Среди политического и бытового безобразия, дурацких депутаток, митингов и маршей — есть чем сердцу успокоиться: гениальные картины, книги, музыка. Среди житейского болота есть твёрдая почва. С этой мыслью приходишь в музей русского импрессионизма насладиться блестящими женскими портретами Врубеля, Кончаловского, Кустодиева, Репина, Серова, Фалька...
А тебе с порога (до показа экспозиции) организатор выставки, который почему-то предпочитает анонимность, объясняет, почему они сделали эту выставку: это, мол, как сериалы, которые смотрят, чтобы подглядывать в чужую спальню.
И тут становится понятно: эпоха извращенных представлений о приличиях если уж накрывает, то по максимуму, и не все музеи, к сожалению, — исключения.
Из заявления организатора выставки как бы следует, что про художника важнее знать интимные подробности его жизни, чем его творчество. Получается, что важен не мастер, а его семейный быт? У настоящего ценителя живописи это интереса не вызывает. Он смотрит на картины, а не на записи актов гражданского состояния.
Полезно вспомнить даосскую легенду, рассказывающую случай из интимной жизни китайского императора. Старик, выбиравший для него лошадей, решил удалиться на покой и вместо себя предложил торговца хворостом, сказав: «Он не хуже меня разбирается в лошадях». Через некоторое время император послал за стариком и сказал: «Ты порекомендовал мне какого-то дурака. Он сообщил, что нашел для меня гнедую кобылу, а когда лошадь доставили, оказалось, что это вороной жеребец. Твой протеже даже масть не умеет правильно назвать». Старик воскликнул: «Я даже не мог вообразить, каких высот достиг твой слуга. Внешнее для него не имеет значения. Он смотрит в суть вещей, видит то, что важно, и не видит того, что не важно». Когда привели коня, оказалось, что ему нет равных.
Но для господина Минц важно, в каких отношениях с художниками состояли их модели. Он не без удовольствия перечислил варианты: жена, любовница, подруга, муза... Но разве это как-то влияет на импульс работы, на её композицию, колорит...?
Художник прославился талантом, умом, душой; произведениями, а не похождениями. Даже в жёстком спорте, удары ниже пояса запрещены. А с мертвыми делай что хочешь.
Вас интересует Судейкин-художник? Тогда зачем вам знать про его любовника, про любовников его жены, на которых намекают организаторы выставки, в частности в пресс-релизе. «На выставке представлена примечательная работа художника — «Моя жизнь», где изображены две его жены, его любовник, и возможно, несколько возлюбленных первой супруги».
Если вас интересует интимная жизнь человека, о котором вы знать не знали? Тогда при чем тут русская живопись?
Она, слава богу, отдельно, хотя её и пытаются укутать в разносортные рассказы, извлеченные из дневников, переписок, мемуаров — в аудиогид, каталог, пояснительные примечания, звуковое дополнение картин. Вот становишься напротив портрета Василия Шухаева, запечатлевшего Веру Шухаеву, или у портрета Ольги Кончаловской, начинаешь проникаться мощной живописью, а на тебя сверху (колонка висит над картинами) льют суетные замечания личного характера (воспоминания портретируемых). Это сбивает с толка, обрывает контакт с художниками и их произведениями, а они из частной коллекции — возможно, простому зрителю больше и не удастся их увидеть. Причём такие назойливые звуковые комментарии звучат только у картин из коллекции банкира Петра Авена; возможно, организаторы выставки захотели таким образом сделать ему приятное..
Часто письма художников и их жён потрясающе интересны. Там чрезвычайно много о русской и мировой живописи, о жизни городской и деревенской, о воспитании, о религии, нравах — обо всем на свете. Но что является самым интересным с точки зрения организаторов выставки? Приходите и послушайте.
Можно возразить, что все это взято из открытых источников, из опубликованных писем... Уважаемый литературный критик Петр Виленкин на этот случай заметил: «Письма, за немногими исключениями, реже всего бывают предназначены автором для будущих публикаций, и в этом их отличие не только от всевозможных статей, заметок, но даже и от иных дневников. Письма становятся наследием, но не предназначены заранее быть таковым. В них всегда слишком много «лишнего» по отношению к самому понятию наследия, и прежде всего с точки зрения самого художника. Обилие сугубо личного, интимного, случайного, специфически бытового или просто во всех отношениях малозначительного, словом, любого творчески нейтрального материала в публикуемом собрании писем способно только отдалить от нас творческую личность их автора, вместо того чтобы ее к нам приблизить (или, вернее, чтобы нам к ней приблизиться); способно помешать нам расслышать в них то, что он имеет сказать нам еще и сейчас».
Описать танец Нуреева — очень трудно, а рассказать про его гомосексуализм — ни ума не надо, ни вдохновения, ни приличий соблюдать. Жаль, он ушёл, и его танец теперь увидишь только на видео. Великие художники ушли, а их шедевры доступны в оригинале. В музее русского импрессионизма действительно собраны шедевры. Идите, смотрите на прекрасные работы и никого не слушайте.
