Петровка, 26, стала адресом Николая Каретникова после того, как он переехал сюда с Малой Бронной, где жил с родителями в квартире бабушки — певицы Марии Дейши-Сионицкой, исполнявшей главные роли в Большом театре. В Московской консерватории, где Николай учился в классе профессора композиции Виссариона Шебалина, партбюро предлагало дирекции исключить его из числа студентов за то, что доносчик увидел у товарища ноты с музыкой Стравинского. После революции в 1917 году Стравинский, любимый ученик Римского-Корсакова, застигнутый мировой войной на гастролях во Франции, не пожелал вернуться в родной Петербург, потеряв благосостояние и близких. Его музыку со времен «Русских сезонов» в Париже исполняли во всем мире лучшие оркестры и солисты Европы и Америки, кроме СССР, где он десятки лет находился под запретом.
Профессор Шебалин, дважды лауреат Сталинской премии, кавалер ордена Ленина, отстоял студента. С причисленного к формалистам вместе с Шостаковичем и Прокофьевым композитора, уволенного с поста директора Московской консерватории, к тому времени опалу сняли. Он не подавлял индивидуальность учеников; из его класса вышли всем понятные Тихон Хренников и Александра Пахмутова и не всем ясные Эдисон Денисов, Софья Губайдуллина и Николай Каретников, русские авангардисты второй половины ХХ века.
В год выпуска из консерватории в Москве с успехом прозвучала оратория Николая Каретникова «Юлиус Фучик», названная именем героя-коммуниста, перед казнью написавшего в фашистской тюрьме феноменальный «Репортаж с петлей на шее». Изданная в годы «борьбы за мир», противостояния СССР и США, она заканчивалась обращением: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!»
(На эту актуальную в пятидесятые годы тему — «Юлиус Фучик. Поэт в тюрьме» — студент художественного института в Ленинграде Илья Глазунов написал картину, принесшую ему лавры лауреата международного конкурса в Праге. Картина открыла перед ним двери выставочного зала в Москве, где к начинающему живописцу пришел первый сенсационный успех.)
Спустя три года после исполнения оратории «Юлиус Фучик» Большой театр поставил балет «Геологи» Николая Каретникова. Дебюты на темы, весьма желанные на советской сцене, предвещали молодому композитору известность, почетные звания, премии и награды.
Но все далее пошло у Николая Каретникова не так гладко, как у его сверстников. Услышанная на гастролях в Москве в исполнении канадского пианиста Гленна Гульда музыка модернистов Шенберга и Берга — совсем не та, какую изучали в консерватории, — ошеломила и побудила с тех пор писать авангардную музыку, отказавшись от всего написанного прежде. Тогда же сын московских артистов, атеист, в 27 лет пришел, размышляя о смысле бытия, к вере, православию. Подобно многим московским интеллектуалам, он стал прихожанином златоуста протоиерея Александра Меня, служившего в маленьком храме, похожем на избу, в поселке Новая Деревня под Москвой.
Сюда в церковь привел Николай Каретников друга Александра Галича, преуспевавшего киносценариста и поэта, чьи песни под гитару звучали явным вызовом советской власти. По словам Меня: «Голос Галича казался мне прорывом из глухого молчания».
Когда я однажды услышал Александра Галича в Дубовом зале Дома литераторов, то подумал, что после выступления перед писателями его у порога арестуют. Этого не произошло, но, как известно, отчаянному барду пришлось не по своей воле эмигрировать, и он погиб при невыясненных до конца обстоятельствах в своей квартире в Париже. А светлую голову протоиерея убийца расколол топором у порога его деревенского дома, когда священник шел на утреннюю службу.
Незадолго до гибели Александр Мень вспоминал:
«— Я увидел его сразу, когда он (Галич. — «МК»), такой заметный, высокий, появился на пороге церкви. Он пришел с нашим общим знакомым, композитором Николаем Каретниковым. …И после совершения таинства мы сидели у меня, и он читал нам с Каретниковым свои стихи.
Однажды, когда он прочел нам стихи о том, что надо бояться человека, который «знает, как надо», Каретников спросил его: «А Христос?» Александр Аркадьевич ответил: «Но ведь он не просто человек...»
Читал после крещения Александр Галич «Поэму о Сталине». В пятой главе, после рассказа, как охрана и заключенные в остервенении сносили статую «отца и гения», оказавшегося, по словам начальника лагеря, «не отцом, а сукою», переживший ужас репрессий герой заклинает людей:
Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»
Кто скажет: «Идите, люди, за мной,
Я вас научу, как надо!»
