Так получилось, что это лето я провел по большей части в провинции, в родной Туле. Гордостью города — безусловная заслуга нового губернатора — стал центральный парк. Раньше он представлял собой скорее заброшенный уголок посреди городских джунглей — захламленный мусором, заросший кустарником, где было опасно появляться вечером. Теперь это вполне себе кусочек Европы в российском городе. И люди там под стать европейским. С утра до вечера парк наполнен народом, озабоченным своим здоровьем, благо в нем теперь отличные дорожки с разделением на велосипедные и пешеходные, оборудованные зоны для воркаута, игровые площадки. Не забыты даже братья наши меньшие — для четвероногих у самого входа отвели специальную территорию со всевозможными собачьими тренажерами.
И вот текут нескончаемым потоком парочки говорливых старух с палками в руках для ходьбы по-скандинавски, тинейджеры на скейтбордах, ухоженные мужчины за пятьдесят на стильных велосипедах, девушки в обтягивающих спортивных костюмах, прилежно бегущие трусцой. Много накачанных молодых людей — но как они отличаются от качков моей молодости! Те всем своим видом выражали готовность к агрессии, сейчас же на лицах мускулистых парней спокойная умиротворенность и расслабленность — как в голливудских фильмах, где здоровенный герой не внушает никакого страха. Окончательно меня сразили холеного вида джентльмены, игравшие на огороженной ажурной сеткой площадке в инлайн-хоккей.
В Москва же примет вполне западного быта гораздо больше — оглянемся вокруг. У всех домов разбиты энтузиастами цветники. Раньше бы их повытоптали и повыдергивали — сегодня нет никакой необходимости охранять красоту, она больше не привлекает к себе вандалов и хулиганов. При входе в метро стремительно летящие пассажиры тем не менее не забывают придержать дверь, что показалось бы благодушной глупостью в советское время с его девизом «наглость — второе счастье». И в вагоны народ больше не утрамбовывает друг друга — подталкивать ближнего считается уже вопиющей невежливостью (помнится, лет десять назад я по привычке пихнул одного дяденьку в римском метро, чтоб он пролез дальше в вагон, — о, как же он на меня посмотрел!). В ожидании маршруток (как и перед эскалаторами в метро) самоорганизуются очереди, никто не устраивает давки. Незнакомые люди здороваются, входя в лифт.
На самокатах по тротуарам, как и в европейских городах, несутся не только дети, но и взрослые, даже пожилые женщины и мужчины, что до сих пор заставляет меня оборачиваться им вслед. По меткому наблюдению одного блогера, в столице даже уличные кошки и голуби перестали бояться людей. Раньше они опасливо ожидали получить пульку из рогатки или камень, нынче скорее рассчитывают на вкусную подачку. Изменилась милиция/Полиция — спящего бомжа в метро вежливо трясут за плечо, а не пинают ногой, как прежде. И на городских пляжах наш народ совсем не отличается от западного обывателя — купальные трусы по колено почти полностью вытеснили традиционные мужские плавки.
Молодежь же и вовсе не имеет ничего общего с той, к которой я когда-то принадлежал. Начав преподавать в вузе в прошлом году, я долго не мог привыкнуть к тому, что она какая-то по-западному расслабленная. Да, парни и девушки могут ничего не знать и не читать, но вежливы, улыбчивы. Постоянные в их устах «пожалуйста», «извините» коробят мне, привыкшему к былой грубости в общении, слух. Нет у них и присущей нашему поколению сексуальной озабоченности — отношения между полами политкорректно сдержанны. Ну а про одежду и внешний вид в целом я и не говорю: от польских или швейцарских студентов, пожалуй, не отличишь.
