, не рискуя встретиться с полицией. В «Аду» собирались члены тайного революционного общества под названием «Организация», созданного и руководимого вольнослушателем Московского университета Николаем Ишутиным. Этот потомственный почетный гражданин, предшественник большевиков, исповедовал принцип «цель оправдывает средства». Целью объявлялась крестьянская революция, пропаганда социализма и захват власти для передачи народу. То были не беспочвенные мечтатели. За три года москвичам удалось объединиться с питерскими и периферийными революционерами, связаться с польскими единомышленниками, русской политической эмиграцией, побывать в Женеве, организовать переплетную и швейную мастерские, ватную фабрику для пополнения партийной кассы...
Целились в императора. Посвященные в этот зловещий замысел составляли узкую законспирированную группу под названием «Ад», заимствованным у трактира. Двоюродный брат Николая Ишутина, студент Московского университета Дмитрий Каракозов, поехал в Петербург, по пути разбрасывая листовки «Друзьям рабочим», призывая их восстать после убийства царя. У ворот Летнего сада дворянин выстрелил в императора Александра II и промахнулся, за что был судим и повешен. Приговоренный к вечной каторге Николай Ишутин сошел с ума…
Такая жуткая история связана с Трубной площадью. А с текущей под ней рекой в жизни великого журналиста и поэта связаны другие события. Прочитав в романе Виктора Гюго «Отверженные» о подземных клоаках Парижа, молодой Гиляровский решил пройти в сопровождении водопроводчика Феди по руслу реки и описать московскую клоаку. Они спустились в колодец. Экипированный в охотничьи сапоги отчаянный газетчик ступил ногой в холодные воды. И пошел упрямо вперед. «С помощью лампочки я осмотрел стены подземелья, сырые, покрытые густой слизью. Мы долго шли, местами погружаясь в глубокую тину или в невылазную зловонную жидкую грязь. Местами наклоняясь, так как заносы грязи были настолько высоки, что невозможно было идти прямо — приходилось нагибаться. И все же при этом я доставал головой и плечами свод. Ноги проваливались в грязь, натыкаясь иногда на что-то плотное…
— Верно говорю, — сказал Федя, — по людям ходим».
Неделю после того путешествия автор «Тайны Неглинки», публикаций в газете, приходил в себя — ходил в баню и остригся наголо. На выступление журналиста обратила внимание Московская городская дума, гласные выделили деньги, чтобы перестроить Неглинку и очистить русло от грязи. Это произошло в 1886 году. Как считал Гиляровский, в грязи «была главная причина наводнений». Стихия и после перестройки и очистки регулярно причиняла городу массу бед. «Трубную площадь и Неглинный проезд почти до самого Кузнецкого моста заливало при каждом ливне так, что вода водопадом хлестала в двери магазинов и в нижние этажи этого района».
При жизни автора «Тайны Неглинки» пролетарский Московский Совет в 1926 году еще раз взялся за буйную реку, «вновь очистил загрязненное русло и прекратил наводнение». Ради заметки в «Вечерней Москве» Гиляровский в свои 79 лет, чтобы протиснуться в колодец, сбросил шубу. В одном пиджаке спустился на дно, промочил ноги и простудился. Свою публикацию читал в постели с высокой температурой, болезнь дала осложнение и привела к потере слуха… Нет худа без добра. Перестав репортерствовать, Владимир Алексеевич сел за стол и написал в старости воспоминания, ставшие классикой литературы о Москве.
По следам чтимого дяди Гиляя я отправился спустя сорок лет. Но не прошел по дну, а поплыл на плоту в водолазном костюме. Река бурлила и клокотала, валила с ног. «Уклон 6 сантиметров на 1 метр», — сообщил мне мастер, придумавший такой способ осмотра вверенного ему коллектора, требовавшего постоянного ремонта. Мастер этот, Алексей Прокофьевич Ивлев, разрешил мне плавание в сопровождении помощника, вооруженного ломом и фонарем. Мы с трудом оседлали плящущий на воде плот, составленный из двух шпал. Когда веревки, удерживавшие их, отпустили, мы понеслись в бурном потоке, удерживая равновесие, отталкиваясь ломом и ногами то от стенки, то от дна. Когда его под ногами не стало — свободно поплыли, погрузившись по пояс в холодную воду. На мелководье плот, упираясь в дно, как вздыбленный конь, пытался нас сбросить.… За полчаса проплыли полкилометра, потеряв в борьбе с потоком лом. Вышли из колодца у Боровицкой башни Кремля. А плот, как щепку, понесло к Москве-реке…
На моей памяти последний раз центр заливало водой в 1973 году. Тогда ее уровень поднялся над улицей на 120 сантиметров. Колеса машин и троллейбусов скрылись в реке. Мой друг, фотохудожник Николай Рахманов, сделал снимок, как по Неглинной улице мимо домов поплыла откуда-то появившаяся лодка.