Под влиянием Александра Меня 17 лет Николай Каретников сочинял оперу «Мистерия апостола Павла», не рассчитывая на премьеру в Большом театре или в любом другом музыкальном театре Советского Союза. Опера состояла из десяти драматических сцен: триумфа Нерона и оргии императора, столкновения с ним апостола Павла. Далее следовали пожар Рима, проповедь Павла, расправа римлян над первыми христианами, суд над апостолом, самоубийство Нерона и вознесение Павла. Ничего подобного в театре на Петровке Москва не показывала со дня его основания.
В либретто оперы воспроизводились из Нового Завета слова Послания апостола Павла. Из Ветхого Завета цитировались фрагменты Псалтыри. Название этой книги, состоящей из «боговдохновенных молитв», сочинявшихся 8 столетий, начиная с Моисея, произошло от Псалтыриона, музыкального инструмента, подобия арфы. Под ее аккомпанемент царь Давид, сочинивший восемьдесят псалмов, воздавал хвалу Всевышнему.
Этот царь Израиля и Иудеи, правивший три тысячи лет тому назад, вдохновлял поколения художников и скульпторов. Самую известную статую Давида изваял в белом мраморе Микеланджело для Флоренции, там ее копия выставлена на главной площади города, оригинал — в музее. А на горе Сион, где похоронен царь Давид и состоялась Тайная вечеря Иисуса Христа, пять лет назад установили бронзовую статую Давида. Ее прислал в дар Иерусалиму из Москвы Благотворительный фонд святителя Николая Чудотворца.
Третьим источником вдохновения либретто «Мистерии апостола Павла» стала из Ветхого завета книга пророка Софонии, жившего «во дни Иосиии, сына Амонова, царя Иудейского», правившего без малого две тысячи с половиной лет тому назад.
Пока в СССР существовал Главлит, призванный хранить государственные тайны, его вездесущие уполномоченные, ставившие штампы на всей без исключения печатной продукции, не дали бы никогда разрешения на либретто с цитатами из Библии, хотя никакой тайной она не являлась.
Мировая премьера оперы «Мистерия апостола Павла» в концертном исполнении состоялась год спустя после смерти композитора — в Германии, в кирхе Ганновера, в 1995 году. Оперой дирижировал Валерий Гергиев. Год спустя ее музыка прозвучала в Большом зале Петербургской филармонии. А в 2010 году оперу поставили в Концертном зале Мариинского театра. Обе постановки принадлежали Гергиеву.
Либретто оперы, посвященной Александру Меню, сочинил Каретников с известным режиссером и сценаристом Семеном Лунгиным, мужем Лилианы Лунгиной. О ней по телевидению показали 15 серий документального фильма «Подстрочник». Известная переводчица с пяти языков не дожила до премьеры. Картину разрешили показать спустя одиннадцать лет после ее смерти.
В детстве с родителями Лилиана Маркович жила в Европе и в совершенстве овладела немецким и французским языками. Ими занималась в Московском университете и рассчитывала, что будет работать по специальности. Но в годы борьбы с «космополитизмом» бывший сокурсник, главный редактор издательства, признался подруге, что ему велели евреям переводов с французского не давать, и посоветовал заняться скандинавской литературой. Лилиана изучила шведский язык и перевела книгу для детей «Малыш и Карлсон, который живет на крыше». Эта работа принесла ей и Астрид Линдгрен неувядаемую известность в СССР и России.
Сын Семена и Лилианы Павел Лунгин получил фундаментальное образование на отделении структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ. Но пошел по стопам отца. Картина «Такси-блюз», снятая во Франции, принесла ему в 1990 году «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля за лучшую режиссуру, открыла двери киностудий Европы.
Вторую подобную премию в Каннах получил Павел Лунгин за лучший подбор актеров. В их числе оказался в роли алкоголика-саксофониста Петр Мамонов, недоучившийся студент-редактор Московского полиграфического института, известный как поэт, рок-музыкант и артист драмы с крутой биографией. Ни в музыкальном, ни в театральном училище не занимался. Работал печатником типографии «Красный пролетарий», корректором, сотрудником журнала «Пионер», кочегаром, грузчиком, лифтером, банщиком, массажистом. Публиковал переводы с английского и норвежского языка (мать Петра — переводчица со скандинавских языков).
В своем лице, ныне похожий на святого старца, Петр Мамонов совместил «феноменальный артистизм», пристрастие к алкоголю . После многолетнего шумного братства рок-групп, успешных гастролей в Европе и Америке, у него возникла тяга к уединению и вера в Бога. Прадед Мамонова — протоиерей храма Василия Блаженного.
Мамонов родился в Москве, в Большом Каретном переулке. В том самом, о котором Владимир Высоцкий пел: «Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном…» Телевидение артиста проигнорировало, Лунгин его открыл для миллионов.
С тех пор фильмы Павла Лунгина с поразительной регулярностью выходят в прокат. «Остров» с Петром Мамоновым в главной роли убийцы, всю жизнь замаливающего смертный грех молодости, получил множество престижных наград.
В современных публикациях о Лунгине называют многие его фильмы и сценарии, но забывают о либретто оперы «Тиль Уленшпигель».
Музыку «Тиля Уленшпигеля», оперы, наполненной «религиозной мистикой и политическими аллегориями», Николай Каретников писал вместе с другом 20 лет. И у нее нелегкая судьба. Режиссер Анатолий Эфрос поставил оперу для телевидения, но дальше студии звукозаписи она не пошла. На сцене впервые опера прозвучала за год до смерти композитора — в оперном театре города Билефельда, крупнейшего научно-медицинского центра Германии.
Одним из немногих в СССР, где религия была не только отделена от государства, но и оказалась вне закона в искусстве, Каретников сочинял церковную музыку. Позитивно ни в литературе, ни в кино, ни в музыке представлять религию не разрешалось. Каретников сочинил восемь духовных песнопений для мужского хора памяти Бориса Пастернака и шесть духовных песен, закончив этот цикл за год до ранней смерти в 1994-м.
Критика или замалчивала, или осуждала симфоническую музыку композитора в разных жанрах, редко исполнявшуюся публично. Премьера балета «Крошка Цахес по прозвищу Циннобер» состоялась в Ганновере, Германия, в 1971 году, но на премьеру автора не выпустили.
Но жизнь композитора была не столь трагична, как у Меня и Галича. Он кроме опер, симфоний, инструментальной музыки сочинил музыку для 70 кинофильмов, телефильмов, мультфильмов и спектаклей в московских театрах, включая Малый театр, Театр на Таганке. Юрий Любимов поставил в сопровождении музыки Каретникова «Десять дней, которые потрясли мир». Его имя — на афишах сорока спектаклей.
Много лет композитор писал музыку по заказу кинорежиссеров Алова и Наумова. Их двухсерийный «Бег» по Михаилу Булгакову с участием великих актеров — классика советского кинематографа. Они создали совместно с Каретниковым шесть кинофильмов. Владимир Наумов после смерти Алова поставил с его музыкой фильм «Закон».
Каретников кроме музыки написал воспоминания: «Темы с вариациями». Эта книга переведена во Франции и Японии. Вторую книгу — «Готовность Бытия» — завершил перед кончиной.
Запоздалое признание соотечественников пришло к композитору в конце жизни, ему посвятили документальный фильм, о нем пишут музыковеды, диссертанты и дипломники консерваторий. Книга «Николай Каретников. Выбор судьбы: исследование» вторым изданием вышла в Москве в 2011 году.
Другой авангардист, житель Петровки и Крапивенского переулка, — Владимир Кринский, архитектор, преподаватель и теоретик рационализма в зодчестве. В годы, когда Москва застраивалась серыми стенами, он придавал большое значение цвету, создавал экспериментальные проекты: «Цвет и графическое пространство», «Цвет и форма», «Цвет и пространственная композиция», не утратившие своего значения. Кринский проектировал небоскреб на Лубянке, Дворец Советов и Дворец труда — все они остались на бумаге.
В Москве Кринский оказался в 1919 году. Родился он в Рязани, учился в Императорской академии художеств. До Октябрьской революции прожил 27 лет, но ничего не построил. Когда Москва вновь стала столицей, оказался под крылом Ивана Жолтовского, в Первой государственной архитектурной мастерской, приступившей к преобразованию «купеческой Москвы» в «столицу мирового пролетариата». В одной мастерской оказались проявившие себя воплощенными проектами Щусев, Мельников и не успевшие ничем заявить Рухлядев и Кринский, ставшие друзьями и соавторами.
Им выпала большая удача, когда в 1937 году между Волгой с Москвой-рекой протянулся на 128 километров рукотворный канал, и Москву стали называть «портом пяти морей». Для причала пассажирских судов, следовавших с Балтики, Каспия и Черного моря, они построили достойный столицы речной вокзал. О нем далее — в очередном «хождении».
