Настоящие герои всегда идут в обход

Писателю Вадиму Коростылеву — 90 лет

Все-таки у него странная, неправильная, что ли, судьба. Грандиозная личность. Талант. Но назовешь имя — Вадим Коростылев — пожимают плечами. А если скажешь: «Айболит-66», тут же начинается: да я на этом фильме вырос! Да, настоящие герои всегда идут в обход!.. Или мультик «Вовка в тридевятом царстве» — он у всех без исключения любимый. Не говоря уже про фильм «Король-олень», из которого мы узнали, что «любовь — это то, что бывает во взрослом кино». Как сказано! Все это написал Вадим Коростылев. Замечательному писателю, удивительному человеку исполнилось бы 90 лет.

Писателю Вадиму Коростылеву — 90 лет

Арбатский мальчик. Мечтатель, который писал стихи и мог с утра в одной пижаме, не переодевшись, по арбатским переулкам отправиться в школу. Бредил театром, поступал в студию Станиславского, и отцу-основателю Художественного театра даже понравился — тот попросил сестру взять мальчишку, когда тот подрастет. Играл в студии Станиславского роль Хлестакова. Но артистом не стал. Стал писателем, пьесы и сценарии которого растащили на цитаты. Об этом мечтают многие пишущие — не у всех получается. Один «Айболит-66» чего стоит: обаятельнейший Бармалей (Ролан Быков), добрейший, удивленный злом доктор Айболит (Олег Ефремов), очаровательнейшая Чича (Лидия Князева). О том, как жил и работал писатель, рассказала «МК» его дочь Марина Коростылева.

Это очень хорошо, что нам очень плохо

— «Айболит-66», «Король-олень» — какова была их судьба, а также других пьес и картин, снятых по сценариям вашего отца?

— Как ни странно, у «Айболита-66» судьба оказалась лучше, чем у остальных: фильм получил вторую категорию и широко шел. В первую очередь потому, что пробивной силой этой детской/недетской картины был Ролан Быков, человек с фантастическим даром убеждения. Он мог любого убедить, что черный лист в его руках — абсолютно белый. Интересно, что когда отсмотрели весь материал, Олег Ефремов сказал: «Вообще-то этот фильм не про Айболита, а про Бармалея». «Почему?» — спросили его. «Потому что у Бармалея есть главная песня, а у доктора нет». И тогда отец написал те самые знаменитые слова: «Это очень хорошо, что пока нам плохо». Получается, что Ефремов песню выпросил, а она стала гимном советской интеллигенции. Только пели ее иначе: «Это очень хорошо, что нам очень плохо».

А вот «Король-олень» вышел в третьей категории и фактически прошел четвертым экраном: слишком много было там аллюзий, намеков. Зато теперь его бесконечно гоняют по телевидению.

— А Вадим Коростылев, автор этих аллюзий и намеков, умел пробивать свои произведения? Сам был боец?

— Как сказать… У него была такая мягкая улыбчивая оболочка, а внутри он был кремень. Есть прекрасная история: секретарь МГК партии по идеологии (коммунистической. — М.Р.) Владимир Ягодкин имел разговор с отцом после выхода спектакля «Шаги командора» в Пушкинском театре. Эта пьеса, надо сказать, вызвала бурю, особенно в рядах пушкинистов.

— Пушкинистам-то Коростылев чем не угодил?

— Это было первое художественное произведение, где Наталья Гончарова представала в роли любящей жены. На него накинулись: припомнили ей царя, что она виновата в смерти поэта… А отец… он просто подсчитал, сколько лет она была замужем за Пушкиным, сколько за это время родила ему детей. И путем простого подсчета и, главное, по прочтении ее писем он пришел к выводу, что она была одной из лучших среди русских жен наших литераторов. Потом, у отца Николай I был не таким уж сатрапом, и сам Пушкин с резкими высказываниями — да много чего там было неправильного. Всеми уважаемый пушкинист в своей статье писал: «Даже письмо Пушкина об игре английского пианиста Гульда Коростылев умудрился уложить в свою концепцию». На минуточку — письма такого у Пушкина не было и в помине, его отец сочинил после посещения концерта Гилельса.

