уходил и вновь маячил в отдаленьи...
“Владимир Ильич Ленин”
И прав В.Роговин, когда он пишет в книге “1937”, что Сталин “проявлял в своих действиях не параноидальные беспокойство и тревогу, а, напротив, удивительное, сверхчеловеческое самообладание и точнейший расчет”.
“Операцию ежовщины, — писал известный меньшевик Б.И.Николаевский, — Сталин провел очень точно (со своей точки зрения), так как все подготовил и захватил противников врасплох, они его не понимали. Даже многие из сторонников не понимали”.
Ключ к анализу — решение Сталина о том, что социализм в СССР уже построен .
1. Логика ленинизма
Сталин был ленинцем, он формировался идейно под влиянием ленинской ревизии учения Карла Маркса.
Маркс считал, что социалистическая революция произойдет на базе высокого уровня общественного характера производительных сил, когда они “рвут оковы частной собственности”.
Ленинцы же решили, что социалистическая революция в России произойдет не на основе этих объективных марксистских предпосылок, а как возможное следствие крестьянской, антифеодальной, буржуазно-демократической революции.
Появление империализма, вызванный им комплекс глубоких противоречий, а также вмешательство государства в экономику и гигантское ее регулирование во время войны Ленин принял за доказательство полной готовности человеческой цивилизации к социализму.
Маркс считал: социалистические преобразования начнутся там, где есть для этого наиболее благоприятные объективные условия — в наиболее экономически развитых странах.
Ленинцы же выдвинули идею, что социалистические преобразования начнутся в самом слабом звене мирового капитализма.
Когда в первые же месяцы после Октябрьской революции возникла дилемма: сохранение Советской России или более реальная мировая революция при отказе большевиков от власти в России, Ленин в упорной борьбе с левыми коммунистами отстоял идею: власть в России для большевиков — главная, исходная ценность. От “левых” очистились.
Ни в подполье, ни в эмиграцию ленинцы уходить не хотели и дали бой всем своим противникам в ходе Гражданской войны. Появился очередной “столп” ленинизма: мировая социалистическая революция начинается конкретно в России.
Но хотя Гражданскую войну выиграли, стало ясно, что никакой мировой революции в ближайшие годы не ожидается. А с властью в России расставаться не хотелось. И опять корректировали теорию социализма: можно и нужно начать не только революцию, но и само социалистическое строительство в России.
Правда, сам Ленин чаще использовал термины “продержаться”, “передышка”. Его опасения были далеко не беспочвенны: всего за несколько первых лет после революции советская власть, по его же словам, утонула “в паршивом болоте бюрократизма”.
А тут — десятки лет! Что заставит стоящую у власти бюрократию строить именно социализм по Марксу, а не удобное для нее общество? Ленинский ум метался, его мозг раскалывался, не находя выхода. Скорее всего именно этот “развал” в мыслях привел к смерти в общем-то совершенно не старого человека.
Сталин уже редко говорит “продержаться”. Сталин однозначно требует “строить социализм в одной стране”. Те, кто с этим соглашался, но на первое место продолжал ставить мировую революцию (так как не могли представить социализм без развитых стран Европы), — стали жертвой чисток: Троцкий и его сторонники.
Но Сталин вначале отдавал “дань” мировой революции. Поэтому генеральный курс Сталина: надо не просто строить социализм — надо это делать форсированно, с ускорением. Форсировали коллективизацию, форсировали индустриализацию. Та часть бюрократии, которая этого форсирования или боялась, или не одобряла из-за масштаба жертв и личной к этому курсу неготовности, — была “вычищена” (Бухарин и другие).
2. Материализация призрака в виде государственного социализма
Но мировой кризис 1929 года, несмотря на свою мощь, не взорвал капитализм.
Сталин был логически мыслящим лидером: если всемирная катастрофа не завтра, то форсирование и несвоевременно, и даже опасно. Следовательно, нужен новый курс .
Как истинный ленинец, Сталин даже отдаленно не приближался к роковым вопросам: а не ошибочная была ли линия на то, чтобы, оседлав лошадь крестьянской антифеодальной революции, въехать на ней в социализм? А не ошибочен ли был вывод о начале социалистической революции в слабом звене? Не преждевременен ли вообще главный вывод Ленина о готовности человеческой цивилизации в начале ХХ века к формированию подлинно социалистического строя?
Как и все истинные ленинцы, Сталин даже косвенно не мог допустить и самых отдаленных размышлений на тему о том, не стоит ли марксистам, не имеющим достаточных объективных основ для курса на социализм, или “сдать” власть, или осуществить своими руками по возможности бескровный возврат к капитализму?
Сталин принимает историческое решение: объявить, что социализм в СССР в основном построен.
Думаю, что мотивов для такого решения у Сталина было достаточно.
Ситуация в мире. Капитализм не просто “вышел” из мирового кризиса. Было выдвинуто два варианта будущего развития: национальный социализм Гитлера в Германии и “новый курс” Рузвельта в США на “постиндустриальное общество”.
Сталин понимал, как опасны эти альтернативные социализму модели. Тем более в свете продолжающегося уже чуть ли не два десятилетия его социалистического строительства, которое неизвестно когда закончится.
Идейно-теоретические соображения. Сталин был достаточно образованным марксистом. Он понимал, что после коллективизации и индустриализации ничего принципиально нового стране не предложить. Ведь уже есть государственная собственность, нет эксплуататорских классов, есть централизованное планирование, нет рыночной экономики, есть монополия, идеология и многое другое, что веками вкладывалось в понятие “социализм” — и утопический, и научный.
Можно, следовательно, назвать эту структуру социалистическим обществом.
Конечно, надо в очередной раз скорректировать марксизм: вместо положения об отмирании государства в условиях общей собственности обосновать положение о том, что государство сохранится и при социализме (со всем аппаратом диктатуры).
Надо будет обосновать и сохранение партии при социализме.
Вырисовывалась сталинская концепция социализма — социализма государственного, социализма с партийным руководством, административно-командного, социализма с аппаратом, социализма бюрократического. Основы такого социализма в СССР были — в этом Сталин был прав.
Этот государственный социализм Сталин называл ленинизмом, а Троцкий — предательством ленинизма. Оба были и правы, и не правы.
Действительно, с одной стороны, государственный социализм Сталина был наиболее логичным завершением всей ленинской, большевистской ревизии марксизма. Сталин имел все основания сказать слова, которые открывают его Дом-музей в Гори: “Я всего лишь ученик Ленина”.
Но — с другой стороны — сталинский социализм был той последней каплей, говоря словами Гегеля, тем последним количественным приращением, после которого появляется новое качество. Государственный социализм Сталина — законное дитя ленинизма, но он — именно дитя, уже отличный от матери новый организм. Иначе не объяснить террор против тех ленинцев, которые считали мировой социализм приоритетом (их можно назвать “интернационалистами”).
Закрепить этот свой социализм Сталин решил в новой Конституции, тоже по праву называемой сталинской.
Решил дать ему и свою Библию — книгу, которая стала бы идейным обоснованием этого социализма: лучше всего — в виде “Истории ВКП(б)”. Бывший семинарист сознавал роль катехизиса и хотел дать нечто его заменяющее (как впоследствии сделал и Мао, издав “Красную Книжку”).
У Сталина вывод об утверждении социализма включал две главные программы: программу улучшения жизни страны, или, говоря проще, программу “покупки” граждан для нового строя, и программу террора — для тех, кто или не хочет “продаваться”, или вообще непригоден для социализма.
3. “С каждым днем все радостнее жить”
Сталин понимал, что и народ, и аппарат в своей основной массе теориями социализма интересуется мало. Они должны на собственном опыте, ежедневно и ежечасно почувствовать новую жизнь, увидеть ее преимущества. Словом, нужен “пряник”.
