«Самолеты ловим еще над Главпочтамтом»
— Когда и как вы начинаете готовиться к параду Победы?
— Начиная с марта выезжаю на репетиции, которые проходят на спецплощадке в подмосковном Алабине. В этом году заметил одно ноу–хау: чтобы строй не колыхался, военнослужащие шагают в шеренгах, держась за руки. Ребятам непросто, на них лежит колоссальный груз ответственности. Стараюсь говорить четко, чтобы мой голос придавал им значимости, вдохновлял, «держал» их в строю.
Во время репетиций я наблюдаю за парадными расчетами, засекаю время, все хронометрирую. Как говорится, «разминаю» написанный текст, смотрю, где надо его сократить или, наоборот, добавить несколько предложений.
— Готовый текст вам присылают из Министерства обороны?
— Да, но я его правлю, редактирую, говорю, что мне не нравится. У военных лексика специфическая. Например, мне однажды упорно доказывали, что правильно произносить «подвижнОй ракетный комплекс «Тополь-М». Я стоял на своем: «Это состав может быть только подвижнОй, а ребенок — подвИжный. И «Тополь-М» — подвИжный». Пришлось показывать словарь ударений и произношений для дикторов радио и телевидения. Мы ведь работаем на огромную аудиторию, поэтому не должны ошибаться. Как, например, можно говорить «обеспечЕние»? Это ведь слово происходит от русского «печься», правильно «обеспЕчение». И нельзя говорить «в этих стенАх», а только «в этих стЕнах».
Еще надо учитывать, что текст для чтения — это одно дело, а для произнесения вслух — совсем другое. Написано, например, «я же опытный человек», а звучит на слух как «я жопатный человек». Я всегда своим редакторам на радио говорил: «Прежде чем отдать текст диктору, прочитайте «скрупулезно» его вслух. Послушайте, что вам самим не нравится. И всегда будете правы».
— Какой по счету это будет ваш парад Победы?
— Я веду парады с 2005 года. А идея комментировать парад непосредственно на Красной площади принадлежит президенту Владимиру Путину. Раньше только телезрители знали, какое из воинских подразделений и какая техника проходит по брусчатке. Картинку комментировали дикторы в телестудии. Те, кто непосредственно находился на Красной площади, слышали только звуки марша.
Владимир Владимирович, побывав на генеральной репетиции в 2005 году, остался недоволен. На трибунах сидели ветераны, школьники, зарубежные гости, и никто не понимал, что за новейшая техника движется по брусчатке, какие над площадью пролетают самолеты… Мне было поручено подготовить соответствующие комментарии.
— Комментарии к параду Победы идут в записи?
— Когда я в 2007 году провел парад вживую, то понял, что этого делать не надо. Я весь взмок от напряжения. Наблюдать за марширующими подразделениями, проезжающей техникой и одновременно смотреть в текст очень сложно. Права на ошибку у нас нет. И я придумал систему, стал все тексты записывать по трекам. На каждую коробку и технику начитывал свой трек. И в определенный момент включал нужную запись.
И теперь не нужно переживать, если генерал-лейтенант, главный военный дирижер России Валерий Халилов, мой большой друг, чуть-чуть поддаст, эмоции его захлестнут, и ритм будет уже, например, не 120 шагов, а 121 или 122, — смеется наш собеседник.
— Где вы располагаетесь во время парада Победы?
— Моя будочка стоит на трибунах, на самом верху. Если встать лицом к Мавзолею, она будет справа. Оттуда я и «командую». Никто из посторонних туда не допускается. Со мной находится только звукоинженер и звукорежиссер. Я говорю «начали, ап, ап…» или «стоп». У нас в «командном пункте» есть мониторы и вся необходимая связь.
— Микрофон ведь тоже под рукой. Трудно, конечно, представить, но вдруг что–то из техники заглохнет… Какой шум в свое время поднялся, когда остановился танк «Армата»!
