На Первом — день «Брата», день памяти Алексея Балабанова и Сергея Бодрова. «Когда умолкнут все песни, которых я не знаю…» Когда заканчивался «Брат-2» под «Гуд бай, Америка»: «Мальчик, ты не понял. Мы домой летим. Водочки нам налей» — сразу на титрах, без перерыва, «без объявления войны» дали кадры американских беспорядков. А музыка звучит… Дальше, без паузы, пошел сюжет «как там негров вешают», и тут же началась программа «Время». Такого на нашем ТВ еще не было.
Балабанов был самым свободным человеком, ни от кого не зависел. Был одним из немногих (очень немногих!), кто умеет снимать кино до кадра, жеста, взгляда. Кто в те самые 90-е, когда все рушилось, остался на вершине профессии, отстоял свое дело и свою гениальность, свой взгляд на мир.
Он мог быть очень стильным («Про уродов и людей»), как никто другой показать переломное время и падение человека («Морфий»), мог быть жестоким, страшно беспощадным к своему любимому совку («Груз 200»), ироничным, юморным, по-тарантиновски игривым («Жмурки»), а мог быть бесконечно нежным, до кома в горле («Мне не больно»). В своих фильмах он всегда играл со смертью и сам умер в кадре («Я тоже хочу»). А еще он был русским неполиткорректным патриотом и всегда говорил только то, что думал, даже если это было немодно.
В «Брате-2» 20 лет назад он все предсказал. «Твоя страна две войны и Крым просрала. Русских людей в Прибалтике сдала, сербов на Балканах сдала». Даниле Багрову нечего было ответить на эти истерические вопли шофера с Брайтон Бич. «Бендеровец?» — переспрашивает Сухоруков в чикагском аэропорту (именно так, бендеровец через «е», как сейчас у нас говорят)… «Вы мне, гады, еще за Севастополь ответите!»
Когда это слышу, мысленно кричу: «Севастополь наш! Крым уже наш!». И во мне тоже просыпается русский имперский патриот. «Мы, р-р-русские, не обманываем друг друга», как сказал товарищ Куйбышев с того же Брайтона, впарив Даниле древнюю тачку с просроченным мотором за 500 баксов. Вот поэтому у меня, да и у всех нас такое сложное, неоднозначное отношение к присоединению Крыма.
Для либеральной общественности Балабанов как кость в горле. Отдавая должное его несомненному таланту, она не может ему простить вот эту его неполиткорректность, беспредельную честность.
«Долбаные нигеры!» — да, это уже про нынешнюю Америку из того самого 2000-го. (Сразу прошу прощения у тех, кого это шокирует, но из песни слов не выкинешь, к тому же «я сам милиционер», в смысле сам нигер — смотри фото.) Все, что происходит сейчас в Америке, Балабанов показал тогда, и все причины вскрыл, смыслы. Но сейчас им воспользовались. Он вас об этом просил?
Нет человека и нет проблемы, мертвые срама не имут. Его теперь не спросишь…
Пропаганда должна успеть, подсуетиться. Пока шабаш в Америке не закончился, нужно показать все, что скрыто, в лицо сказать врагу, что мы о нем думаем, посмеяться над ним всласть, показать на фоне нашего олимпийского спокойствия, порядка и правильных цифр пандемии, нашей беспримерной победы над вирусом и постепенным, но неудержимым выздоровлением всю гнилую сущность их системы, их режима. «Вот скажи мне, американец, в чем сила? Разве в деньгах? Вот и брат говорит, что в деньгах. У тебя много денег, и чего? Я вот думаю, что сила в правде. У кого правда — тот и сильней. Вот ты обманул кого-то, денег нажил. И чего, ты сильнее стал? Нет, не стал. Потому что правды за тобой нет. А тот, кого обманул, за ним правда, значит, он сильней».
А для этого все средства хороши. Художника обидеть легко. Можно любую цитату взять, прикрыться из Пушкина, Высоцкого, Бродского, повернуть ее и так, и эдак. Но если Эдуарда Лимонова, светлой памяти, власть использовала еще при жизни, Захара Прилепина со страшной силой прямо сейчас, то мертвому Балабанову уже все равно, так они думают?
Только знайте, художник не умер. Он там, на небесах, жестоко смеется над вами, хохочет до изнеможения. И он уже придумал новый фильм, сценарий которого вы сами пишете в режиме онлайн.