Главная причина наводнений заключалась не в грязи, а в узком с неровным дном коллекторе XIX века, не справлявшемся с ливнями и половодьем. Второй раз не поплыл, а прошел десять лет спустя по тоннелю нового русла. Оно больше не огибает Боровицкий холм, как пришлось Неглинке, чтобы слиться с матушкой Москвой-рекой. Проложен тоннель длиной 800 метров от «Метрополя» под Зарядьем. Перед устьем у Москворецкого моста тоннель раздваивается, чтобы дать свободный выход большой воде. С тех пор Москва забыла о наводнениях. Долгожданное событие произошло накануне 7 ноября 1975 года. «По традиции к годовщине революции горнопроходчики закончили коллектор Неглинки, — пишет в книге «Москва в лесах» Владимир Ресин, курировавший тогда по должности этот объект, будущий «прораб Москвы», чье имя связано с самыми великими стройками на рубеже XX–XXI века. — Я предложил спуститься в Неглинку корреспонденту «Правды». Вместе с бригадиром горнопроходчиков Владимиром Колесниковым мы прошли, не пригибаясь, по бетонному тоннелю шириной пять и высотой три метра. Через несколько дней появился в «Правде» репортаж «Шагаем по руслу Неглинки»…
На Трубной площади есть с недавних пор подземный дворец, названный ее именем. Станцию метро «Трубная площадь» задумывали, когда проектировали первые линии, в начале 1930-х годов. Минуло 60 лет, прежде чем сюда в 1990 году пришли проходчики. Но вскоре они покинули шахту. У обескровленной России денег не хватало на московское метро. Прошло еще семнадцать лет, прежде чем долгожданная «Трубная площадь» открылась. Ее образ создал Михаил Филиппов, бывший «бумажный архитектор», рисовавший казавшиеся утопиями проекты, побеждавшие на международных конкурсах, но остававшиеся при социализме на бумаге. Востребованным архитектор-художник стал при капитализме. Критики считают: «Благодаря Филиппову мы знаем, что классика жива». Классический портик появился у дома в Оружейном переулке. Колонны «Римского дома» в ионическом стиле на фасаде жилого дома во 2-м Казачьем переулке. Классицизм проник и на «Трубную площадь», где соавтором архитектора-художника стал Зураб Церетели. В торцах зала проходы венчают монументальные панно, выполненные в живописной эмали, технике, которой владеет в мире только этот художник. В простенках между колоннами светятся его радужные витражи.
Над Трубной площадью высится мраморный обелиск с фигурой Георгия Победоносца.
Его высота 32,5 метра. На постаменте надпись: «Благодарная Россия солдатам правопорядка, погибшим при исполнении служебного долга». То есть милиционерам, внутренним войскам. Им пришлось повоевать за родину в 90-х годах. Монумент создал скульптор Анатолий Бичуков, автор памятника Сергею Есенину на Тверском бульваре.
Что напоследок сказать перед тем, как начать восхождение на Рождественский бульвар? На Трубной площади в марте 1953 года произошла чудовищная давка в толпе, двигавшейся к Колонному залу Дома союзов для прощания со Сталиным. Много людей тогда погибло, очень много. Очевидец катастрофы Евгений Евтушенко, автор фильма «Похороны Сталина», вспоминал: «Помню дом, где теперь «Театр-школа современной пьесы». Там на углу стоял светофор, на котором было насмерть распято несколько человек на моих глазах. Насмерть!». Кровавое событие отмечено во многих мемуарах. А надо и здесь найти место для памятной доски.