— Микрофон находится под рукой на случай, если вдруг что-то «вылетит», чтобы можно было подхватить. Что касается остановки танка, то мы в обязательном порядке репетируем остановку транспортного средства, для того чтобы он объезжал преграду. Те, кто идет сзади него, должны понимать, в какой проход им следовать, не наезжая на оркестр. Я в тот момент включил микрофон и сказал: «Если вы думаете, что танк заглох, нет, это запланированная остановка, смотрите, сейчас он тронется». И он поехал.
А самые сложные моменты на параде связаны с пролетом авиации. Мы самолеты ловим еще на подлете, когда они проходят над Главпочтамтом. У меня там стоит человек с рацией и сообщает об их приближении. Я говорю: «Сейчас над Красной площадью пролетит…» Как раз когда он пролетает, все уже знают, что это за самолет. Вертолеты проходят с интервалом в 15–20 секунд, авиационные группы — с интервалом около 30 секунд. Там тоже все по трекам, скорости большие, успеваю только сообщить, что за самолет летит и кто его пилотирует.
— Что из современной техники на параде вас особо впечатлило?
— Мне очень нравится сверхзвуковой стратегический бомбардировщик-ракетоносец с изменяемой геометрией крыла Ту-160, который летчики называют «белый лебедь». И, конечно, я испытываю гордость, когда по брусчатке идет наш новейший танк Т-14 с необитаемой башней на базе универсальной гусеничной платформы «Армата», а также зенитный ракетно-пушечный комплекс «Панцирь-С».
— Вы ведь сами проходили срочную службу в авиации Северного флота.
— В армии я был начальником матросского клуба, готовил театральные постановки, с которыми мы ездили по частям Северного флота. К тому времени я закончил театральную студию Натальи Ильиничны Сац. Отслужил три года в Лахте Архангельской области. Бывало, что вел концерты с дикторами мурманского телевидения. Это была хорошая школа.
— Какими словами обычно завершаете парад Победы?
— «Слава ветеранам Великой Отечественной войны!» В такие минуты я вспоминаю своего отца. Он не дожил до Дня Победы совсем немного. Погиб 8 марта 1945 года под Кенигсбергом. Спустя 60 лет я нашел его могилу. С тогдашним президентом Дмитрием Медведевым мы тогда прилетели в Калининград, на празднование Дня Военно-морского флота. Я взял с собой похоронку, которую мы получили на отца. По прилете попросил девочек из протокольного отдела передать ее историкам из музея, чтобы они помогли найти могилу отца. И они ее нашли! Недалеко от Калининграда есть кладбище, где расположено больше ста братских могил. Только вошел на территорию и на обелиске среди прочих фамилий увидел: Хорошевцев А.М. С отчеством только вышла путаница. Отец был Александром Никаноровичем. Мы возложили цветы, выпили по 50 грамм водки, помянули отца. Он был танкистом. О страшных боях под Кенигсбергом мне в свое время рассказывал маршал Иван Баграмян. У фашистов там было три кольца обороны. При штурме города полегло немало наших солдат и офицеров.
«На два голоса с Левитаном»
— Вам посчастливилось работать с Юрием Левитаном, в годы войны читавшим сводки Совинформбюро и объявившим о взятии Берлина.
— С Юрием Борисовичем мы вместе с 1968 по 1983 год вели праздничные репортажи с демонстраций на Красной площади, посвященные Первомаю и годовщине Великой Октябрьской революции. Но сначала я был у него режиссером, работал над музыкально-текстовым оформлением. Однажды во время записи заметил: мне кажется, что здесь надо сделать инверсию вверх, а вы пошли вниз. Юрий Борисович сказал: ну-ка, иди к микрофону, покажи, как это, по-твоему, должно звучать. Когда я закончил читать блок, где было три лозунга, он буквально влетел в студию и сказал: запомни, с этого дня все лозунги и призывы ЦК КПСС на Красной площади я буду читать только с тобой. Он почувствовал во мне родственную душу. Мы с ним совпали, были, как говорится, на одной волне. Хотя Юрий Борисович знал, что я заикаюсь, научил меня перед буквами П и С, которых я боялся, делать логические паузы.