Так вот, этот секретарь по идеологии, который и закрывал спектакль в Пушкинском театре, сказал отцу после достаточно жесткого разговора: «Вы, наверное, не понимаете, с кем вы разговариваете». — «Почему же? Очень хорошо понимаю. Я даже вижу разницу между нами: вас могут снять с работы, а меня — нет». Вот смелый он был? Или нет? Пошел добровольцем на фронт, в первые же дни получил чудовищную контузию, которая впоследствии отзывалась ему страшными головными болями. После войны бросил Литинститут, уехал на Север, стал начальником зимовки. Потом женился на моей маме, которая была дочерью врага народа (одного из секретарей компартии Ирана, расстрелянного в конце 30-х). Мама рассказывала: когда родители решили пожениться, то будущая теща уговаривала отца этого не делать, но отец не внял.

Кстати, из-за отца в свое время меня не взяли в ГИТИС: профессор Образцова, специалист по зарубежной литературе, написала статью, где, в частности, обвинила отца в том, что он был недостаточно советским писателем. После этого он попал в список не рекомендованных к постановке драматургов.

— Сильно переживал подлые нападки?

— Он пришел в Дом литераторов, и кто-то его спросил: читал ли он статью Образцовой? Отец ответил: «Я глупостей не чтец, а пуще Образцовой». Поэтому, когда она услышала эту фамилию, ей очень не захотелось брать меня на курс. Ну и тогда Ефим Копелян сказал отцу: «Пусть девочка приезжает к нам». Так я оказалась в семье Копелянов, ставших моими вторыми родителями. И училась в лучшем на тот момент вузе — ЛГИТМиКе. Так что я очень благодарна, что меня не приняли в ГИТИС.

Вадим Коростылев и его любимый Айболит.

Если вы, нахмурясь, выйдите из дома…

— После таких идеологически неустойчивых пьес — и вдруг легкомысленная песенка из «Карнавальной ночи»? Как она появилась?

— Эльдар Александрович Рязанов рассказывал, что, когда были написаны все тексты (а их автором был Лифшиц), он понял, что чего-то не хватает. Не хватало песни со словами «улыбка», «настроение» и прочими банальностями. И как-то они встретились с молодым поэтом Коростылевым, и тот сказал: «Не вопрос, сейчас напишу!» — и написал практически сходу. А потом эта история уже обросла легендами: будто бы Иван Пырьев, в объединении которого снималась «Карнавальная ночь», спросил отца: «Что вам надо, чтобы вы написали песню, которую хочет режиссер?» И отец ответил: «Коньяк, кофе, бутерброды с черной икрой». Ему все это принесли. Когда все было готово, Пырьев посмотрел этот пятистопный ямб и спросил: «Кто же такое станет петь?!» — «Да вы же первый запоете», — ответил отец, но не от наглости, а скорее от зажима. Короче, стихи быстро отправили в Ригу композитору Лепину, и тот быстро написал музыку. Гурченко начала разучивать, и буквально на следующий день, говорят, Пырьев шел по коридору «Мосфильма» и напевал. Забыла сказать: он поспорил с отцом на бутылку коньяка, который стоял в кабинете Пырьева. Отец, естественно, выиграл, и дома дружно коньяк распили.

— Думаю, что песенка, должно быть, хорошо кормила вашу семью.

— Еще как! Ее пели в каждой подворотне, на всех радио, в каждом ресторане. А рестораны в то время всегда делали авторские отчисления. На эти деньги была выстроена отдельная квартира в нашей коммуналке. Было такое короткое время, когда Хрущев разрешил советским людям в своих квартирах делать любые перепланировки, и мой отец из коммуналки сделал квартиру. Надо сказать, что эта квартира на Гоголевском бульваре в свое время принадлежала брату коллекционера Бахрушина, которую он держал для запойных художников. Квартира с большой кухней, с комнатой для прислуги... У нас там было две комнаты, так вот, большую перегородили гениальной стеклянной перегородкой, и я за перегородкой прожила детство и отрочество.

Я наблюдала, как по другую сторону ее, за столом собирались замечательные люди. Кто только здесь не был: Ефремов, Юрский, Ляля Котова, легендарный завлит «Современника». Копелян, Макарова, Товстоногов, Хомский, когда приезжал из Риги, жил здесь… Потом появился композитор Борис Чайковский, выдающийся симфонист, и начал писать музыку к «Айболиту-66». В театральной Москве было такое понятие, как «телятина по-коростылевски», — отец отлично готовил. Он ходил на рынок, выбирал мясо. Потом запекал его и поливал только кипятком.

А случай с английским писателем Джеймсом Олдриджем? Когда тот в Москву приехал, они с отцом случайно встретились в Доме литераторов, ну и зависли там на несколько суток, пили водку. Причем, повторю, отец не говорил ни на каком языке, Олдридж тоже не знал русского, но они ушли от всех переводчиков; Олдриджа спецслужбы потом потеряли. Как ни странно, отца никуда потом не вызывали — может быть, потому, что он был беспартийным писателем.

