— Мы вместе оказались в одном из лагпунктов на строящейся в Заполярье «сталинке» — железной дороге Салехард—Игарка, — рассказывал Борис Сергеевич. — Фамилии его я не помню, да, может, и тогда, в начале 1950-х, не знал: нас ведь охранники по номерам называли, а между собой мы по именам знакомились. Василий, как и я, и многие другие в нашей зоне, был «зеленым» — то есть бывшим фронтовиком, осужденным впоследствии по «антисоветской» 58-й статье за сотрудничество с иностранцами. Только в отличие от нас, грешных, он действительно «сотрудничал», но как! Воевал в составе американской танковой бригады против фашистов во Франции...
Теперь, за давностью лет, многие детали из того, что рассказывал Василий, уже стерлись в памяти, но постараюсь вспомнить хоть основные моменты...
По словам Барышникова, его коллега по «ударному труду на великой сталинской стройке» стал американским танкистом благодаря уникальному стечению обстоятельств. В начале войны — в 1941-м или 1942-м — Василия (этот парень был родом откуда-то с Урала) призвали служить в Красную Армию, и по окончании кратких учебных курсов он получил специальность механика-водителя. Сперва воевал на наших Т-34, но после того, как во время очередного немецкого авианалета эшелон, перевозивший их танковую часть на новый участок фронта, был разбомблен, уцелевших танкистов пересадили на импортную технику — им достались американские М4 «Шерман», которые только еще начали тогда поставлять в СССР по ленд-лизу (эти танки в просторечии наши называли «эмча»).
Одним из таких «американцев» и управлял теперь Василий. Впрочем, боевой путь механика-водителя на новой технике оказался недолгим. Буквально через несколько дней он, раненый, попал в плен. По-дурацки. Его «Шерману» в составе небольшой группы было поручено провести разведку боем, но практически сразу же «эмча» был подбит — причем нашими же. Скорее всего, советские артиллеристы попросту приняли непривычного вида бронированную машину за вражеский танк — и влепили ему снаряд в борт. Василию тогда повезло: хоть и был ранен, но смог выбраться из загоревшейся машины. Однако к своим вернуться не получилось: подоспевшие немцы взяли в плен.
Несколько месяцев Василий провел в фашистских концлагерях на территории Польши. Сумел бежать, попал к подпольщикам. Чтобы спасти русского солдата от поимки, те умудрились тайком переправить его на грузовой корабль, и в итоге беглец через нейтральную Швецию добрался аж до Соединенных Штатов.
В Америке русский солдат, видимо, «пришелся ко двору» (этому наверняка поспособствовало и то, что Василий хоть и плохо, но мог объясняться на английском). Когда стали готовить американские войска к отправке в Англию для предстоящей их высадки на материк, Василий записался добровольцем и был определен механиком-водителем на уже знакомый ему «Шерман».
Другие члены экипажа — американцы — даже гордились, что у них такой особенный боевой товарищ. Кто-то из них договорился с командиром, и тот разрешил нарисовать на башне «Шермана» сбоку от «штатной» эмблемы американской армии красную звезду — как символ этой необычной интернациональной команды.
Василий вспоминал, что на Северное побережье Франции их танковую часть высадили не в числе первых. Это произошло, когда передовые войска десанта союзников уже вели бой, расширяя плацдарм. Неожиданностью для танкистов стал «русский подарок»: едва бронированные машины выползли с аппарелей десантных барж по мелководью на берег, их встретили ряды противотанковых «ежей», расставленные немцами вдоль полосы прибоя на самых подходящих для прохода танков местах. (Впоследствии историки войны выяснили, что гитлеровцы отправили во Францию часть захваченных в России «ежей» и даже придумали использовать их для укрепления рубежей обороны от возможного десанта противника на побережье Нормандии.) Пришлось русскому механику-водителю, чтобы двигаться дальше в атаку на фашистов, изворачиваться в преодолении русских же оборонительных сооружений.
Бывший фронтовик не очень охотно рассказывал другим лагерным сидельцам о войне на втором фронте. Из услышанного тогда от него Барышников вспомнил, что «краснозвездный» американский танк прошел с боями по Северной Франции.