— И однажды подвели своего учителя, назвав генсека Брежнева Леонидом Осиповичем…
— Сработал эффект неожиданности и подсознание. Мы стояли на трибуне, когда к нам неожиданно спустился Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев. Обращаясь к Левитану, он сказал: здравствуйте, Юрий Борисович, мне так сегодня понравилась демонстрация, что я даже прослезился. Потом поприветствовал меня. Я в ответ выпалил: здравствуйте, Леонид Осипович! Наступила пауза. Первый секретарь Московского горкома Виктор Васильевич Гришин мне из–за спины Брежнева кулак показывает. Я думаю: ну все, светит мне «Лубянка», «Матросская Тишина». Вдруг Брежнев говорит: вы, Женя, должны знать, что Леонид Осипович — это Утесов, а я Леонид Ильич. Генсеку не изменило чувство юмора. Все рассмеялись. Я был спасен.
С ЮрБором, как все звали Левитана, во время демонстраций мы занимали места в студии, которая располагалась напротив Мавзолея, на 6‑м этаже ГУМа. И на два голоса, пока шла фонограмма с маршами и песнями, читали в микрофон на всю площадь лозунги и призывы.
Как–то он спросил меня: Женя, а что это ты не даешь мне читать лозунг про советских женщин? Речь шла о призыве «Да здравствуют советские женщины, активные строители коммунизма». Я отшучивался: Юрий Борисович, вам это уже не нужно, а мне еще пригодится. И переиначивал призыв, опуская концовку: «Да здравствуют советские женщины, активные». И все.
Демонстрации в то время проходили весело. Корреспонденты с радио шли с демонстрантами в одной колонне, вели прямые репортажи с места событий. Помню, один из корреспондентов шел по Красной площади со станкостроителями завода «Красный пролетарий». В прямом эфире он передавал: «Какая замечательная профессия станкостроитель… Рядом со мной передовик производства, которому я задаю вопрос: с каким чувством вы встречаете Первомай?» А работяга, который с товарищами успел в подворотне на подступах к площади принять на грудь, возьми и пошли его в прямом эфире куда подальше… Репортер не растерялся, тут же перехватил микрофон и выдал: вот так, с шутками и прибаутками, советский народ встречает праздник весны.
— Ваш голос с голосом Левитана не путали?
— Нет. Я никогда не читал под Левитана, не подражал ему. Это уже потом, когда в 1983 году его не стало, в память о великом дикторе я стал немножко опускать тембр голоса, чтобы осталось его звучание.
Я ведь голос Левитана помнил с детства. У нас дома висела черная тарелка репродуктора, и каждый день я слушал сообщения Левитана о состоянии здоровья товарища Сталина. Потом в художественном фильме «Похороны Сталина», который поэт Евгений Евтушенко снял в 1990 году, я читал эти сводки. Евгений Александрович, который был сценаристом и режиссером, признался: «Я не думал, что кто–то способен прочитать текст так, как это делал Юрий Борисович Левитан. Вы не только взяли его манеру чтения, но передали состояние души». У меня иной раз спрашивают: как вы это делаете? Я говорю: я не знаю, я просто чувствую и передаю этот посыл зрителям.
— Вы с Юрием Левитаном читали сводки Совинформбюро для музея в Берлине. Работа так и осталась незавершенной?
— Мы должны были в сентябре улететь с ним в Германию, продолжить начатую работу. Я выступал в этом проекте как режиссер. А перед этим я отправился в отпуск на юг. Лежу на пляже, еще рано, шесть утра, никого нет, тишина… Вдруг порыв ветра набрасывает мне на лицо газету «Советская культура». Я машинально снимаю газетный листок, и первое что вижу — портрет Юрия Левитана в черной рамке. Кинулся звонить его дочери, она говорит: «Вчера похоронили». Вот так он мне «прислал» весточку о своей смерти. Юрий Борисович умер 4 августа 1983 года от сердечного приступа. В Белгородской области он встречался с ветеранами Курской битвы. Он ведь на радио вел передачу «Говорят и пишут ветераны».
— Вспомните один из самых сложных текстов, который вам довелось произносить.
