Экс-мэр и “Пер Гюнт”

Юрий Лужков пришел с цветами на премьеру в “Ленкоме”

“Ленком” замахнулся на эпос — жанр опасный, не модный и дорогостоящий. Ошеломляющий размах, с каким поставлен “Пер Гюнт” Генриха Ибсена, пока не позволяет полностью оценить масштаб события. Но в том, что это событие с большой буквы, сомневаться не приходится. С подробностями из “Ленкома” — обозреватель “МК”.

Юрий Лужков пришел с цветами на премьеру в “Ленкоме”
Пер Гюнт — Антон Шагин.

Светская составляющая на ленкомовских премьерах всегда неотъемлемая часть действия. Кто почтил новую работу своим присутствием — мерило популярности театра. На “Пер Гюнт” собралось много вип-персон: министр культуры Александр Авдеев с супругой, Александр Ширвиндт с супругой, Армен Джигарханян с миловидной спутницей, художник Ксения Ярмольник, актриса Алла Покровская, бизнесмены и другие занимали лучшие места в партере, в то время как возбужденная молодежь оккупировала места подешевле. Под уходящий свет в зале появился Иосиф Кобзон с… И вот это был сюрприз, который, впрочем, публика не успела обсудить по причине того, что спектакль начался.

Ровно посреди сцены стоял здоровенный металлический квадрат, который в раме сценического зеркала походил на “Черный квадрат” Малевича. И супрематическая ассоциация, надо заметить, органично корреспондировалась с эпической поэмой великого норвежского драматурга-новатора.

“Ленком” замахнулся на эпос

“Ленком” замахнулся на эпос

Смотрите фотогалерею по теме

Из досье “МК”: самое значительное произведение Ибсена, датированное 1867 годом, нечастый гость на сцене. В России ее ставили в МХТ (1912 год), а в СССР — в год Олимпиады — сразу в двух театрах: сначала в рижском ТЮЗе (реж. Адольф Шапиро), а затем в Ленинградском театре им. Пушкина, ныне Александринке.

Озе ­— Александра Захарова. Фото: Михаил Гутерман.

Уже с самых первых сцен стало ясно, что Марк Захаров развернул полотно эпического размаха. “Квадрат” оказался многофункциональным трансформером. Сцена тяжело ворочала крупными конструкциями, впрочем, работавшими как часы (браво, постановочная часть!). И они-то превращали сцену то в село, то в подземное царство троллей, а также в гору, кладбище и прочие места, по которым прошел этот тип — Пер Гюнт. Сын норвежского народа — сценическое воплощение вечного образа “блудного сына” в космическом масштабе. У Захарова именно так: кому канавка, а кому море художественная акватория. Захаров — мастер последнего, подтвердивший высокий разряд и хорошую форму, несмотря на преклонный возраст.

Марк Захаров:

— Мне интересен “Пер Гюнт”, потому что я прошел “точку невозврата”. И реально ощутил, что жизнь не бесконечна, как мне казалось в детстве и даже после окончания института. Можно посмотреть на собственную жизнь как на шахматную доску и понять, по каким квадратам проходил мой путь, что я обходил и во что встревал, потом стесняясь, потом сожалея…

Вот и его Пер Гюнт — оторва, драчун, дурень, слабак, но вообще-то добрый малый — движется по земле согласно природным инстинктам. Чтобы, когда будет пройдена “точка невозврата”, мучиться вопросами, каяться, молить о прощении ослепшую Сольвейг — символ жертвенной любви. Трагедия личности у скандинава Ибсена жестка, сказочна, но прозрачна.

Сам же Пер Гюнт имеет неэпохальный размер. Антон Шагин невысок, не качок — в общем, не герой. Но именно его назначение на роль определило успех спектакля. Он органичен и обаятелен в своих похождениях, раскаяниях, ничтожестве. Антон Шагин правдив во всем вышеозначенном, и теперь можно точно утверждать, что рождение артиста Шагина произошло не после фильма “Стиляги”, а после спектакля “Пер Гюнт”. Как когда-то после “Тиля” — рождение Николая Караченцова.

Удивительна и Александра Захарова в роли Озе, мамы героя. Ее остро характерность соткана из нежности, гордости, материнских страхов, прикрытых показной грубостью. Не стесняется в выражениях: “Тварь, мерзавец…” — и ручками делает так, что публика покатывается и бьет в ладоши. Много неожиданных появлений известных артистов: Виктор Раков — легкомысленно-безответственный король троллей, Иван Агапов сразу в нескольких ролях А вот Сергей Степанченко (Пуговичник) не удержал принципиальную роль в поэтической стилистике, уронив ее во втором акте в быт, и предстал тем, каким часто являлся в других спектаклях “Ленкома”, — колоритным резонером.

Спектакль не играется, а протанцовывается, и в данном случае хореография Олега Глушкова — не танцы, сопровождающие текст и действие, а язык и жест спектакля с нордическим силовым характером. И с ним блестяще справляется совсем молодой состав “Ленкома”, правда, покрикивающий временами от волнения. Жест здесь лучше всяких слов — будь то отповедь матери блудному сыну, попойка на свадьбе или драчка у троллей. Как в старом добром “Ленкоме” сцена с ее обитателями, декорациями стремительно летит, отправляя в зал мощный энергетический заряд.

На бисах, продолжавшихся довольно долго, неожиданно к сцене подбежал тот самый “неожиданный” спутник Кобзона — Юрий Лужков! И — бросил букет цветов. Его поймала Александра Захарова. Видно было, что экс-мэр вдохновлен зрелищем.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру