О, это была драка талантов! Во-первых, чуть не переругались все, споря, куда выходить: на арену или в манеж (молчу уж о чужеродной для цирковых “сцене”). Потом вдруг выяснилось, что цирк — самое что ни на есть королевское, аристократическое священнодействие, а не как большевики по недоразумению решили, что это лишь забава для темных, сизых и безграмотных. Так что падаем ниц: нынче августейшие семьи Европы лично рулят цирковыми процессами… А еще оказалось, что артист очень даже запросто может обойтись без режиссера, примерно как наши герои — Кейси Карл (позывной — Баблмен) и Семен Шустер (клоун Хуш-Ма-Хуш). Мало того, что на фесте они получили от Калмыкова по увесистому гран-при, так еще и весь зал старейшего цирка Чинизелли их по праву признал самыми смешными лысыми дураками сентября.
* * *
У Кейси Карла нет своих детей, для него дети — весь мир, ибо любой из нас превратится в ребенка, стоит облечь его в мыльный пузырь…
— Кто вы изначально по цирковой профессии?
— Когда-то я был обычным американским клоуном, но мне дали понять, что таких тьма-тьмущая, в моей работе ничего нового нет, а надо непременно чем-то выделяться. Тогда-то (а это ровно 20 лет назад) я и нашел пузыри. Кто-то называет это клоунадой, кто-то искусством, я же говорю: оригинальный, ни на что не похожий жанр — комические спектакли с пузырями… вне категорий! Тут всё на эмоции, на эффекте удивления.
— 20 лет с пузырями… свихнуться можно!
— Да, причем полный рабочий день! Вся жизнь — в мыле, настоящая баблмания! Зрители думают — ха, обыденная вещь, но они не подозревают, какая тайна тут кроется… Музыка, смех и пузыри — что может быть волшебнее? И я первым в мире стал делать такие большие пузыри: если круглые — то полтора метра в диаметре, а если вытянутые — аж до 10 метров, ей-богу, не лопаются, такая колбаса! А еще я первым поместил другого человека в пузырь.
— А острие шпаги, или вот — “Московский комсомолец” можно поместить в пузырь?
— Разумеется, главное, чтобы они был хорошо увлажнены. Давайте-ка помочим…
— Мне сказали, что раствор вы привезли с собой из Штатов, рецепт под большим секретом?
— О, это важнейшая часть. Да, сам концентрат привез из Америки. Здесь разбавляю. Пузыри должны надуваться именно тогда, когда мне это нужно. Ведь тот мыльный раствор, что продается в магазинах, на сцене работать не будет. А у меня свой рецепт, из чего — не открою, но для здоровья неопасен, по крайней мере, врач мне разрешил этим ремеслом заниматься. Пузыри-то часто лопаются о мое лицо. Лезут в глаза. Но это самая безопасная и чистая работа на планете. Хотя у моей жены на мыло сильная аллергия.
— С виду кажется, что все просто, но вы в пузырь просовываете трубку и там надуваете еще пузырь, виртуозно…
— Легкость обманчива. Если вы не научились понимать психологию пузырей — даже с самым лучшим раствором у вас ничего не выйдет. Баблы очень требовательны. Они должны быть счастливы, понимаете? Пузырь не должен быть поврежден. Что за бабл — инвалид? Тут ювелирная работа, много практики. Нельзя, например, работать на улице. Ветер невозможен. Ведь пузырь неуправляем. Поэтому у меня свое камерное шоу в театре, где из пузырей получаются скульптуры в разноцветных дымах… Баблы так и светятся радостью!
* * *
А Сема тоже дует пузырь — головка микрофона разгоняется до гигантских размеров, взрываясь мукой. Он как в Питер приехал, всё — в момент поставил себя суперзвездой и слышать ничего не хочет. Ему говорят: “Сема, Калмыков велел, чтоб вы завтра к 10 утра были!” — “Издеваетесь? У меня два ночных представления, потом весь день ехал сюда, репетиция, а где сон? Я падаю! Короче, либо к двум, либо никогда!” Пошла репетиция. “А почему толстая веревка не свисает из-под купола?” — “А что, вам обычная не подойдет? При свете софита она визуально утолщается”. — “Я же высылал требования! Где веревка???” Ну и в таком духе…
Наконец, уединяемся в гримерке №13. Клетушка полна друзей, помнящих Сему еще чуть не с восстания на броненосце “Потемкин”. Семен разоблачается и голой спиной ложится на иголки — час необходимой терапии.
— Сема, в двух словах: почему вы называетесь “хоуш-ма-хоуш”?
— Не, это абракадабра, ничего не обозначает, игра слов. Лет 12 назад работали вместе с одним ведущим на Украине, Дмитрием Оськиным, он просто дурачился, давал всем чудные звания. Ну так. Сказал: “Ты похож на хоуш-ма-хоуш!” — “А кто это?” — “Не знаю! Но это ты”. Я ж в поиске, ну и принял…
— А волосики когда нашли? Имидж — чтоб торчали на две стороны? И пружинили, когда надо?
— О, это вообще лет 20 назад. Еще в советскую власть. Нравы были еще те, милицейские…
— То есть решили выпендриться, чтоб забрали в милицию?
