Даже на таком фоне Андрей Максимов устроил себе особую, особенную рубрику — один на один. Его периодически посещает человек-история. Да, оставшиеся, последние из могикан, культурные динозавры, слава богу, еще не вымершие. Люди из Красной книги, 80+. Они помнят, они знают «как это делалось в Одессе», они расскажут. Они сами уникумы, чудом выжившие, сохранившиеся. Связь времен, казалось бы, прерванная навсегда.
На прошлой неделе у Максимова гостил Владимир Васильев, народный артист Советского Союза, 83 лет от роду. Максимов рассказал в конце, что когда Васильев шел в студию по коридору (прямо как Штирлиц!), девушки, женщины, те, кто работал в это время, высыпали из своих кабинетов, взгляд не могли оторвать, и все в один голос: какой красивый!
Ведущий (ему и по штату, и по тому простому основанию, что он мужчина, положено) нашел другое определение: достоинство. Слово найдено! Как достойно, красиво вел себя Владимир Васильев и в танце («Спартак» — чемпион, а балет — не футбол), и уже после него. Что за любовь была у них с великолепной Екатериной Максимовой, для которой он поставил, подарил ей прекрасную «Анюту» на все времена. А когда Екатерины не стало…
Васильев — одно сплошное достоинство чувств, переживаний, памяти. Он не несет свое достоинство, не ведет напоказ. Оно в нем было заложено изначально, по жизни, органически присуще ему. Особенная простота, доверенность мудрого, сверхчувствительного человека.
Достояние республики, это он и есть. Достоинство — однокоренное с ним. «Вы весь из достоинств!» — как говорил Костик Хоботову в «Покровских воротах». Васильеву это лишний раз повторять не нужно. Лучше просто увидеть и порадоваться, что среди нас живет такой человек.
МУЧИТЕЛЬНО БОЛЬНО
Что творит Кирилл Кяро в программе «Почерк эпохи» на «Культуре»! Сам по себе очень хороший артист, здесь он превзошел сам себя, показался совсем с другой стороны. На прошедшей неделе у него были Бунин, Михаил Чехов и Николай Островский.
Вот Кяро заходит в Российский госархив литературы и искусства. Садится за стол. Напротив него красивая женщина-сотрудница. И начинается волшебство на двоих, сеанс белой магии с последующим разоблачением.
Сначала подошел Бунин. По почерку ведь можно определить суть, характер человека. Кирилл надевает таинственные очки, он в специальных перчатках (руками не трогать!), и вот уже забегали буковки, посыпались строчки писем, черновиков и… Бунин ожил!
На следующий день был Михаил Чехов. Второму Чехову не бывать?! Здрасьте пожалуйста. Сын старшего брата, а значит, племянник Антона Павловича, вырос в гениального артиста, великого театрального педагога всея Америки, на котором вырос весь Голливуд, начиная с Мэрилин Монро.
А сам Кяро прямо здесь, в студии, демонстрирует чеховское искусство представления. Жест, звук — здесь всё превращается в роль, настроение. Малейшие оттенки, мимика — и вот ты злишься, радуешься, негодуешь.
И, наконец, последним предстал Николай Островский. Позабытый, заброшенный, вычеркнутый из литературы. А когда-то им восхищались, его «Как закалялась сталь» являла собой предмет культа, в школе мы заучивали отрывки наизусть. «Жизнь дается всего один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» — твердили мы эти слова как мантру, как заклинание, мысленно прикладывая руку к сердцу.
Слепой, обездвиженный писатель диктовал жене свою единственную и неповторимую книгу, а его Павка Корчагин был для поколений комсомольцев примером для подражания.
Так казалось… Где это все? Вдруг в перестройку пришел приказ отступать от занимаемых позиций. А мы… Опустили очи долу, молча кивали, приложив руку к пустой голове, и предали, сдали своих кумиров. Пионеры-герои, о которых мы зачитывались в детстве, почитали за святых, Володя Дубинин, Марат Казей, Валя Котик, где вы? Их портреты висели во всех школах, пионерских лагерях. Неужели их не было вовсе, растворились как дым, исчезли из нашей жизни? Неужели все было зря?
Не верю, не может быть. Просто люди превращаются в стадо, когда каждый раз заново переобуваются, истово исполняя новые заветы тех, кто там, наверху. Пусть телевизор думает за нас, а мы исполним, всегда готовы.
Нельзя предавать идеалы. Нельзя предавать Павку Корчагина. Нельзя предавать Николая Островского. Спасибо, «Почерк эпохи», что напомнила нам эти прописные истины.
ВПАСТЬ В ДЕТСТВО
На этот раз мульты нашего детства показали не в рань несусветную, для галочки, чтобы отчитаться перед вышестоящими органами, а в самый что ни на есть прайм-тайм выходного дня. «Возвращение блудного попугая» и «Ну, погоди!» Я так хохотался!
«А быть всегда чуть-чуть ребенком есть высшая на свете взрослость» — это Евгений Евтушенко. Согласен с предыдущим оратором.
Но какой юмор, какие режиссеры и сценаристы. Котеночкин, Хитрук, Качанов, Птушко, Иванов-Вано, Бардин, Норштейн… Да, а кто писал все это «безобразие»? Хайт, Курляндский, Камов… да сам Эдуард Успенский! А озвучивал кто? Все самые великие, народные-пренародные. Волк — Папанов, Винни-Пух — Леонов, попугай — Хазанов. И Миронов, и Боярский, и Фрейндлих, Ливанов, Раневская — все побывали тут. Потому и вышло качество необыкновенное, и уму, и сердцу. Нашему детству стоит позавидовать. И сегодня смотреть не стыдно.
А сейчас… Не буду тем дедом на завалинке: «Вот в наше время…» Нет, ныть, унывать — не наш метод. Но можно лишь сравнить последние «Ну, погоди!», обновленные, и те, классические. Последнее «Простоквашино» и то, с Табаковым и Львом Дуровым. Да, и куда же без Клары Румяновой!
Ну, вы всё поняли, это сравнивать невозможно. Нынче полная деградация жанра, формата, всей жизни. А вы еще спрашиваете, откуда что берется? И не спрашивайте.