— Потери в боевой технике у союзников были немалые — больше всего доставалось от немецких тяжелых танков «Пантера» и от солдат, вооруженных фаустпатронами: подбитые ими М4 горели как спичечные коробки. Но «Шерману» Василия повезло: он не получил в сражениях с врагом сколько-нибудь серьезных повреждений... А вообще-то Василий куда охотнее описывал, как в освобожденных от гитлеровцев маленьких городках их восторженно встречали жители — часто вручали бутыли с вином, обнимали. При этом многие молодые француженки норовили поцеловаться с бравыми солдатами — причем «по-настоящему»…
Когда достигли города Мец, танковую часть, в которой воевал «краснозвездный» «Шерман», отправили в тыл на переформирование, а оттуда через некоторое время их перебросили по железной дороге сразу в глубь Германии. Победу Василий встретил неподалеку от линии, разделившей войска западных союзников и наступавшие им навстречу советские дивизии. Естественно, русский солдат американской армии в те первые послепобедные дни пользовался большим спросом: его часто вызывали на различные совместные мероприятия с участием представителей союзных войск — как переводчика и консультанта «по бытовым проблемам». В частности, Василий вспоминал, что одним из наиболее животрепещущих для англичан и американцев вопросов был питейный — как правильно и без «помех для здоровья» пить русскую водку…
«Шерман» с красной звездой тоже стал весьма востребованной знаменитостью местного масштаба. Его не раз показывали приезжавшим с дружественными визитами делегациям Красной Армии и даже выкатывали на самый «передок» американских позиций, туда, где они стыковались с позициями русских.
Василий вспоминал один из забавных эпизодов, связанных с очередным таким визитом на передовую и все с той же питейной темой. Перед поездкой на встречу с советскими солдатами экипаж интернационального «Шермана» «зарядил» орудие своего танка спиртным: в пушку засунули бутыль виски (благо диаметр этого «снаряда» довольно точно подходил под калибр танковой пушки). Когда вокруг танка столпились русские офицеры и солдаты и начались столь популярные в те дни братание и обмен сувенирами, Василий предупредил всех, что сейчас будет произведен салют в честь боевого братства союзников. Потом подозвал одного из советских офицеров и предложил ему ловить сюрприз, который вылетит из пушки. Вслед за этим танкисты опустили ствол орудия вниз до упора, и из жерла его в руки изумленного советского майора выскользнула бутылка спиртного. Этот «салют» вызвал гомерический хохот у всех присутствовавших.
Такая «международная» популярность Василия кончилась для него плохо. Соотечественником, щеголявшим в форме американского танкиста, заинтересовались наши органы. Через некоторое время командир его части сообщил Василию, что поскольку война закончилась, то русский доброволец будет демобилизован, и ему предоставляется право выбора: либо отправляться жить в Америку, либо ехать на родину, в Россию. Василий, не особенно представляя себе последствия такого решения, отказался от американского варианта и попросил направить его в расположение советских войск…
На этом праздник для него закончился. «Американца» тут же арестовали, начались долгие допросы в контрразведке СМЕРШ: при каких обстоятельствах дезертировал из Красной Армии, почему оказался в войсках США, какие шпионские задания получил от своих американских хозяев?.. Потом был трибунал и приговор: за измену Родине и шпионаж — «десять плюс пять». То есть десять лет лагерей и еще пять лет — на поселении.
— В наш лагпункт под приполярным Надымом, где строили железную дорогу, он прибыл с очередным этапом, кажется, весной 1951-го, — вспоминал Барышников. — А до того Василий, по его рассказам, «пурхался» на лесоповале в Вологодской области, катал тачки с углем под Воркутой... На прокладке железной дороги мы вместе работали почти до закрытия этой стройки (прокладку «сталинки» свернули вскоре после смерти «вождя народов»). Летом 1953-го весь контингент из нашего лагеря вывезли из приполярной тундры на «большую землю», распределили там по другим «ударным стройкам социализма», а вскоре началась долгожданная кампания по пересмотру дел и реабилитации.
Только Василий всех этих событий уже не увидел. В начале 1953 года он погиб, став жертвой «производственной аварии»: на платформе, перевозившей строительный лес, лопнул крепеж, и бревна посыпались вниз, а там как раз Василий со своим напарником стояли…
Похоронили солдата двух союзных армий неподалеку, на кладбище, «обслуживавшем» их лагерный пункт, — под убогим холмиком мха и безымянной табличкой с номером. Следы тех могил уже давным-давно стерла суровая северная природа.