И он наметил и реализовал комплекс мер по улучшению или как минимум облегчению жизни человека в СССР. Суть мер — в словах известной песни: “С каждым днем все радостнее жить”.
Прежде всего в ходе индустриализации в стране исчезла безработица. Особенно это было важно для мужчин — глав семейств и для вступающей в жизнь молодежи.
В 1934 году ЦК ВКП(б) принял решение об отмене с 1935 года карточек на хлеб. Еще важнее был сам курс: не нормирование потребления, а торговля.
Так как для мер по повышению благосостояния нужны были деньги, принимается важное решение о снижении темпов индустриализации.
Ряд мер был принят и в отношении села. План хлебозаготовок сокращен. С 15 января 1933 года разрешена свободная торговля хлебом после выполнения заданий. Документы второго съезда колхозников-ударников (февраль 35-го) давали определенные гарантии на ведение личного подсобного хозяйства. И уже в 1937 году в общем объеме производства приусадебные хозяйства дали по картофелю и овощам 52%, по молоку — 72%, по мясу — 70%. Формировался новый, социалистический колхоз, в котором надо было работать прежде всего за право иметь приусадебный надел.
В 1935 году принято постановление о снятии судимостей с колхозников, получивших срок менее 5 лет. Дело касалось десятков, сотен тысяч жителей села.
Были ликвидированы политотделы в МТС — специально созданные для контроля за колхозами соглядатаи и каратели.
Сотни тысяч крестьян, срок высылки которых истекал в 1935—37 годах, были восстановлены в правах. Возможности вернуться в свои края они, как правило, не получали. Но даже формальное возвращение гражданских прав имело гигантское значение — особенно для детей высланных.
Были отменены 29 декабря 1935 года все ограничения по приему в высшие учебные заведения, связанные с социальным происхождением. Сталин сделал знаменитое заявление: “Сын за отца не отвечает”. Он хотел показать народу, что лично является автором послаблений.
Были сделаны шаги навстречу интеллигенции, и особенно специалистам промышленности. Принято решение об улучшении их материального содержания. В заводских поселках появились дома инженеров.
Важной частью мер по улучшению жизни граждан страны стали положения новой, сталинской Конституции.
В нее были включены очень реальные, очень понятные меры демократизации. Так, вместо косвенных выборов были введены прямые выборы. Голосование стало равным: голоса рабочих, колхозников, всех граждан “стоят” одинаково. Все союзные республики избирали по одинаковому числу депутатов в Совет Национальностей, и появилось равенство друг с другом народов СССР (правда, только народов союзных республик). “Мобилизовав” самые “либеральные” умы среди ленинцев — Бухарина и Радека, — Сталин получил в тексте Конституции еще много такого, что звучало очень заманчиво и сулило очень радужные перспективы.
Не исключено, что отношение Сталина к проблеме Конституции определилось и опытом Гитлера, который — вопреки ожиданиям — не отменил весьма демократическую Веймарскую Конституцию, а сумел разработать механизм, позволяющий ему побеждать при любых тайных голосованиях.
К мерам “облегчения” следует отнести и проведенную Берией после ареста Ежова “реабилитацию”. Хотя она коснулась не более чем 2% осужденных или арестованных, Сталин полностью снял с себя подозрения в личном участии в беззакониях, так как внедрялась мысль: вот невиновных освободили — значит, те, кого не освободили, в чем-то виновны.
