— Что самое главное для воздушного гимнаста с психологической точки зрения?
— Я себя не причисляю ни к акробатам, ни к гимнастам. Нет такой подготовки, простите...
— То есть глаза нас обманывают? Это не вы носитесь под куполом?
— Я. Но, понимаете, изначально шла в музыканты...
— Вот как? Впервые слышу о таком «падении нравов».
— И я о том же. Ощущаю себя этаким чуждым, инородным элементом. Ведь серьезно училась в музыкальной школе, причем на народных инструментах — той же домре, гитаре... есть такой дар от природы: абсолютный слух. Складывалось все удачно, и рассчитывала на поступление в вузы.
— В какой же момент все сорвалось?
— Ну... в момент, называемый «переходным возрастом».
— Проснулась ненависть к музыке?
— Не то чтобы, но отрицание всего и вся, что «навязывалось» родителями. Хотя навязывалось — сильно сказано, мама давала свободу выбора.
— «Да как же так? Какой, к черту, цирк?»...
— Ну, не настолько жестко. Музыка нравилась и нравится, это то, что живет в каждом, куда без нее? Неспроста же поступила в цирковое училище именно на отделение клоунады и музыкальной эксцентрики, освоив там и саксофон, и...
— Значит, две профессии вошли в противоречие? Но какой это козырь — абсолютный слух!
— Знаете, он помогает, но он и мешает. Абсолютники — люди из другого мира. Ты слышишь, допустим, тембр человеческого голоса или звук пилы и можешь все это расписать по нотам. Я была очень наивной, полагая, что все люди так чуют. А потом обнаружила, что мои партнеры-эксцентрики не то что по нотам не разложат, они вообще ничего не слышат!
— А как относитесь к цирковым оркестрам?
— Это душа нашего искусства. Но не все это понимают. Однажды мы приехали в Ижевск, и вдруг выясняется, что оркестр там уволили за ненадобностью. А почти у всех номера под живую джазовую музыку! Пришлось руководству срочно вернуть оркестрантов, и с ними так классно было работать!
— Но почему же в цирк-то понесло?
— Это бунт. Но бунт сердца. Знаете, как в русской сказке: едет богатырь, и на дороге камни лежат — «направо пойдешь, налево пойдешь». Вот и у меня что-то в этом роде. Лежат камни, приводящие всегда к крайне спонтанным решениям. Так и цирк: то ли интуиция, то ли зов сердца.
— А может, родитель есть цирковой?
— Нет, мама генетик, профессор МГУ, а папа (хотя с нами не живет) биолог-герпетолог. Видимо, от него такая склонность к авантюризму. Папа постоянно путешествовал, лазил по каким-то пустыням; маленькой смотрела на этих змей, кишащих в террариумах. Да и сейчас у него две гюрзы сидят... К цирку, как видите, это отношения не имеет. Единственное, лет в 14 поступила в киношколу: захотелось стать режиссером. Там-то и делали с детьми проект с элементами цирка, что, видимо, зацепило.
— То есть вы человек ищущий, не идете торными дорожками?
— Ну да: пришла к режиссеру Владиславу Шпаку и сказала: хочу стать клоуном, возьмите.
— И как мама отнеслась к клоуну-дочке?
— Она до сих пор, мне кажется, не совсем понимает, чем я занимаюсь: генетики живут в своем замкнутом, возвышенном мире. А я свой выбор и себе не могу объяснить — все спонтанно. Но так и надо. Зато теперь есть чувство, что вышла на правильную дорогу.
— Но клоуном пока не стали?
— Клоунада — штука куда более сложная, чем что-либо, чем тот же воздух. Смотришь иногда на женщин-клоунесс — и что-то не то. Мужчине проще быть смешным, а женщина... она милая, кокетливая, но вот заставить зал ржать... Взять Фаину Раневскую. Это круто, она — мастер, но она, простите, одна на много тысяч актрис. Но... у меня все еще впереди, главное — гореть цирком, этот капканчик безумно затягивает.
