Конец СССР: катастрофа или чудесное спасение

25 лет назад были подписаны Беловежские соглашения, оформившие окончательный распад Советского Союза

25 лет назад в охотничьей усадьбе Вискули, находящейся в Беловежской Пуще, руководители союзных республик — России (Борис Ельцин), Украины (Леонид Кравчук) и Белоруссии (Станислав Шушкевич) — подписали Беловежские соглашения о роспуске СССР. Историки до сих пор спорят о значении того акта: привел он к геополитической катастрофе или же оказался благом для республик, решивших прекратить «совместное проживание» в составе единой страны? Свое мнение на эту тему «МК» попросил высказать свидетелей тех событий.

25 лет назад были подписаны Беловежские соглашения, оформившие окончательный распад Советского Союза

Спасти СССР было невозможно

Аскар АКАЕВ, академик РАН, президент Киргизии с 1990 по 2005 год:

— Я не думаю, что Беловежские соглашения стали причиной геополитической катастрофы, поскольку необратимый распад СССР начался после августовского путча ГКЧП — и к декабрю уже все было предрешено. Именно попытка государственного переворота 19 августа 1991 года сыграла ключевую роль в том, что из Союза решила уйти Украина, которая наряду с Россией была цементирующей силой единения. Сразу после путча Украина задумалась о «незалежности», а Леонид Кравчук, который был готов подписать новый Союзный договор (это должно было произойти 20 августа, но ГКЧП разрушил планы. — Авт.), резко сменил риторику. Он заявил, что теперь ничего подписывать не станет, а сначала спросит мнение украинского народа о том, оставаться ли республике в составе СССР? Референдум на Украине сказал: уйти из СССР (за это высказались 96% граждан УССР. — Авт.). Беловежские соглашения были подписаны уже после этого, и они поставили точку в истории СССР — страны, которую уже невозможно было спасти. Если бы они не были подписаны, страна распалась бы все равно, только этот распад мог бы произойти по страшному сценарию гражданской войны в бывшей Югославии. А так произошел цивилизованный и почти бескровный развод, если не считать армяно-азербайджанского и приднестровско-молдавского конфликтов, которые к тому времени уже разгорелись. Позже на территории бывшего СССР возникли новые «горячие точки», включая Чечню и современную Украину, но если бы не Беловежские соглашения в 1991 году, то вся распадающаяся советская страна могла превратиться в такую «горячую точку».

— То есть республики бывшего СССР в основном выиграли от Беловежских соглашений?

— Однозначно выиграли политические элиты республик, которые стали независимыми и свободными от жесткого контроля Кремля. Они получили собственность, абсолютную власть, стали господами. Народы, конечно, проиграли, но тут я еще раз оговорюсь, что они проиграли бы еще страшнее, начнись большая война всех со всеми.

Конечно, по сравнению с нахождением в СССР народы почувствовали себя хуже. Мне кажется, что в Советском Союзе жителям республик было уютнее: они не замыкались в одной республике, а свободно перемещались по одной шестой части суши. У активных людей в СССР были социальные лифты, они могли выстроить любую карьеру, у менее активных граждан имелись социальные гарантии.

Какие-то республики, богатые природными ресурсами, выиграли от того, что перестали делиться своими богатствами с общей союзной казной. Это и Казахстан, и Азербайджан, и Туркменистан. Но даже их народы все-таки проиграли, потому что в великой державе им было комфортнее и уютнее, у них было предсказуемое будущее.

— Как лично вы восприняли весть о Беловежских соглашениях и о том, что СССР распущен?

— Я — советский человек, был активным участником подготовки Союзного договора и верил до последнего, что мы останемся вместе. У меня в руках был мандат народа Кыргызстана, который на референдуме в начале 1991 года высказался за сохранение Союза. Более девяноста процентов жителей республики проголосовали за сохранение Союза. Поэтому я воспринял Беловежские соглашения с болью в сердце. Я почувствовал, что больше не гражданин великой державы, а всего лишь президент одной из республик. Но нас поставили перед фактом не три политика — Ельцин, Кравчук и Шушкевич, а непреодолимые обстоятельства.