В скромном Постановлении о развитии советской архитектуры было решено взять курс на строительство жилых домов с отдельными квартирами для семей. До этого говорили о чем-то похожем на фаланстер Фурье. В Магнитогорске в первых жилых домах квартиры были без кухонь (предполагалось питаться в общественных столовых, с общими ванными и уборными). Теперь семья признавалась ячейкой сталинского социализма с правом на квартиру. В корзину выбрасывались все самые базисные положения всех классиков социализма, начиная с утопистов: если сохранится семья, если жить семьями, если человек будет знать своих детей, то частной собственности не избежать. Признав семью, под свой государственный социализм сам Сталин заложил на будущее первую смертельную для него мину гигантской силы.
В книге О.В.Хлевнюка “Политбюро” приводится еще много решений: от приказа наркома обороны, разрешавшего создание казачьих кавалерийских частей, до разрешений на джаз Утесова, чулки из искусственного шелка, духи и помаду, фокстрот, рестораны, новогодние елки для детей.
Но главным для Сталина была забота об аппарате.
Именно в эти годы было принято два исторических для судеб бюрократии решения: об отмене партмаксимума и о новом подходе к приему в партию.
Раньше члены партии были обязаны сдавать ту часть своей зарплаты, которая превышала определенный норматив (якобы “среднюю зарплату рабочего”). Изъятая часть зарплаты, конечно же, возвращалась в виде квартир, дач, пайков, лечебниц, санаториев и т.д. Но теперь все это “сверхзарплатное” сохранялось, плюс начали выплачивать жалованье в полном объеме.
Зарплата аппарата далее систематически повышалась — с явным пренебрежением ленинских советов “равняться на среднюю зарплату рабочего”. Особенно — для аппаратчиков “главных звеньев” государства. Так, зарплата сотрудников секретного отдела ЦК ВКП(б) была на 30—40% выше соответствующей зарплаты в других отделах. Еще выше была зарплата работников органов.
Для бюрократии очень важны были решения о новом подходе к приему в партию. До тридцатых годов старались пополнять партию за счет рабочих. Затем на ряд лет прием в партию был прекращен. А когда он возобновился, в партию разрешили принимать “авангард”, “лучших людей”. Это означало, что главное ограничение на вступление в партию для бюрократии было снято. Были открыты шлюзы для изменения состава партии.
Бюрократия могла видеть, что при социализме она будет ведущим классом, что ее привилегии с приходом социализма не сокращаются, а растут. Все это логично: без бюрократии государственный социализм невозможен.
Но, утверждая права своей бюрократии, Сталин пренебрег теоретически правильными, логичными опасениями Ленина относительно неспособности никому не подчиненной бюрократии руководствоваться чем-либо, кроме своих интересов. Это в конечном счете, предвидел Ленин, приведет к тупику, к застою. Сделав бюрократию главным классом своего государственного социализма, Сталин сам заложил на будущее под этот государственный социализм вторую смертельную для него мину.
Применительно к бюрократии принцип классического социализма — “по труду” — Сталин истолковал как свое личное право определять доход бюрократии. Если Ленин, понимая невозможность найти применительно к бюрократу меру “по труду”, истолковал эту меру как “ориентированную на среднюю зарплату рабочего”, то Сталин размер оплаты сделал произвольным, инструментом своего влияния. Он получил полное подчинение своего аппарата. Но отказ от социалистических принципов равенства доходов, даже от оплаты “по труду” и “по средней зарплате рабочего”, означал, что сам Сталин под свой государственный социализм заложил третью смертельную мину.
В будущем все эти три мины должны были взорвать государственный социализм.
Итак, от сверхиндустриализации — к снижению темпов. От жизни за счет трудодней — к приусадебному участку. От карточного распределения — к торговле. От бюрократии, связанной с партмаксимумом, — к бюрократии обеспеченной. От неравенства — к конституционному равенству граждан.
Обобщая все это, Сталин имел основания сказать: “Жить стало лучше. Жить стало веселее”.
Без всех этих мер трудно понять позицию миллионов людей в тридцатые годы.
Но Сталин не был бы истинным ленинцем, если бы для утверждения государственного социализма на первое место не выдвинул бы террор. Об этом — в следующей статье.