— Все у вас спонтанно, но есть вещи чисто физические: та же боязнь высоты.
— Боюсь, конечно. Просто научилась контролировать это чувство.
— Как можно контролировать ватные ноги?
— Первый раз педагог поднял под купол — посидела там
— И сразу — на Вернадского?
— Вы шутите? Сначала пошла в шапито — в самое-самое плохонькое, маленькое и грязное, которое только нашлось. Но было огромное желание начать работать хотя бы и за 10 долларов...
— Легко мирились со скромным бытом? Или были иные источники дохода?
— Доходов других не было. И нет. Скромный быт в шапито — это мягко сказано. Особенно зимой в России. Но мне хотелось себя испытать. Читала, помню, в детстве много, и каждый раз герой, чтобы чего-то достичь, проходил через кучу страданий и боли. Так два года и прожила: увидела все самое плохое, что есть в стране. И хорошее тоже. А как мой номер делался — это вообще мазохизм... но это закалило.
— Ваше «Воздушное танго» по науке называется номером на полотнах?
— Нет, полотна — это просто два вертикально висящих куска ткани. А у меня — вариант петли, что-то среднее между ремнями и полотнами. Зашла в магазин, купила обычную жесткую ткань, которая впоследствии проверялась на прочность в ходе испытаний. А сшивала ее своими руками.
— Специфика номера не позволяет выступать вам с лонжей.
— Вы боитесь ездить на автомобиле? Паники нет? Вот у меня то же самое: я уверена в том, что делаю. И только если что-то идет не так, включаю какие-то дополнительные возможности: просто здоровое чувство самосохранения.
— А почему вас подают как «гармоничное сочетание мужских элементов гимнастики»...
— Делаю не совсем стандартную работу для женщины. Обычно, скажем, гимнаст, показывающий шпагат под куполом, «оплетает» ноги тканью, чтобы зафиксироваться — если даже упадешь, то никуда не денешься, будешь висеть. А я это делаю вчистую — на кончиках пальцев...
— У вас дьявольски красивая фигура: надо держать себя в форме, не кушать после шести...
— Нет, у меня как раз есть проблемы с весом. На месяц, а то и больше, исключаю что-то из рациона; вспоминаю нашего педагога по хореографии: «Ребята, надо меньше жрать!». Но в любом случае для больших физических нагрузок энергия нужна. Нагрузка же специфическая — только на определенные мышцы: на руки и верхний плечевой пояс. А ноги и пятая точка «висят». Приходится прибегать к фитнесу, чтобы «уравновесить» нагрузки. Вообще же самое сложное для гимнаста — эмоциональное состояние. Как настроить себя перед работой? Сейчас уже включается кнопочка, и я свой номер именно проживаю, не думая о высоте, трюках и физических вещах.
— С вашим-то характером еще укротительницей тигров станете.
— Не буду загадывать, животные — сложнейший жанр, ибо это полная несвобода, 24 часа в сутки без выходных надо быть с ними. Я же сама выстраиваю себе график: учусь еще в ГИТИСе на режиссуре цирка, потому что в какой-то момент проснулся безумный духовный голод, — поняла, что загнала себя в абсолютно физическое пространство, а ведь нужно чем-то еще вдохновляться, подпитываться. Цирк — живое искусство, дающее позитивную эмоцию. Я по крайней мере за это. И не согласна с мнением иных цирковых директоров, рассуждающих о цирке лишь как о развлечении.
— Эмоция должна захлестывать?
— Ну конечно, скажем, мой номер рассказывает о современной женщине, которая бежит-бежит-бежит либо от любви, либо к любви... сюжет раз от раза немножко меняется. Драма загнанной женщины, которая должна найти себя в жизни. И в конце мою героиню «разрывает» на весь зал, на мелкие кусочки (стою на коленях, прижимаю руки груди, доставая душу из себя). Это что-то очень-очень личное — коплю в себе это и хочу поделиться со всеми частью добра и тепла.