— Да нет, просто у нас с ребятами был какой-то протест, тем более что уже начали разрешать не быть похожими друг на друга, не пионерами. Вот и начал сбривать, сразу такой крик: “Неужели можно делать все что угодно?!” Но прежде это лишь было юношеское дурачество; клоунский образ был найден спустя время… Говорят же, что клоун десять минут делает свой номер, при этом он делает его всю жизнь.
— В аэропорту вы обязаны снимать кепку…
— Да-да-да, снимаю и — везде одно и то же, все ржут, созывают окружающих. Раньше для меня это было — ой! А теперь — смейтесь ради бога! Иначе для чего я в 16 лет ушел из дома и окончил Киевское цирковое училище…
— А другой альтернативы мальчику из еврейской семьи не было?
— Ну любил я цирк! Конечно, в моей семье это за профессию никто не воспринимал. Папа с мамой — бухгалтера… Мамы нет уже, папе 85 лет.
— Не говорили разве — “Сема, куда тебя несет?”
— Воспринимали за баловство, но не пьяница, не наркоман — и слава богу.
— Вчера здесь была конференция по цирковой режиссуре, и Кристиан Криштоф, арт-директор фестиваля в Будапеште, возопил: “Мы теряем высокое искусство цирка! Оно как никогда подвержено риску! Аудитория ужасно помолодела, сейчас ведь дети быстро взрослеют. От 3 до 12 лет — это все, что у нас осталось”. Вы согласны с ним, что цирк вынужден ориентироваться на очень юный возраст?
— На Западе — да, цирк — удовольствие сугубо для детей… в своей традиционной форме. Но в этом нет никакой проблемы! Цирк — не опера и не балет, и ориентироваться на детей — норма. Ничего постыдного. При этом всегда были здесь свои режиссеры-новаторы (как Валя Гнеушев), которые поднимали цирк до уровня высокого, большого искусства... И то и другое прекрасно.
— Клоун обязательно должен быть смешным?
— Естественно!
— Но часто слышно о “странных” клоунах, не развлекающих, а… Вон вчера одна режиссерша с умилением говорила о клоуне, который обронил на манеж банан, поскольку его участь — кушать лимон… Он ел лимон, ел, и зрители лили слезы.
— Нет-нет-нет, клоун должен быть смешным! И со всеми этими “клоун странный, клоун жалкий” не согласен! Если клоун не смешной — все остальные эпитеты в его адрес не имеют смысла… Люди пришли поржать, им плевать на все “художественные ценности” его “произведения”, на драматические линии, коллизии и прочее. Смех — вот наше искусство. Так и раньше было, сто лет назад люди шли на базар за картошкой, но вдруг завернули в цирк — посмеялись, пошли дальше с хорошим настроением…
— Вот у вас душа должна быть как белый лист, как эту девственность сохранять, если один нахамит, другой наплюет?
— Ну так в этом и заключается профессионализм. Притворства нет. С детьми никакая фальшь не пролезет. Я знаю, у меня же есть семья, дети. Трое. Причем старшему 22.
— Да вы сами на двадцать выглядите…
— Мне вдвое больше, а сын приемный. Детишки к моей профессии относятся серьезно. На маму вообще не реагируют, пока не вмешаюсь… Люблю быть в семье, она крайне важна, ведь постоянно заниматься искусством сложно, да и не нужно. Хотя дома сколько времени уже не был — дом-то в Берлине, а работаю сейчас в Париже.
— У вас смешная прическа, смешные глаза, нрав… А бывают же моменты, когда ну не хочется быть клоуном, хочется спрятаться, затаиться. Как быть-то?
— Грусть — это грех. Я так считаю. Точно. Надо радоваться. Заставлять себя видеть в жизни самые яркие, удивительные краски! И самому нести свет и от света заряжаться. У какого писателя, я забыл, есть чудесное высказывание: “Кто придумал новомодную болезнь — депрессию? В сельском медицинском справочнике такой болезни не значится!” Поле раскопал, корову подоил, какая там депрессия! Надо прогонять от себя это все! Клоуну нельзя быть злым, алчным, завистливым. Люди должны тебе симпатизировать, но не жалеть!
— А выпить, расслабиться можно?
— Все можно! С большим удовольствием. Но до работы — нереально. Да и не выпивка главное, а… юность души. Выход в манеж — как в первый раз! Вот у меня есть замечательный друг, ему 82 года, зовут Пьер Этекс. Живет в Париже, снял свои пять фильмов, получил “Оскара” за один, “Каннскую ветвь” за другой. Пришел ко мне как-то: “Давай выпьем”. — “Да ладно!” — “Просто медицински расширим сосуды! Я ведь так волнуюсь — меня завтра снова ждет сцена, даже министр культуры придет!” — достал бутылку, пригубили… Это так важно — абсолютно детское восприятие реальности: он суперпрофи, а все равно волнуется! Как и я сейчас — скоро представление, пора гримироваться!
Третий звонок — и публика бежит знакомиться с двумя российскими открытиями Первого феста цирковой режиссуры. В добрый путь! И счастливых вам пузырей!
