К концу сезона наконец состоялся дирижерский дебют главного дирижера Большого театра Александра Ведерникова — он выступил в качестве музыкального руководителя новой постановки “Хованщины” в соавторстве с петербуржцами: режиссером Юрием Александровым и художником Вячеславом Окуневым.
Новая постановка, однако, никакого прорыва не совершила. Маэстро Ведерников, избравший редакцию Римского-Корсакова, показал в лучшем случае ученическое владение партитурой. Блекло звучащий оркестр не передал ни красочности оркестровки, ни роскоши гармоний, которыми Римский-Корсаков щедро поделился со своим коллегой — авангардистом Мусоргским. Отсутствие драйва и неумелый жест — в результате певцы и хор расходились с оркестром, гениальная музыка растворилась в скучном звучании.
Основной режиссерский прием Александрова — крупные планы главных героев, персонификация персонажей в хоровых сценах и безудержные танцы солистов и хора, почерпнутые из эстетики ансамбля песни и пляски. Князь Андрей раздвигает ноги визжащей Эмме, Голицын уезжает в ссылку на телеге в компании грудастых мамзелек. Изумительная музыка, которая звучит в этой сцене, безнадежно опошлена.
Тем не менее колоритным получился главный герой князь Хованский у Александра Науменко , который прекрасно справился и с вокальной линией. Исполнивший эту роль в другом составе Владимир Гильманов не продемонстрировал певческого профессионализма, сведя свою партию к артистичным выкрикам. Очень хорошее впечатление произвел Юрий Нечаев в роли Шакловитого. Успешны приглашенные в Большой театр “неместные” тенора Михаил Губский (Голицын) и Михаил Урусов (Андрей Хованский). Тарас Штонда оказался лучшим Досифеем, чем звезда ГАБТа Владимир Маторин . Маторин обнаружил такие серьезные проблемы с дикцией, которые даже для Большого театра, в последние годы забившего на данный предмет, чересчур. Безликими оказались обе Марфы ( Светлана Шилова и Нина Терентьева ).
Очень эффектные декорации и костюмы выполнены в черно-белой гамме. Шел бы спектакль часа полтора, было бы красиво. А вот за четыре часа единообразный серый свет гасит восприятие.
Сверхидею режиссер Александров сформулировал так: русский человек непредсказуем, разброд и смута вечны в России. А потому нет для русского человека врага опаснее, чем сам русский. Однако на деле смысл вышел другой. Когда в финале сцены казни стрельцов появляются придурочные потешные войска во главе с таким же придурочным юным Петром, когда изумленным обдрипанным русским мужикам являются идиотические иноземцы в белых париках и камзолах, становится ясно: истинный враг Руси Великой — Европа, цивилизация, грядущие реформы Петра, будь он неладен. А жили бы по старине, может, и пронесло бы.