Запад от распада Советского Союза пострадал не меньше, чем мы

Руслан ХАСБУЛАТОВ, член-корреспондент РАН, заведующий кафедрой мировой экономики Российского экономического университета им. Плеханова, председатель Верховного совета России (1991–1993):

— Словосочетание «геополитическая катастрофа» приписывается нашему уважаемому президенту Путину, хотя оно сотни раз произносилось намного раньше: на заседаниях Верховного совета, в котором я был председателем. И все-таки это не точная фраза. Произошла мировая катастрофа, а не катастрофа одной империи. Никто не сомневается в эффективности конкуренции. А после распада СССР конкуренции в мировой политике не стало. Советский Союз ослабило и разрушило отсутствие внутренней конкуренции, в том числе по формам собственности. Но пока был СССР — в мире существовали две экономические системы, как две ноги, на которых стоит цивилизация. Когда существовали и СССР, и США — планета устойчиво располагалась на двух гигантских платформах. Распалась одна система — и не стало устойчивости, не стало одной ноги, и перестала существовать глобальная конкуренция. После этого начались трудности и на Западе. Весь мир оказался на попечении одной сверхсилы, но США не смогли выполнить роль единого мирового шерифа и тоже стали «загибаться». Я вовсе не радуюсь трудностям Америки, я как экономист был бы рад, если бы вся сила исчезнувшего СССР перешла под контроль США, но этого не произошло. Наоборот, силы разрушения, сломавшие Союз, теперь ломают и Штаты, и весь мир. Вот раньше неформальные национально-освободительные силы, из недр которых сегодня выросли глобальные террористические организации, контролировались двумя странами. Одну часть контролировали США, другую СССР. Это давало равновесие. Эти силы выбирали, к какому из двух гигантов примкнуть. Но когда вдруг исчез Союз, они стали думать: а зачем нам примыкать к США? Если так легко пал один гигант, то может пасть и второй. Так, может быть, выйти из-под его контроля, а его самого подтолкнуть к падению? Так эти организации вышли из-под контроля США и начали террористическую войну против них же самих.

А в экономике мировой капитализм потерял стимулы к саморазвитию, когда у него не осталось конкурента. Перестали бояться, что коммунизм станет более привлекательным для рабочего и среднего класса, соответственно, можно эти классы зажать, получая больше прибыли. И как следствие — на Западе, а далее везде ухудшилась социальная политика, бедность стала наступать на большинство, а небольшая кучка — стремительно богатеть. Это и есть результат исчезновения межсистемной глобальной конкуренции двух миров.

Поэтому распад СССР — нечто более страшное, чем просто геополитическая катастрофа. Это нарушение глобального равновесия, и последствия той мировой катастрофы мы ощущаем до сих пор, и долго еще будем ощущать. И Запад от этого страдает не меньше, чем мы.

— Когда вы узнали о Беловежских соглашениях и как эмоционально на них отреагировали?

— Меня искусственно удалили из процесса, направив в командировку в Южную Корею, поэтому я не сразу узнал о встрече в Вискулях. Когда я получил информацию о соглашениях, то понял, что произошел кошмар, хотя сразу и не представил всего масштаба произошедшего. Я начал связываться с президентами и руководителями парламентов союзных республик, делиться с ними впечатлениями и предположениями о том, что мы будем делать дальше. Позвонил Горбачеву. Но абсолютно все были растеряны, и ничего конкретного мы придумать уже не смогли.

— Можно ли было избежать распада СССР в 1991 году или Беловежские соглашения стали неизбежностью и всего лишь зафиксировали свершившийся факт крушения империи?

— Мы к тому времени безвозвратно потеряли Прибалтику: большинство населения этих республик было за уход из СССР на Запад. Что касается остальных, то они рано или поздно признали бы свое участие в Союзе на новых основах и подписали бы тот вариант Союзного договора, который предложил Горбачев. Я думаю, что если бы не Беловежские соглашения, то Горбачев сумел бы по крайней мере десяток бывших республик сколотить в новый Союз. Это было бы нечто среднее между федерацией и конфедерацией, с большой свободой для республиканских властей, но сохранились бы единые вооруженные силы, единая внешняя политика, общая инфраструктура. Стратегические объекты, с которыми ни одна республика самостоятельно не могла справиться, остались бы общими.

Но в итоге получилось другое. Они не просто распустили Союз, но даже отрубили возможность для новых перспективных политиков предложить какие-то концепции будущего развития единой страны. А в республиках были политики, которые хотели единства, их было много. Эти трое собрались, раз — и обрубили: все, теперь каждая республика гуляет сама по себе.

Никто не верил, что мы расстаемся навсегда

Игорь БУНИН, президент Центра политических технологий, эксперт Горбачев-фонда (1991–1993):

— Я бы не назвал события конца 1991 года геополитической катастрофой. Это было особое состояние, когда требовалось провести срочные реформы, чтобы как раз избежать катастрофы. Внятный план реформ был только у Гайдара — шоковая терапия. И если бы не провели эти реформы, то все постсоветское пространство просто не выдержало бы и рухнуло в такой ужас, что нам и не снилось. Но эти реформы, не имея полного контроля над территориями, проводить было невозможно. Горбачев эти территории уже не контролировал, президенты республик — еще не контролировали. И чтобы восстановить контроль — потребовалось провести такую сложную операцию: убрать Горбачева и СССР, при которых такие глобальные экономические реформы были невозможны, и дать всю полноту власти республиканским президентам. Для того чтобы провести реформы, нужно было найти какой-то рецепт, который и был найден в виде Беловежских соглашений. Которые, в частности, расставили точки над «i» в вопросе о том, кому достанется ядерное оружие после развода республик: оно полностью отходило под контроль России. Другое дело, что после подписания этих соглашений многие еще полагали: развод будет временным, а потом, через какое-то время, все вновь объединятся в общую страну.

Наверное, если бы не было августовского путча, так и произошло бы: можно было договориться о какой-то комбинации, не предполагающей окончательного расставания. Но после него элиты разных республик почувствовали вкус личной власти, они уже не хотели быть «под Москвой». Да и Москве нести на своих плечах все республики с их вооруженными конфликтами (например, армяно-азербайджанским) было уже не по силам. К моменту подписания Беловежских соглашений специалистам было очевидно, что сохранить советскую империю абсолютно невозможно, как невозможно и реформировать ее.

— В итоге Борис Ельцин получил полный контроль над Россией, как и другие президенты над своими республиками. Но весь удар от шоковой терапии приняла на себя именно Россия, остальные ее проводить не спешили…

— Да, шоковая терапия прошла только в России. Все остальные запаздывали: им нужно было осознать факт развода, разделить имущество, создать свою валюту. Они начали реформы позже. Но поскольку Россия начала их первой, то и встала на ноги как самодостаточная держава она тоже первой. В любом случае состояние страны на момент декабря 1991-го было невыносимым, на уровне паралича. И только с помощью шоковой терапии Россия первой вышла из паралича.

— Как лично вы оценили Беловежские соглашения в 1991 году, когда о них узнали?

— В тот момент почти никто не предполагал, что этот разрыв — всерьез и надолго. Я не исключение. Великие эксперты публиковали статьи о том, что будет создана конфедерация, в составе которой почти все республики сохранятся и будут друг с другом взаимодействовать по-прежнему. В это верили и старые коммунисты, и новые либералы, тем более что Беловежские соглашения дали этой умозрительной конфедерации и название — СНГ. Почти никто не предполагал полного разрыва, а ожидали, что начался поиск новой формулы, который будет успешным. Лишь спустя несколько месяцев пришло понимание, что никакое новое союзное государство уже невозможно, а слава богу, что у нас произошел цивилизованный развод, а не югославский сценарий.

— Вы в этот период работали в Горбачев-фонде и общались с Михаилом Сергеевичем. Сам Горбачев как оценивал Беловежские соглашения на тот момент?

— Он смотрел на это через призму своей личности: то есть воспринимал это как операцию Ельцина по захвату власти и свержению Горбачева. Он расценивал Беловежские соглашения как свое личное поражение, он понимал, что потерял власть раз и навсегда. Но у меня есть ощущение, что Горбачев не понимал факта распада СССР. До конца этого в тот момент не понимал никто, кроме Гайдара. Даже Ельцин, я думаю, не осознавал, что произошло непоправимое и бесповоротное, и питал некоторое время иллюзию, будто мы быстро создадим конфедерацию.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27274 от 8 декабря 2016

Заголовок в газете: Конец Союза: катастрофа или чудесное спасение

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру