«Угроза. Горящие двери Лубянки» — так назвал свою ночную акцию по поджогу дверей ФСБ Петр Павленский. Сразу после поджога Павленский, разумеется, был задержан. Ему предъявлено обвинение по статье 214, часть 2, УК РФ «Вандализм по мотивам ненависти либо вражды». Ему грозит до трех лет лишения свободы.
Мы решили поинтересоваться в арт-среде — сколь она (среда) лояльна к поступку Павленского.
Звоним Иосифу БАКШТЕЙНУ — искусствоведу, идеологу современного искусства.
— Итак, можно ли сжигать двери в ФСБ?
— Вы знаете, в истории искусства было достаточно радикальных и интересных акций, на которые общество реагировало негативно, а художественное сообщество — положительно. Это две совершенно разные вещи. Одно дело — художественная составляющая, которая может быть оценена как явление и войдет как важный факт в историю искусства, а есть правовая составляющая, на которую ориентируется часть общества...
— Но художник — сам для себя — может преступить закон?
— Он может понимать, что это противозаконно. Но если для него это важный, серьезный, значимый жест, он готов ради этого чем-то пожертвовать. И многие готовы пойти.
— То есть вы это оправдываете?
— Слово «оправдываете» здесь ни при чем. Есть правовая реакция общества, а есть значимость для истории искусства.
Марат ГЕЛЬМАН, известный галерист, уверен, что сила высказывания в случае с Павленским сильнее правонарушения.
— Всегда, когда художник делает акцию за пределами музея или галереи, он выступает в двойном статусе — и как гражданин, и как художник. В такой ситуацию я оцениваю, насколько силен жест метафорически и символически и насколько велико правонарушение. Если жест сильнее, чем нарушение, то это художественное высказывание. Это вовсе не означает, что он не подлежит суду. Задача общества состоит в том, чтобы этот суд не превратил мелкое хулиганство в политическое шоу. Художник понимает, что идет на правонарушение, но он это делает ради нас, у него есть важный месседж, который он хочет послать. Задача общества — проследить, чтобы наказание было адекватным, а может, и смягчено тем фактом, что художник не имел преступных целей. Мы ведь понимаем, что здесь художественный жест — гораздо сильнее: он открыл ворота в ад. Допустим, когда группа «Война» подожгла полицейскую машину — это был пшик. Ничего не читалось, только хулиганство, да еще и с угрозой для жизни человека, который был в машине. В данном случае Павленский — нарушитель, но не подвергал опасности ничью жизнь. Он сделал жест огромной силы. Важно, что сейчас настроения в обществе такие, что уже ничего нельзя сделать в одиночку. Павленский показывает, что можно действовать. Проблема в том, что сейчас такой этап, когда люди, особенно моего поколения, начинают думать: где же была основная ошибка? Как такая оптимистичная история, которая начиналась в конце 80-х, закончилась таким мраком? Все ищут ошибки. И многие говорят, что дело в спецслужбах…
Александр ЕВАНГЕЛИ, искусствовед, арт-критик:
— Ясно же, что Павленский и его жест не представляют социальной опасности — в этом отличие произведения от преступления. Произведение выбирает себе форму — и это может быть форма преступления, если у художника нет иного способа сказать о преступлениях власти, что мы и видим в случае с Павленским. Но никакой суд не убедит меня в том, что он преступник, и его акция — преступление. Тут нет события преступления, а есть событие искусства, тревожное и будоражащее. И тот факт, что вы меня об этом спрашиваете, убеждает меня в этом.