— Ком подкатывал к горлу, когда руководители государства возлагали венки к Могиле Неизвестного Солдата, и я говорил: «Вспомним тех, кто не пришел с полей войны…» Но меня буквально душили слезы, когда я во Дворце спорта Ярославля вел вечер памяти погибших хоккеистов из команды «Локомотив». После авиакатастрофы прошло 40 дней. На экране шли фотографии ребят, они лихо забивали шайбы, смеялись, а потом растворялись… и вверх шел луч света. Они уходили по одному, а я читал их фамилии и имена. Эмоционально это было очень тяжело.
«Как вам имя — Бванга Бвамба Бван?»
— Вы являетесь диктором протокольных мероприятий Президента Российской Федерации. Объявляете выход главы государства. Вам требуется при этом придерживаться жесткого стандарта?
— Текст и расстановка слов постоянная, я говорю: «Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин». Интонация, конечно, может варьироваться. Надо произнести эти слова так, чтобы главе государства было приятно войти, чтобы он понял всю значимость своего выступления на данном мероприятии.
Если это встреча с военными, я произношу текст уже твердо, отрывисто: «Президент Российской Федерации, Верховный главнокомандующий Вооруженными силами Российской Федерации Владимир Владимирович Путин». Если предстоит встреча с детьми, в голос добавляю теплоты, произношу текст уже мягче.
— Согласно протоколу президент входит последним. Как определяете момент, когда нужно объявлять главу государства?
— Если мероприятие происходит в Большом Кремлевском дворце, смотрю на монитор на столе, где отображается картинка с камер, установленных перед «золотой» дверью. Я вижу, кто идет. В любом другом случае мне подает знак шеф протокола.
— Доводилось беседовать с президентом?
— Однажды в Питере награждали бизнесменов, перед церемонией Владимир Путин подошел и спросил: «Что ты там будешь читать? Ну-ка покажи». Посмотрел текст и, показав на абзац, сказал: «Вот это произносить не надо». Я сказал: «Все понял». В основном же мы просто приветствуем друг друга. Бывает, президент спрашивает: «Все нормально?» Я говорю: «Все нормально».
— На торжественных обедах и ужинах, которые устраивает Президент России по случаю официальных визитов глав разных стран в Москву, вы объявляете приглашенных. Также произносите имена послов при вручении верительных грамот. Как справляетесь с труднопроизносимыми фамилиями?
— Приезжаю заранее, репетирую. Особенно трудны для произношения ирландские фамилии. Они двойные, тройные, с невообразимыми ударениями. Не отстают Восток и Африка… Как вам такое объявление: «Чрезвычайный и полномочный посол Республики Замбия Бванга Бвамба Бван». Чтобы не сделать ошибки, разбиваю имя на слоги, проговариваю несколько раз, советуюсь с переводчиком, где правильно сделать ударение.
— Как получилось, что президента Дмитрия Анатольевича Медведева вы чуть Владимиром Владимировичем не назвали?
— Это было на Международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Первый раз я объявлял Медведева в качестве президента на пленарном совещании перед иностранными гостями, и все было нормально. Второй раз — на форуме, где были в основном наши соотечественники, шла церемония вручения премий за заслуги в области энергетики. Дмитрий Медведев должен был выступить с речью. И только ленивый перед этим не подошел ко мне и не сказал: «Только не ошибись». Не надо никогда говорить под руку. Когда увидел, что он уже идет, произнес: «Президент Российской Федерации Вла… Дмитрий Анатольевич Медведев». Рефлексы Павлова еще никто не отменял… Вовремя исправился, но пресса раздула инцидент.
— Вы когда-нибудь разыгрывали друзей, пользуясь своим голосом?
— Однажды я опоздал на вечеринку, которая проходила на даче, пришел поздно, веселье было в самом разгаре… Приоткрыл дверь и торжественно, с расстановкой произнес: «Говорит Москва. Московское время 6 часов утра. Доброе утро, дорогие товарищи, начинаем утреннюю гимнастику…» Надо было видеть лица собравшихся. Они не могли понять, откуда говорит радио. Мотали головами, не в силах понять: поздний вечер сейчас или утро? Когда увидели меня, рассмеялись и вздохнули с облегчением, потому что думали, что уже не успеют вовремя добраться до работы…