«Терем-квартет», негабарит и перевес

— Брал интервью у той же Виктории Мулловой — такое впечатление, что вся музыка скатывается к стилю «кроссовер», мешанине... а вы тут, конечно, флагман!

— Смотрите, какая история. С самого начала нас не могли приписать ни к одному жанру. Мы-то знали, что играли, но этому имени нет. На классическом фестивале были слишком народными, на народном — слишком эстрадными, на эстрадном — слишком классическими. Вот и болтались. Нам помог знаменитый Питер Гэбриэл, вышедший в мир в конце 80-х с жанром world music. И мы вроде тоже «были в этом». Но в 90-е границы world-жанра совсем размылись, превратившись неизвестно во что. Не случайно сам Питер говорил: «Вы играете в жанре «теремизма». По счастью, теперь замечательно вписываемся в понятие crossover (за которое даже «Грэмми» вручают) и организовали два года назад конкурс в этом стиле...

— Да мы все уже живем в «кроссовер»...

— Абсолютно точно. Никто не одевается, допустим, только в «классику». И все машины — «кроссовер». И вся музыка: чисто джазовых или классических афиш по городу становится все меньше и меньше. Черта времени — соединение оркестра, балета, народников etc. Кончилась эпоха «прямого высказывания». Сейчас обязателен подтекст, даже игра подтекстами — вторым-третьим смыслом. Оттенками. Нельзя взять и воскликнуть: «Я тебя люблю!» Человек сразу начинает думать: а что ты этим хотел сказать? И к чему ты ведешь?

— И не австрийский ли ты шпион?

— Ну да, вы получаете прямо противоположный смысл. Тот факт, что мы взяли на вооружение русские народные инструменты, нас и подвигнул к тому, чтобы играть со смыслами. Что свойственно смеховой, скоморошьей культуре, где ирония, «обыгрывание» стоят не на последнем месте. Для своих картин берем известные мелодии, но не «обстебываем» их, а играем ими, используем как кирпичики.

— Как за столько лет не скатились в пошлость? А то многие скатились... есть известный хор, например.

— Нам всегда говорили: «Вы на грани. На грани. Как будто вот прямо сейчас уйдете в безвкусицу». Но всегда удавалось удержаться. Новый язык — штука всегда опасная. А мы любим ходить нехожеными тропами, и эта игра дает адреналин. Хотя стиль, скажу вам, меняется. Для 90-х было свойственно наличие быстро чередующихся картинок, прямого обыгрывания. А сейчас интонации в обществе иные: композиции должны быть выстроены музыкально более цельно. Просто от калейдоскопа, от ассорти люди устали.

— Клиповое сознание уступает место чему-то новому?

— Ритм остается, без частой смены картин нельзя, а то будет скучно. Но появилась целостность — нить, на которую этот ритм «нанизан».

— Но странно, что за столько лет вы не перессорились, не поубивали друг друга...

— «Терем» для всех нас — это уклад жизни. Мировоззрение. Наша крепость. И защита, и свобода одновременно. При этом мы очень разные. Как в сказке — у каждого своя роль, и друг без друга невозможно: Соломенный человек, Железный дровосек, Лев и Тотошка. Вместе они побеждают. Даже в названии этот смысл заключен... знаете, в теремок тот зверь пришел, этот...

— А потом пришел медведь и все разрушил.

— А есть продолжение: они вместе взялись и построили новый огромный дом. Чем мы всю жизнь и занимаемся.

— Откровенного лидера нет?

— Мы это лидерство друг в друге поддерживаем. У каждого оно свое. Стараемся все время «расширяться», многое сделав впервые. С «Виртуозами Москвы» играли, теперь часто выступаем с симфоническими оркестрами. Оперы делали с народными инструментами — ту же «Мотя и Савелий» Александра Чайковского. Выступаем с детским ансамблем «Теремок», созданным на нашей базе...

— Хочу получить честный ответ: как вы относитесь к «чистому» народному жанру?

— Проблема исполнителей на русских народных инструментах в том, что они забыли, что они народные. Варятся в своем соку, и разрыв с окружающим их народом все время увеличивается. В 40-е, приблизительно, годы сделали хорошее дело: ввели обучение на народных инструментах в вузах. Результат есть: школа наша очень сильна. С другой стороны, все эти домры и балалайки начали превращать в скрипки и виолончели. Для сохранения школы — отлично! Играй для себя, учись, осваивай. Мы сами всё это прошли. Но людям слушать классику на народных инструментах противоестественно. Классика сама сейчас в кризисе, а тут кризис в квадрате — смешно.

— Или — «Калинка-малинка»...

— Ну да, фольклорный китч с расчетом на интуриста — «рашен-колобашен». В свое время это было неплохо, но к концу 80-х даже выпившему интуристу было тяжело вкушать «Калинку-малинку». Хорошо на Западе — и тогда, и до сих пор — проходят концерты ансамбля песни и пляски. Но это другое. Это шоу. А вот инструменталисты, увы, уперлись в тупик. Никто ничего нового так и не создал. Слава богу, появляются такие, как Архиповский, давший балалайке новое звучание. Остальные же эксплуатируют тягу людей к народным песням, делая это на низком уровне. Так и получилось, что мы до сих пор одни! Последователи есть, но подражание ни к чему не приводит; они, бедняги, и разваливаются от того, что их начинают называть «вторым терем-квартетом».

— А как выкрутиться?

— Формулы нет. Надо перешагивать через стереотипы, слушать время, мир вокруг, мелодии, звучащие в воздухе. Что есть фольклор сегодня? Музыка телефонов, музыка кино... любая знакомая мелодия, имени автора которой вы не можете вспомнить, уже есть фольклор. Только через это можно быть понятным народу и одновременно нести что-то свое.

— Ваша вечная головная боль — провоз контрабас-балалайки Миши Дзюдзе; шоу начинается еще в аэропорту...

— Ну да, авиакомпании ее то подтверждают, то не подтверждают, какие-то самолеты на борт принять не могут — ужас. Плюс — постоянные проверки на рентгене, невлезание в аппараты; то негабарит, то перевес... но везде — центр внимания. В наших аэропортах слышу: «Ой, какая бандура едет!» В иностранных: «О-о, grande-balalayka!» Нам только что на юбилей подарили огромный на нее футляр из карбона, сделанный на заказ на авиационном заводе. Так что теперь как с космическим кораблем летаем: инструмент с футляром точь-в-точь весят предельные 32 кг, больше в багаж нельзя...

— Вам стоит только выйти на сцену — уже шоу. Артистичны по природе. Один лысый, другой волосатый...

— Третий — лысо-волосатый. Мы так и шутим. Артистичность проступила сразу. Каждый всегда был озорником в консерватории. Всегда был неформалом. Хочешь быть понятным людям — веди себя адекватно. Самое главное — быть живым. Надо идти от нутра. Раз хочется — делай! На сцене мы естественно музыкально общаемся между собой, ведь музыка — тот язык, которым можно сказать сегодня больше, чем обычным словом...