Кстати, по поводу «Карнавальной ночи»… Олдридж, послушав песенку про настроение, сказал отцу: «Если бы это было в Америке, ты бы был миллионером». Но мы жили на авторские отчисления и от сценария до сценария, которые не шли потоком. Жили в долг: аванс раздавался за долги, а на остальное — гуляли. Такая жизнь была.

«Был патологически добр. Не прощал разве что подлости. Не терпел хамского отношения к женщине».

Хочу — пирожное, хочу — мороженое

— А ведь Вадим Николаевич начинал как поэт, серьезный писатель. С чего вдруг он вдруг начал писать для детей?

— Начал, когда я родилась. Он отлично разговаривал с детьми, никогда с ними не сюсюкал. Первым громким произведением для детей стал мюзикл «Димка-невидимка», который отец вместе с поэтом Львовским написал для детского театра. А поставил его Олег Ефремов. А потом появились пьесы «Кукла Надя и другие», «О чем рассказали волшебники», из которой, по сути, вырос «Айболит-66». И сразу же случился скандал. Дело в том, что выходная ария Айболита в пьесе (не в фильме) звучала так: «В английской сказке я Дулитл, а в русской — Айболит. Ведь вы не скажете «болитл», а скажете «болит». Теперь вам будет ясно вот, зачем был нужен перевод». К этому моменту никто не знал, что это не оригинальная сказка и что Корней Иванович Чуковский назвал доктора Дулитла Айболитом. Корней Иванович спустил на отца собак. Требовали, чтобы песенку убрали, но, как ни странно, она в спектакле, поставленном в ТЮЗе, все же звучала.

— Писатели героев своих берут из себя, хотя в этом не любят признаваться. Насколько Вадим Николаевич был похож на своих героев?

— Во многом. Например, Вовка из тридевятого царства — это он и, наверное, немного я, поскольку очень похожа на отца. Это мы: хочу — пирожное, хочу — мороженое. Или — двое из ларца, одинаковы с лица. Его рабочий стол всегда был завален бумагами, но он точно знал, где что лежит. Я помню жуткий скандал, когда мама однажды убралась. Стоял крик, из которого я слышала только одно: «Там лежал спичечный коробок, на нем — идея пьесы!».

Был патологически добр. Прощал долги, хотя сам всегда их отдавал. Не прощал разве что подлости. Не терпел хамского отношения к женщине. Он всегда провожал одиноких дам, которые бывали у нас в гостях. Сажал их в такси и всегда платил. Маму спрашивали: «Ты не ревнуешь?» — на что мама отвечала: «Если ему надо уйти, он и так уйдет». Недавно я пересматривала видео спектакля «Пиросмани». На поклонах отец сначала подходит к женщинам и таким привычным движением целует им руки — это был естественный для него жест.

Писал легко, как бы сейчас сказали, «левой пяткой». Но удивительно: то, что делалось легко, осталось надолго. Как было с «Карнавальной ночью». А то, что писалось кровью, как, например, пьеса «Бригантина», запрещалось. «Бригантину» он написал в хрущевскую «оттепель», а поставили ее, когда «оттепель» заканчивалась. Зато она шла в Эстонии, на эстонском языке. И что интересно, отец во время репетиции (он находился в зале) вдруг остановил прогон и сказал: «Извините, но вы неточно говорите текст». Он ни на каком языке, кроме русского, говорить не умел. «А как вы поняли?!» — спросил его со сцены артист. — «Но я же слышал». — «Действительно, я пропустил фразу».

— Насколько сегодня актуальны произведения Коростылева?

— Его детские пьесы идут до сих пор — «О чем рассказали волшебники», «Айболит-66» — в том или ином варианте. «Вовка в тридевятом царстве» не сходит с экрана. Из взрослых пьес ставится одна — «Пиросмани, Пиросмани, Пиросмани», или ее второе название: «Праздник одиночества». Это был спектакль Някрошюса в Литве, и его еще поставил в Грузии Георгий Лордкипанидзе.

— Он любил свой день рождения?

— О да. Отмечал всегда на даче. Всегда очень много народу: артисты из БДТ приезжали, Пахмутова с Добронравовым приходили, врачи, с которыми он очень дружил, но у которых не лечился. Всегда в товарном количестве — телятина или свинина. И этой компании он всегда первый раз читал свои пьесы…

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру