Открывая первое заседание российского оргкомитета по подготовке к празднованию третьего тысячелетия, президент продемонстрировал всему собранию, как мало он ценит премьера Примакова. Он не хотел с ним здороваться, он не хотел его замечать, он не хотел садиться рядом с ним. Однако пришлось. Протокол требовал от президента сидения на отведенном ему месте, а не где ему хочется. По-видимому, он так и не заметил бы премьера, если б тот не выступил с речью, посвященной подготовке к празднованию важнейшего События века, которое мы ну никак не можем пропустить мимо себя. Речь Примакова президенту не понравилась. Ему показалось, что Примаков плохо и мало советуется с патриархией. Примаков оправдывался как парторг первички на бюро райкома. Торжественное собрание, встревоженное подозрительным поведением президента, призадумалось. Дальнейшая судьба премьера Примакова занимала его гораздо больше, чем третье тысячелетие. До третьего тысячелетия еще полтора года, а Примакова, судя по всему, президент снимет не сегодня, так завтра. И кто будет следующим? Надо же знать, чтоб успеть приготовиться, принять низкий старт. Куда побежим-то? Тем временем президент взялся за свою речь. "Переход в новое тысячелетие — хороший повод, чтобы оглянуться на пройденный путь, это время раздумий о будущем страны и цивилизации", — произнес он слова, в правоте которых не усомнился бы и самый заклятый его враг. Тут же и оглянувшись на пройденный путь, президент отметил, что в уходящем тысячелетии "сформировалось уникальное многонациональное государство Россия". Насчет будущего он высказался менее категорично, попросту связав его со "стремлением к началам добра, справедливости и гуманизма, нравственному и духовному очищению и возрождению". Но чтобы устремиться к этим самым началам, по мнению президента, "надо изжить идеологию политического экстремизма" и сформировать такую оппозицию, чтобы звала "не назад, а вперед". Президент оторвал глаза от листков с текстом и посмотрел на собрание. Пауза затянулась. Неясно было, закончил ли он речь или просто прервался на минуточку передохнуть. "А где Степашин?" — вдруг спросил он, неожиданно вспомнив что-то очень для себя важное. Степашина нашли где-то в районе министра иностранных дел. Президент, увидев такое дело, страшно возмутился тем, что первый вице-премьер не сидит рядом с ним на почетном месте. Вместо того чтоб наслаждаться его обществом, президент вынужден терпеть соседство этого премьера, который даже с патриархией не советуется. Степашину велено было пересесть. Пока он пересаживался, президент представлял его высокому собранию — вот, мол, это у нас первый вице-премьер Сергей Вадимович. Как будто собрание об этом не знало еще неделю назад. Знало, конечно, но теперь к тому, прежнему знанию прибавилась уверенность. Вот кто новый фаворит, вот кто сменит премьера. Вот на кого теперь надо равняться.