Но в Туле европейская идиллия заканчивается при выходе из парка. За его пределами начинается жизнь совсем не по-западному — с отсутствием хоть какого-то контроля общества за властью, с вопиющими контрастами нищеты и богатства, с преобладанием «понятий» над законами. То же самое и в Москве — внешняя продвинутость не выливается во что-то большее. Такая же неспособность к коллективному осмысленному действию. Нулевая политическая активность. Придавленность начальством, причем любым и везде. Европейский прикид вполне себе соседствует с зарплатой в конверте, «серой» бухгалтерией, грубой и безответной руганью боссов. К первому сентября детишки по-прежнему тащат никому не нужные букеты цветов, а родители меж собой собирают на подарок воспитательнице в детсаду.
Москвичи все так же озабочены престижным потреблением — даже у скромной многоэтажной панельки не выйти из подъезда из-за припаркованных кроссоверов и джипов вместо маленьких юрких машин для большого города. И потому они молчаливо согласились с кампанией 2012 года по асфальтированию под парковку газонов во дворах. В том же году во всех дворах пометили место для транспорта спасателей, куда нельзя парковаться, — и все, конечно, ставят туда машины, таким образом укрепляясь в очень неевропейской мысли, что если нельзя, но очень хочется, то можно.
А моя любимая молодежь активно пополняет собой ряды конформистского большинства. Юношеский идеализм легко уживается с готовностью играть по сложившимся правилам. Представить себе студенческие волнения невозможно. Сытые и непоротые дети среднего класса вовсе не страдают желанием изменить мир, а прогибаются под него. Привычная политологическая парадигма, выведенная из опыта Южной Кореи и Чили, — «поколение отцов работает на семейное благополучие и поддерживает режим, тогда как поколение сыновей отвергает конформизм и требует изменений», — в РФ не работает.
Режим Франко в Испании существовал до 1975 года, как и авторитарные режимы в Греции и в Португалии до 1974-го. Но стоило диктатору умереть или быть свергнутым, как переход к демократической модели осуществлялся довольно быстро. Все было уже готово — и гражданское общество, и автономная церковь, и пресса, готовая работать бесстрашно и ответственно. Т.е. это были вполне европейские государства, которым не хватало только одного — выборной верховной власти. В Россия же за время, прошедшее после 1991 года, в общественной жизни наблюдается только регресс.
Но, может, нельзя требовать всего сразу? Может, надо дать народу возможность отъесться и прибарахлиться и только потом начинать раскачивать его на благие коллективные дела, воспитывать доверие друг к другу? Демократия, кстати, не синоним европейских ценностей. Франция времен Людовика XIV была вполне себе западной страной, будучи абсолютистской монархией. «Европейскость» строится на трех факторах — уважение к закону, автономия общества от государства и автономия личности. Государство вполне может быть недемократическим, но правовым, и в нем же существовать гражданское общество.
Но в том-то закавыка и заключается, что в РФ нет ни малейших симптомов вызревания гражданского общества. Нынешнее перенимание внешних западных форм похоже на переодевание времен Петра I, когда заимствовались камзолы взамен кафтанов, но не суть европейской цивилизации. Тогда, как известно, крепостное право только укрепилось и просуществовало еще сто пятьдесят лет.
В начале 1980-х группа «Динамик» пела: «Сегодня в нашем клубе будут танцы, все будут модными, как иностранцы». Оказалось, что достаточно дать народу шмотки а-ля «ненаше» и возможность танцевать чего угодно, и прежняя парадигма неправовой жизни может преспокойно продолжать свое существование. И это не только российский феномен. Мои вьетнамские друзья сидят в Фейсбуке, как и я, но власть их компартии все так же безгранична, и никакая социальная сеть ей не угрожает.
Возможно, я излишне пессимистичен. Возможно, я был слишком наивен, прогуливаясь вечерами в тульском парке и всматриваясь во встречную публику, ища в лицах готовность не только заботиться о здоровье, но и так же ответственно подходить к голосованию, например. Впрочем, история развивается непредсказуемо. Как оценят наши потомки теперешний межеумочный этап российской эволюции, угадать сложно — будет ли это считаться потерянным понапрасну временем, либо эпохой, когда подспудно и незаметно прорастали ростки светлого будущего?
