Разноцветные линии и точки хаотично покрывают десяток полотен, выставленных в галерее “Файн Арт”. Однако сквозь размашистые мазки проглядывают лица, выполненные в технике гравюры. Очень похожие на те, что украшают валюты разных стран. Но нет, здесь нет Джорджа Вашингтона и Бенджамина Франклина. Вместо них композиторы, которые никакого отношения к валютам не имеют вовсе — Вагнер, Бетховен, Шопен, Глюк, Гайдн. А еще политики — Наполеон и Петр I (под названием “1 евро окно”). Все композиторы тоже подписаны иронично (по крайней мере такую попытку предпринял автор): “Один глюк” на Кристофе Виллибальде Глюке, “Ну очень дорого” — на портрете Бетховена. Тимофей специально нашел гравюры исторических личностей, напоминающих “изобразительный язык денег”, то есть выполненных в той же стилистике. Зачем?
— Деньги и изображение денег считаются великой банальностью, — говорит автор. — Но в моем случае деньги являются величайшей абстракцией. Я хотел показать, что изобразительное искусство изначально абстрактно. Суть искусства — пятно и линия, как говорил Кандинский. Точка — это начало линии, а линия — это множество точек. На купюрах изображены фигуры странных людей. Если вдуматься, то какое отношение имеет Вашингтон к доллару, а Хабаровск — к пятитысячной купюре?
Чтобы доказать абсурдность выбора тем для валюты, Смирнов показывает реальную бумажку стоимость 5 тыс. рэ. Видно, художник в ладах с миром рыночных отношений. И образ у него соответствующий: голливудская улыбка, элегантный пиджак и шарф. Год назад выставку о ремесле рисовальщика представлял, кажется, другой человек — бородатый, в черной робе-водолазке. Сейчас 30-летний Смирнов сошел бы за легкомысленного денди, если бы не вдумчивый взгляд.
— Мы перестали разделять цену и ценность, — рассуждает он. — Своей выставкой я хочу показать суть искусства. Пещеры Фон-де-Гом (во Франции, там был найден наскальный рисунок эпохи позднего палеолита, 15—11 тыс. лет до н.э. — М.М.) или Альтамира (испанская пещера с наскальными изображениями животных эпохи палеолита. — М.М.) хранят искусство магическое, его до сих пор не расшифровали. В абсолютной темноте древние люди расписывали высокие потолки. Зачем? Они писали без финансового интереса. А сейчас картины превратились всего лишь в ликвидное вложение денег.
— Старая художественная Москва считает, что художник должен быть бедным. Молодые авторы не стыдятся зарабатывать. Твоя позиция?
— Рынок всегда был автономен от художественного движения. К сожалению, общество считает, что все должно иметь функцию. Научить, воспитать, но не расширить сознание. Я протестую против функционального отношения к искусству.
Француженка Жюдит Бенаму в книге “Цена искусства” пишет о кухне, о том, как растет рынок искусства: чем сложнее интеллектуальная составляющая искусства, тем скромнее его коммерческий успех. И это безнаказанный процесс. Мой проект показывает, что, даже изображая деньги, я не стремлюсь к обслуживанию общества со странными вкусами.
— Что делать, если интеллектуальное искусство требует образования, знаний истории искусства, а ее в школах и вузах дают сжато?
— Воспитание продуктом и ведет к такому восприятию искусства, когда человек не хочет думать сам. Он ждет объяснений и расшифровок, его затравили. Советская модель даже музыку расшифровывала словами — это медведь идет, это солнце встает. И мы и сейчас стараемся перевести искусство. Но искусство вне добра и зла, оно над реальностью, вне сознания. Сознательный подход ведет к культу вещи. Но картина — не лопата, ей ничего не сделаешь, она не для души.
